Итак, продолжаю вчерашнее. Рассеянный склероз — заболевание принципиально неизлечимое (в отличие от того же рака, где — как повезёт), так что он не может «пройти», и если его нет сейчас, значит, не было никогда. И это — одно из самых дорогостоящих заболеваний. Ослаблять иммунитет нельзя ни в коем случае, поскольку одолеют дикие болезни, но и укреплять нельзя тоже: он убьёт собственный организм. Нейроиммунологические препараты современного поколения обходятся, например, 1000$ в месяц. Или — участие в фармакологических экспериментах, где, если повезёт, будешь получать дорогущую не-пустышку. Правда, кое-что выдают бесплатно, но это — не самые современные препараты, позволяющие прожить с рассеянным склерозом и умереть не от него, а от старости…
Самое же главное, почему «они» отыграли назад и потихоньку начали уже «отменять» мне этот диагноз даже до шума по поводу липовых МРТ, — помимо того, что их этот диагноз у меня очень устраивал по ряду причин, оказалось, что с этим заболеванием категорически нельзя беременеть и что-либо делать дальше, как аборты, так и рожать: ребёнку ничего не будет, но мать может инвалидизироваться и даже умереть сразу. Это в их планы не входило, но они ещё не поняли, что сделано что-то до них, и беременеть после той «операции аппендицита» (ещё до моих 19 лет), я уже не могу в любом случае. Это всё в основном описано в «документальных» частях «Вспышки». С другой стороны, сейчас-то их моя беременность может уже больше ни не интересовать… Но это — до кучи.
В общем, как я рассказывала во «Вспышке», в 2006 году, когда я уже приходила вовсю в приёмную ФСБ РФ в Москве, моим родителям, тогда ещё живым, позвонила та знаменитая доцентша и передала, что через год после отмены английского фармакологического эксперимента мне совершенно необходимо приехать в Петербург, ещё раз обследоваться. Я, как и рассказывала во «Вспышке», помчалась в приёмную: «Мне туда ехать или нет? Если ВАМ это надо — скажите, я поеду. Если вам не надо — то сама по себе я не хочу». «Полковник» ответил тогда дословно: «Нет, никуда не ездите. Вы знаете, что с вами всё в порядке. Сейчас — никаких врачей, никаких обследований. А ТО ВАМ ЕЩЁ ЧТО-НИБУДЬ ПОСТАВЯТ, проверить не сможете, будете нервничать», — и, себе под нос, что-то, вроде: «А нам с вами потом опять возись»…
Теперь — более актуальное. Уж не знаю насчёт вора-карманника, но мне уже и приходило в голову что-то совсем другое (впрочем, одно другому может и не мешать: вор-карманник (в прошлом) может заинтересовать и совсем другие «подразделения общества»). В общем, как-то недавно я сидела в зале в Москве, и от меня очевидно прикрыли чей-то выход из зала по лестнице (м.б. всей толпы «братьев Запашных»). Сделано это было смутно знакомым способом: не зря же я в своё время сидела «кое-где» и ждала, изредка — даже часами, наблюдая их «концерты». Подобные «прикрытия» я видала. Тогда ещё, не очень думая о «братьях», я прикидывала: «Может, вот он, на самом деле, откуда…» С другой стороны, такие приёмчики и умения давно уже вышли и «в народ», так что их применение, даже столь знакомое, может ещё ни о чём и не говорить… Ещё располагало меня то, что тот, «основной», которого я и считала «Персонажем», очевидно (психологически) не наглел так, как это мне было привычно со стороны всей большой ЦРУ-шной структуры (включая петербургский «Музей Музеев»), а если и наглел, то, как бы, стесняясь.
Тем не менее, совершенно труднотрактуемая концовка того душераздирающего стихотворения Клавдии Матухиной «Сказка про мальчика и тигра», http://www.stihi.ru/2015/04/14/7473 , становится уже понятнее:
<…>
Но только не видят его глаза,
Такая, товарищ, потеря.
Вдруг тигр увеличился до небес,
Разряды пошли по шерсти,
Чтоб всё железо палящее съесть,
Потрогай - он твёрже жести!
А если не видеть глазами, то у меня при подобном «развитии событий» таких «тигров твёрже жести» может насчитаться хрен знает сколько, — и не догадаешься ни о чём… То-то мне в последнее время с РАЗНЫХ сторон всё намекали (правда, не очень навязчиво) про «маску для сна», как в самолётах… Зафиксируют, и не сможешь снять в нужный момент, и ничего не увидишь… В общем, позарез этой поганой кодле надо мне что-то-то устроить, чтобы я этого не видела и об этом не догадалась…
Между делом. Я давно уже предположила, что мы (вся погибшая семья и я, — как и очень многие другие, ни в чём не повинные, а просто выбранные «по разнарядке», что бы про них там ни понаврали, как сивый мерин и как «Ежовский»), — мы для них — что-то вроде слива неприятностей и бед, чтобы они не приключились с ними самими и их погаными детьми. (А как и во всё, что им врут, они верят и в это, поскольку при когда врут, им кидают и более или менее жирную кость.) Поэтому с нами «должно наслучаться» как можно больше худшего и мерзкого, чтобы «отвести беду» от этих поганых тварей с их помётом. Нет уж, я желаю им и их детям и их потомству (и их родителям) — все эти беды, которые были устроены нам — СТОКРАТНО. Всё это горе и мерзость — да падёт на них самих и настигнет, и потопит самих во всей этой гнили! Никаких христианств, никаких прощений! — они виновны и прокляты. И это их грядущее празднование 70-летия победы над фашистской Германией не имеет к ним отношения никакого вообще, — они — прямые наследники профинансированных американцами немецких фашистов со всеми их печами и прочей запредельной дрянью. Они — ТО ЖЕ САМОЕ. А в отношении этой страны реванш по сути взят. Если что ещё и осталось — то совсем немного. Остальное — балаган.
Они только и знают, как хрен высовывать из-под витрины за стеклом сбербанка, как это было позапрошлой ночью. (Как будто я за свои 50 без малого лет чего-нибудь не видела и не наузнавалась)! Если я сейчас категорически от всего отказываюсь, то им, с их опарышным алгоритмизировнным сознанием, кажется, что я вообще — девственница. Кретины, утратившие вообще способность мыслить. Это я, сообразив, что к чему с рассеянным склерозом, сказала позапрошлой ночью тихонько, мысленно обратившись к «Персонажу»: «Ну, теперь, если не женат (а то мне померещилось, что поначалу, ещё не обращая ни на что внимания по сути, я видела у него кольцо на руке, — не знаю, — чёткого воспоминания нет, и не имеет это значения), — то можешь и появляться» (имея в виду, что основной сценарий понятен, и можно теперь «разбираться» дальше), — они же мне НЕМЕДЛЕННО — хрен из-под витрины…
Конечно, очень хотелось со всей дури звиздануть носком ноги по этому хрену, чтобы — в кровавое месиво, и вволю послушать хрипатый вой. Но стекло я бить тогда, конечно, не стала, тем более, что в сбербанке оно и не бьётся. (А этой ночью иду — лежит на асфальте молодой мужик, «беззащитный». Я его, естественно, обошла и пошла дальше. Они что думали, я теперь всех ногами молотить буду? — этот-то — хрен не высовывал. Но разбираться, что они «думают» — это только отравиться. Нет больше людей. Хозяева «Мёртвого сезона» возвращают человека в животное состояние, и, похоже, уже вернули. МЫСЛЬ НЕ РАБОТАЕТ БОЛЬШЕ, говорить не о чем — ни с кем. Они настолько ориентированы сейчас на хрен как таковой (ВСЕ и во всех областях, даже не замечая и не понимая того, потому что не знают ничего другого), что думаю, с ними и секс был бы дико скучен. Хреноориентированный секс. Им, нынешним, ИСКРЕННЕ интересно только это (и деньги, что тоже самое), и ИСКРЕННЕ НЕ ИНТЕРЕСНО ничто другое. Да, и то сказать: хреноориентированное сознание и хреноориентированный мир.
Мне тут (тоже бывает) всё показывают периодически «хороших» (в отличие от этих, «плохих», с которыми ХОТЬ ЧЕМ-ТО нетривиальным поначалу мозги мне припорошили), но а с ними-то, с «хорошими» — что делать, о чём говорить? (Как подозреваю, вообще-то, не о чем говорить и с теми, с «братьями Запашными», которые свободный разговор и не начинали ни в каком антураже, поскольку не сдюжили бы, наверное, НОРМАЛЬНОГО разговора…) Кончился этот мир, ничего здесь больше нет. Один только хрен и остался, у всех, везде и ВО ВСЁМ.
Но «родственники» и весь этот Петербург со ВСЕМИ, кто имеет там ко мне какое-либо отношение — тем более прокляты, утром и вечером, всегда, бесповоротно, как и та квартира, и все, кто в неё войдёт, кроме как по моему СОБСТВЕННОМУ желанию (которого, видимо, никогда не будет). Нет им прощения, ни в жизни, ни в смерти, ни в моей, ни в их. Я умру — проклятие останется. Прокляты.
Наверное, собственно, и всё. Если что — потом вспомню, допишу. И тоже сделаю сейчас отдельное произведение… /18:01/
(Сегодня, от начала даты и до времени ухода включительно:
слов – 1 374,
знаков без пробелов – 7 429,
знаков с пробелами – 8 935.)
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
