Прошлым днём ты очень скучал, я чувствовала… Мне снилось наяву, что вы с Нордом бродили по светлому лесу. Бабье лето. Белое сияющее небо, листья под ногами, резиновые сапоги с отворотами… (болотные сапоги?..) Ладан осеннего леса. Невысокие тонкие берёзки, кустарники, зарастающая просека или предлесье. Или высохшее болото…
Нордик. Я и его теперь вижу. И не просто вижу, а могу смотреть на тебя его глазами… Позавчера на мгновение так получилось, сама не поняла, как оказалась у него в голове. Но краем глаза я видела “свою” шерсть на морде и нос, и было немного непривычно из-за маленького черепа… Давным-давно, ещё в юности, мне приснился удивительный сон: я была собакой. Крупной, похожей на овчарку. Ночью, под звёздами, я мчалась сквозь густую зелёную траву, перепрыгивая через углубления в земле. Запахи, восторг, а главное — свобода… Потрясающее было ощущение. Я даже чувствовала свои мокрые от росы или недавнего дождя лапы…
Что интересно, моё присутствие никак не нарушало сознание Нордика, он словно не замечал меня в себе. Зато я отлично чувствовала его: он ни о чём не думал в тот момент, был весь открыт восприятию тебя и окружающих вас вещей, впитывал мир жадно и любяще.
За всю жизнь у меня было несколько таких незабываемых снов: про собаку, про чудовище в клетке (в романе есть об этом), про реку и в ней — древний каменный храм со стеклянной перегородкой (как-нибудь расскажу у костра, напомни, ладно?), про Бреславль (нынешний Вроцлав) — эта история для зимнего метельного вечера. Два (о чудовище и о реке) сбылись. Теперь вот собака… И начинает воплощаться сон о Бреславле.
Возможно, я смогу укрепить контакт с Нордом, не знаю пока. Всё это для меня внове, надо многому научиться. Поскольку двигаюсь с завязанным глазами, это займёт какое-то время (то стихотворение из сонетов тоже часто вспоминаю). Ни с моим Нордюхой, ни с Фуничем и ни с одним другим животным я ничего подобного не испытывала. Это как-то связано с тобой, Юрик, на тебе всё завязано. Свет клином сошёлся в прямом смысле.
Радостное послевкусие от твоего романа не ослабевает. Как же мне нравится, когда ты приговариваешь “ох”: “Ох — больно”... Помнишь, в телефонном разговоре ты ответил на мой вопрос о своём самочувствии сначала: “Прекрасно!”, а потом о физическом добавил: “Ох, как хорошо себя чувствую”. В смысле: с бодуна.)
Тебе не страшно жить, а мне страшно, но с тобой я перестану бояться. С тобой…
А пока — на ощупь… Даже не знаю, сбывается ли что-то из того, что предсказываю или вижу. Могу только догадываться по твоей реакции: если да, тогда ты исчезаешь, чтобы прийти в себя и собраться с мыслями. А может, ты просто чем-то очень занят…
Родной, я тоже искала рациональное объяснение своим пробудившимся способностям. Но его нет, понимаешь? Просто нет, кроме одного: Господь.
С детства у меня крайне острое восприятие мира, как у всякого поэта и/или музыканта, поскольку я и то, и другое. Сны, которые оказывались вещими, предчувствия, видения, от которых я отмахивалась, считая себя “ненормальной”... Чувство другого человека, умение его “читать”. Иногда я даже заболевала теми же хворями, что и те, кого я любила (или мне только казалось, что любила, потому что отчаянно хотелось хоть какой-нибудь любви). Когда начинались отношения, я всегда знала, чем они закончатся. Жаль, что моя вера тогда была такой малахольной…
В детстве я трижды бахнулась головой: об асфальт, о поребрик тротуара и о массивную деревянную спинку кровати. Все три раза с просечением кожи на голове, но без швов и сотрясения мозга. Потом в 45, когда нормальная баба Ягодка наслаждается второй молодостью, я заработала Небесный подзатыльник средней тяжести с правой стороны. Насколько знаю, после инсульта мозг перестраивается, образуя новые нейронные связи в обход повреждённого участка. Но с преподобным Серафимом я разговаривала и в самом начале нового века, видя его так же, как вижу сейчас тебя. Повстречала Пресвятую Богородицу на Канавке в Дивеево (тоже есть в романе). Т.е. всё это было ещё до болезни моей. Впрочем, Божий подзатыльник, скорей всего, сработал как усилок для моих прежних способностей.
И вот ты, радость моя… Юрик Господень.
Пишу эти строки день назад, в будущее. Ты пока ещё не привык и чувствуешь себя немного стеснённо. Иногда недоверчиво осматриваешься и вслух спрашиваешь: Люба, ты здесь?..
Душа моя неотлучно рядом с тобой, Юрик. Но показывают ей только то, что потребно нам с тобой, и я обо всём тебе рассказываю. Ну, может, некоторые вещи не говорю из-за того, что мне печать на уста положили — от одних ты окончательно засмущаешься, а для других ещё не пришло время. В общем, нам будет о чём поговорить у костра, но только при условии наличия печёной картошки с солью. С крупной солью и сливочным маслом.))
Не обижаешься на “медведя”?.. Но ты же не обычный медведь, а мой: добрый, глубокий, много раз чудом избежавший смерти, ранимый, отважный, благородный, честный, очень доверчивый, милосердный, ласковый, беззаветно влюблённый в поэзию и Небо и такой милый, когда неуклюже, по-мужски, пытаешься скрывать свои чувства… Медведь, который со мной до сих пор не разговаривает… Всемирный поэт и речной мальчик.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
