***

Алла Тангейзер: литературный дневник

/12:18/ Сегодня я вообще в другом месте. И сразу пенка, едва села: и здесь в корзине — мои удалённые с флэшки файлы... Вероятно, что-то мне сделали с флэшкой. Кроме того, изгадили смартфон. (Т.е., как водится, с ним «самим» что-то вдруг произошло, — именно вчера ночью, после вчерашней публикации и ночых прослушек нужных мне самой записей: начал застревать аккумулятор, и комп пишет, что плохой контакт. В принципе, деньги всё равно вот-вот кончатся, и я расторгну договор, чтобы не снимали аренду, чтобы я не была должна, и чтобы, если вдруг деньги ещё будут (а смартфон ещё вдруг выживет) — больше не оформлять симку на свой паспорт. Хотя, тотальный контроль в фашистском обществе — таковой и есть, и такие мелочи ничего не решат. Но всё же.
Вчера — хором обломали на всех кормёжках. («Никуда не успела», хотя «когда надо» они опаздывают надолго), и более того, нашёл «Ежовский», очень комплмиментарно отзывался о моих стихах и эссе, но (поскольку уж говорили) поесть у него тоже « ничего не нашлось». Судя по той дряни, которую мне начали кидать в башку в зале ожидания, где я пыталась поспать с вечера, меня, «оголодавшую», сегодня ждали на «Китае». Уж не знаю, что бы они опять закатили, но я даже интересоваться этим не стала, — не пошла. Теперь запросто могут заморить голодом во всех местах кормёжек (с них станется вообще, что угодно) но я с этим фашистским обществом договариваться не буду. Я же сказала, что готовиться надо, пожалуй, «на выход». За мной и не заржавеет: делать здесь всё равно нефиг, и ничего, что бы реально хотелось, здесь всё равно нет (и не будет, похоже).
Вчера ночью, когда я опять пошла гулять (а поскольку я попыталась заскочить на другую кормёжку, то о «запасном варианте» речи уже не было просто по времени), на меня наслали каких-то редкостно мерзких типов. В принципе (тоже как обычно), ничего кроме пакостного базара не было, но измывались, ржали они со знанием дела (что есть холодный чай, и что голодная: «женщина, ты куда, — колбасу-то оставь» — намекая на мой пакет, который я забрала, и в котором не было как раз ни крошки) . Я им, оглянувшись выкрикнула: «Я же говорю, что людей здесь больше нет, вообще никого и никаких!». Вернее, сначала они попытались это интерпретировать так, что «мужиков нет» — в голове-то у них (и не только у них) сейчас больше ничего не бывает. А потом я поняла, что они и в конце ни хрена не поняли, решили, что я имею в виду «человечность и доброту». У них ЗДЕСЬ вообще сейчас у всех (не только у этих) один критерий: «хороший-плохой». Больше в голову ничего не приходит. (Разве что, оттенки того же самого: красивый-некрасивый, здоровый-больной и пр.) А я-то имела в виду, что мозгов человеческих, индивидуальных, автономных, мощных («хороших» и «плохих») больше вообще нет: говнецо в черепушке плещется, и только. (Разве что, загруженное СОВРЕМЕННЫМИ алгоритмами.)
Ладно, — я больше ничего не жду вообще, «на выход» готова абсолютно (конечно, с проклятием и полным непрощением, — грязно наплевав на то, что здесь ещё будет, с чем и с кем угодно). А пока ещё что-то могу — буду доделывать своё, сколько успею. Пока, немножко, за фотки. Скоро уйду на перерыв. Если ещё вернусь — поставлю окончательное время. /12:54/


/16:56/ Вот, с перерыва я пришла, даже что-то поела (и даже бродяги насыпали конфет), правда, в одном месте не кормили по неясным причинам, но всё состоялось в другом. Смартфон пока заряжается. «Иду» доделывать фотки из «Тумбочки».


Всё, я помчалась. А то, опять ничего не успею. (А опаздывать сейчас никто не будет принципиально.) Завтра допубликую фотки и расскажу, что собиралась (что мне пришло в голову утром, — хорошего, вообще-то, ничего)... /19:00/


(Сегодня, от начала даты и до времени ухода включительно:
слов – 584,
знаков без пробелов – 3 060,
знаков с пробелами – 3 695.)


.



Другие статьи в литературном дневнике: