***
/14:14/ Я и забыла уже, что ОНИ не могут никогда просто так обойти «праздники» вроде 8 марта. «Сюрприз» готовился, оказывается, ядерный. А всё вообще, конечно, идёт к финишу.
Итак, рассказываю с конца. Уже когда утром я ехала в электричке, в голове у меня опять закрутились песни (а в последнее время, «оставшись без Высоцкого», я, дорвавшись до планшета с интернетом, как жаждущий в пустыне, успела-таки «напиться» его песен, — в норме же я и так про себя могу «крутить» их бесконечно), и вдруг началось, невесть откуда: «Рвусь из сил и из всех сухожилий…» — я даже не сообразила сначала, что это у меня мысленно «запелось», но продолжила и узнала: первая, «главная» «Охота на волков», которую я сейчас не слушала, особо не вспоминала, давно полностью переключившись на предельно актуальную «Охоту с вертолётов». Сразу сообразила, что ведь это только что я сама, похоже, опять — «прыгнула за флажки».
Занятно, что воспоминание это, насколько я умею их различать, было не моим, а извне: «кто-то» захотел, чтобы я это вспомнила и сообразила. Может быть, решили «похвалить», а может… «навязать мне подвиг», в действительности мной не совершённый (т.е. совершённый, но не мной, а тоже «по указке»). Логично было бы поступить именно так, если бы я не была застигнута врасплох и соображала, анализировала больше, — но этого не было, и не такая уж я молодец: я-то, по огромному опыту, представляю себе, что меня «направили» извне.
Похоже, что от какой-то опасности (до сих пор смутно представимой, но может быть, что меня и кто-то ждал, скорее всего, из Петербурга — «родственники» или «т.п.») я действительно «прыгнула за флажки». Но сама я сообразила это только задним числом, утром в электричке…
И сразу же подумала: прыгая за флажки, волк уходит в лес. А сейчас то – «леса» никакого больше нет… Вот, я прыгнула, «ушла», и — куда теперь, ЧТО делать сейчас?.. Сейчас-то — по большей части охотятся «с вертолётов»…
Теперь — по порядку.
Предыстория готовилась, похоже, довольно давно. То, что «Ежовский» — «от Петербурга», понятно уже однозначно. Вчера, восьмого, он очень зазывал на «Китай», — я тоже не захотела туда идти, памятуя в первую очередь о «священных окнах» напротив, — он уговаривал, что там должны дать подарки, но я махнула рукой: «Не надо мне от них ничего», — и день провела в гордом одиночестве, убив ноги в походе на кормёжку самую-самую для меня дальнюю, где действительно не было никакого официоза.
То, что я «убила ноги» — отдельная «фантастическая» история, тоже требующая рассказа. (Даже «Ежовский» о фокусе с сапогами сказал удивлённо: «Вокруг тебя действительно всё время что-то происходит!..»)
В общем, недавно мне дали «дутыши», в которых я отходила недели три, но они были наредкость неудобными: дня три я только привыкала, потом привыкла, но когда мне несколько дней назад дали кожаные сапоги и я их померила, я ахнула: «Я уже даже забыла, что бывает нормальная обувь!..»
Те сапоги оказались ещё и итальянскими. Я уже, было, горя не знала. Но… Позавчера вечером по дороге на электричку…
Кстати, позавчера я оголодала, и на одно мероприятие, которое было бы и так (просто кормёжка, но позавчера — заведомо с «подарками») я, всё-таки, пошла — просто поесть. Там всё было нормально, спокойно, но… нарисовался тот тип, который когда-то поднимал камень с насыпи в «Космосе», и никого не было вообще, а я так заорала, что он не рискнул не смыться, — теперь он начал это вспоминать, говорить гадости (что ничего плохого он не хотел, а за то, что хотел, ему бы ещё и благодарной надо было бы быть), и взбесил меня до предела. В общем, позавчера я поняла, что никаких восьмомартовских мероприятий лучше не «посещать».
И кстати, скажу и даже выделю одну вещь. Судя по реакции многих (и непосредственной, и в интернете), слухи про меня ходят чёрт знает, какие. Даже «Ежовский» (который, видимо, первый и старается их распускать) что-то молол, что «ногти надо держать в порядке, а то мужчины видят непорядок и нападают», — «Да никто на меня не нападает!» — «Всё равно…» В общем, рассказывают про меня, видимо, какую-то запредельную хрень, уж точно ничего общего с реальностью не имеющую. Никто на меня не нападает. Наверное, мелят, что я там — изнасилованная-переизнасилованная, — это ложь. Меня «психологически» — действительно переутомили, и нынешний мир видится средоточием одной мерзости, без исключений каких-либо. (Одни только сами по себе эти слухи побуждают меня желать смерти тем, кто в них верит и участвует.) А вообще, я хожу совершенно спокойно, и меня как раз не трогают, — НЕ ЗАМЕЧАЮТ. (Очень редкие исключения задираловок — довольно нормально преодолимы.) Во всяком случае, до сих пор было так. Но вот это бесконечное демонстративное ссаньё, разговорчики и манеры в том же духе — это действительно страшно утомляет мерзостью, причём, омерзительнее всего то, что касается это далеко не только бродяг: не случайно Петербургскому «Музею Музеев» я посвятила когда-то матерную «поэму» на пределе своей выносливости, — хотя уж там-то внешние приличия были соблюдены будьте-нате. Сама нынешняя «жизнь» омерзительна настолько, что хочется уйти из неё, чтобы НИКОГО не видеть и не слышать больше, включая «добропорядочнейших бюргеров» в электричках и на улице, и — ВЕЗДЕ. Сам нынешний разговор, сами взгляды «людей», их интонации (я уж не говорю о темах) стимулируют блевотный рефлекс. А уж если бы было то, что про меня, видимо, мелят — я бы уже или убила кого-нибудь зверски (на обязательно из «виновников»), или/и — с собой бы покончила, причём, давно, — и уж точно НЕ ТАК существовала бы и реагировала на всех.
В том-то и дело, что к откровенному криминалу нынешний фашизм старается не прибегать, не плодить ВИНОВАТЫХ, на которых можно было бы (был бы реальный повод) подавать заявы. Которые в ином случае с моей стороны реально были бы поданы. Но делается всё некриминальными методами, — а при этом концентрация мерзости в этой нынешней ПОГАНОЙ «жизни» переходит все допустимые и совместимые с жизнью пределы.
А чтобы избежать разбирательств с РЕАЛЬНЫМ положением вещей, когда ВРОДЕ БЫ ничего (или ничего особенного) не происходит, они, ничего не делая реально, слухи распускают о якобы имевшем место криминале…
Нет, мир сейчас — поганый настолько, что основная доля мерзости творится некриминальными, ненаказуемыми способами. С которыми никто ничего не собирается делать, и не начинает решать проблемы.
Приведу пример, наверное, уже приведённый когда-то. Был фильм со старым уже Конкиным, — я его весь не смотрела, и не знаю, главный это был герой, или эпизодический. В общем, на него дома наехали бандиты. Что-то они от него хотели, какое-то согласие на «сотрудничество». И они поставили кассету в видик и сказали ему, что сейчас уйдут, а он посмотрит фильм. Это — никакая не съёмка скрытой камерой, никакая не информация, не компромат, — ПРОСТО ФИЛЬМ. Когда они вернулись, комната была разгромлена, герой тяжело дышал и… согласился на их условия. Я смотреть целиком это тогда не стала, но эпизод этот поняла очень хорошо. ВОТ ТАК СЕЙЧАС ВСЁ И ДЕЛАЕТСЯ. Теперь именно ЭТО — ОСНОВА «ЖИЗНИ». Те, кто умеет профессионально манипулировать, зная особенности жизни и психологии адресата, может творить, что угодно, ни к чему большему не прибегая, — свершать что-либо вплоть до опосредованных убийств.
ПОКА НЕ БУДЕТ ПЕРЕРАБОТАН УГОЛОВНЫЙ КОДЕКС И ВСЯ СИСТЕМА доказательств и наказаний, живая жизнь живых людей на эту планету не вернётся. (Боюсь, что она ПРОСТО уже никогда не вернётся. «Хозяев жизни» такая свобода манипуляции с любыми последствиями — как раз и устраивает.)
Но — о сапогах и о дне позавчерашнем, перешедшем во вчерашний.
В общем, позавчера вечером (седьмого) уже по дороге к электричке я почувствовала с сапогом что-то странное, и в конце концов увидела, что одна подмётка почти полностью отклеилась. (Вот тогда-то «Ежовский» и ахнул, что уж действительно — как-то оно всё слишком, — не просто так.) Короче, я осталась без хороших сапог, только что их надев. (Любимая забава нынешней человеческой дряни — ПОДРАЗНИТЬ и тут же лишить,) «Ежовский» вытащил из заначки (про запас) — свои, которые мне велики. А это носить тоже очень тяжело. Предполагалось, что сегодня он получит деньги и мои подмётки можно будет приклеить.
В общем, после того, как седьмого вечером на вечерней кормёжке нарисовался тот хрен, я тем более решила восьмого никуда не ходить, и не ходила, не сомневаясь, за мерзостями у них дело не станет в любом случае. Но ноги, таким образом, в крайне неудобных (тем более, что ранее размокших) сапогах — убила. Ходила не то, чтобы плохо, но… не твёрдо. Правда, пошла на кормёжку самую позднюю. А потом уже с «Ежовским», который тоже туда пришёл, и с прочей толпой — поехали к обычному «месту ночлега», которое для ночлега никак не предусмотрено, и где, как я говорила, охраны и полиции больше, чем всех остальных.
В электричке ещё, я как раз взяла планшет «Ежовского» — спокойно послушать записи, он уточнил, что слушаю я именно Высоцкого, и (чего обычно он никогда не делал), сняв ботинки, положил ноги на противоположное сиденье — мне под нос. Потом я ситуацию аккуратно «разрулила», но прямо сказать было неудобно (я тоже люблю класть ноги на сиденье), да и вообще, и я думала: интересно, это он мне носки подсунул случайно, или именно «под Высоцкого»: чтобы слушалось не комфортно?
(А на Высоцком, на самих этих песнях, на потрясающей этой энергетике, я, видимо, всю жизнь ещё и «вампирю», хотя мне достаточно самого голоса, самих песен. Не случайно я когда-то «нашла» его в юности, хотя уже и после его смерти. В общем, голос — родной, нужный позарез, энергетика — как хлеб насущный. Хотя, вот могу не слушать и по году, и больше.)
Ночью того же дня я уже не сомневалась, что носки были не случайны, хотя такие вещи могут делаться и в обход сознания того, кто делает.
Короче, смена в тот день была «плохая». В зал мы сразу пошли не высшего уровня. Я с планшетом была полулёжа, — хотела переслать себе эти песни по почте, но там возникла некоторая проблем, и я пыталась её решать. Вдруг приходит полиция и выгоняет (что до сих пор в том зале не делалось). В общем, на улицу (уже далеко вне Москвы). И у меня всё как срослось в одну картинку: и сапоги эти (вот именно сейчас я осталось босиком или чёрти в чём), и обетования в связи с его деньгами назавтра (где-то внутри у меня было сомнение, что всё не так просто, — а у меня как раз рассыпался рюкзак и нужен новый), и эти его, «Ежовского», приглашения сменить место ночлега на такое же, но в другом месте (там проблема с метро), и… масса всего, что говорило мне о том, что сама-то я ему вряд ли нужна на самом деле (ему бы — Дурицкую, — хотя маленький и гораздо старше меня), но он… работает, и именно на Петербург. «Лицо заинтересованное».
В общем, из этого места «ночлега» — выгоняют, с обувью — чёрти что, рюкзак рассыпается, а деньги у него — вот-вот, и сигареты тоже обещаны, как и жратва, и рюкзак, и планшет с интернетом — у него, и, в общем, деваться от него, получается, мне некуда, причём, всё это — кем-то продуманная и чётко выстроенная последовательность (в которую сам он, похоже, совершенно посвящён, — и учитывая то, что он молол в последнее время, и пр. — да ещё, когда станет тепло, звал пожить в городской парковой зоне — на матрасах под плёнкой, — я не собиралась, конечно, но говорить об этом сейчас времени, конечно, уже нет), т.е., меня к нему ЗАГОНЯЮТ (как когда-то — к молдаванину). Да он ещё и говорит: «Ну что ты беспокоишься, ведь ты — СО МНОЙ!..» Вот тут я взорвалась, заорала, что у меня всё заросло, что я — ни с кем, и что всё это — продумано и подстроено, и он прекрасно всё это знает. Но он ещё разговаривал, повёл куда-то на другой конец этажа, говорил, что всё сейчас придумает… «И вообще, найди, наконец, мужа, и пусть твои проблемы решает он» (песня Барбисовина, — тут много чего ещё можно сказать. А если пойду курить — могу уже не вернуться… Я ушла курить (вышла из зоны контроля).
На улицу он вышел, ничтоже сумняшеся выкурил мою последнюю сигарету (сказал, что завтра купит много), порывался вешать ещё какую-то лапшу (я сказала, что ещё в 2003 году такого наслушалась, и что понимаю: на каждое моё слово можно сказать десять, — но сути это не изменит). В общем, долго молчал (я уже уставилась в одну точку и тоже молчала, периодически взрываясь какой-нибудь сентенцией «с трибуны»), потом он поставил ко мне мою вторую сумку и «спокойно сказал», где он будет в два часа дня (подразумевалось, что с деньгами).
В общем, надо уходить, а где буду ночевать — ещё не решила. Может, сегодня — нигде. /18:48/
.
Другие статьи в литературном дневнике:
