***

Алла Тангейзер: литературный дневник

/18.33./ Быстренько публикую текст, заготовленный, вкупе с опубликованным ответом на рецку, в других компьютерных залах.


Итак, я приехала (вернулась) в СПб с этими интервью. Позвонила женщине с радио, которая мне их заказывала — серию интервью с восточными немцами о том, как они воспринимают тогдашние перемены (1994-95-й годы, ранний период их резкого объединения) и как они воспринимают Россию, прожив с ней бок о бок уже и пятьдесят лет. Это не должно было быть исследованием, — просто серия интервью. Муж помогал мне найти нужные, интересовавшие меня персонажи, связаться с ними, договориться. Зачем-то мне сказали, что для записи нужна Dolby-система, — именно такой записывающий плеер муж мне и купил.
В общем, позвонила я женщине с радио... и оказалось, что в том отделе она уже не работает, куда-то переведена. Разговаривала я с ней лично, она извинилась и сообщила, как связаться с новым редактором, женщиной с жутко петербургской фамилией, которая на слуху, — новая редактор оставалась таковой долгие годы, м.б. и по сей день, - я уже не в курсе, тем более, что давно категорически отказалась от «первой кнопки».
(Вот прямо сейчас я вспомнила о многочисленных радиофальсификациях, о которых уже писала и которые, вероятно, запускались не через радиосеть, а через какую-то систему прямо в том доме, где я жила (микрорайон — академический, а переподключить провода сети — вообще плёвое дело), но и для этого кто-то должен был их ГОТОВИТЬ (совпадение голосов, ожидаемых и аннонсированных тем передач и пр.), — так что, судя по происходившему, теоретически, через неё же могли готовиться и передаваться записи для фальсификаций. Но не знаю, конечно, — с другой стороны, здесь достаточно и просто компьютерщиков, — ха! — например, ПРОГРАММИСТОВ «Музея Музеев», которые, неизвестно зачем, были нужны там в таком количестве...)
Новая редатор предложила мне по знаменитому адресу принести ей записи и распечатанный перевод, — а она посмотрит, что к чему. Я принесла только распечатки, «зажав» аудиозаписи: что-то мне сразу не понравилось, и я решила, что пусть она почитает перевод, а записи, которые можно спереть (имею в виду авторские права на те интервью), я принесу потом, если действительно понадобится. Правильно сделала, хотя ничего ещё не понимала тогда, что понимаю сейчас, а действовала на интуиции.
(Очень жаль, что моя повесть пока обрывается, когда я не успела описать две истории, ещё школьные: о моей поездке к известным московским поэтам и о моём «поступлении в театральный». Они обе вполне ярко (особенно вкупе с историей подставы с тем суицидом в 15 лет, кем-то уже в те годы срежиссированной) показывают, что уже тогда (1981-83-й годы) я была под властью ТЕХ же человеческих сил, которые действуют и ныне, через других физических лиц, но по той же «методике» и с тем же почерком, — точь в точь как ещё в одной, ДРУГОЙ истории, уже описанной. Зато если смогу и успею написать — будет уже сразу понятно, что и к чему. ВСЕ дороги в этой жизни (которые я сама воспринимаю дорогами, а не этих всяких подсовываемых самцов, когда «личная жизнь» самим своим фактом уже вообще начала вызывать омерзение, — как минимум в ЭТОМ, а не ушедшем, канувшем, принципиально другом мире, — в ЭТОЙ (т. е. единственно возможной теперь) реальности, которая вызывает отторжение уже постоянно, всегда, — ВСЕ дороги в этой жизни были перекрыты ещё в то время, изначально, несмотря ни на какие тогдашние социализмы, в период УЖЕ проигрываемой холодной и информационно-психологической войны — чего в то время «умудрялись» не видеть, а теперь «умудряются» забывать...)
В общем, петербургское радио. Та редакторша взяла читать мои распечатки и была откровенно недовольна, что я не принесла плёнки, хотя выпускать мою передачу, что мне теперь уже предельно ясно, заведомо не собиралась, а планировала совсем другое.
Звонка от неё не было долго, — уже точно не помню, но возможно, я вызвонила её сама.


/18.43./ Теперь продолжаю уже здесь, сколько успею.
В общем, она мне сказала, что всё очень хорошо, но только тексты слишком большие для радио, а кроме того, не понятно, как быть с переводом. Перевод на радио допускается только в новостях, и то – лишь самое короткое время, несколько секунд. Я удивилась: насколько я знаю, в таких случаях даётся оригинальный голос на иностранном языке, звук приглушается, начитается перевод, а потом оригинальный звук сводится на нет и заканчивает только дикторский перевод, — так до следующего вопроса-ответа. Ну в общем, она сказала, что так сделать не получится. Было, конечно, обидно: я потратила на это столько сил, столько было надежд, — зачем же мне это заказывали? Но заказывала КАК БЫ и не она. Ладно. Я опять порадовалась, что не отдала ей записи, а печатные тексты перевода были и не в одном экземпляре (в то время я уже успела столкнуться с компьютерным плагиатом, будь то собственно воровство или делалось оно ради того, чтобы «просто» напакостить, — так что я была уже на стороже, — а возможно, ещё и успели предупредить, — в кругах-то я общалась, мягко говоря, не в нынешних). ПРОШЁЛ МЕСЯЦ.
Однажды, как обычно (тогда) у мамы, радио на кухне было включено и по петербургской «первой кнопке» я слышу… анонс о серии интервью с восточными немцами (не моих), и сразу — первое интервью. Въезд в тему — АБСОЛЮТНО МОЙ, хотя и не дословно. Потом — интервью. С переводом обошлись очень легко, именно так, как я и говорила. Но тон этих интервью — другой, абсолютно антирусский. Я-то хотела представить картину, как она есть: и симпатизирующих нам немцев, и абсолютно равнодушных, но благодарных Горби за то, что «отпустил», и вежливых, но в глубине души высокомерных, и более или менее по-разному относившихся к самому объединению Германии. Во всяком случае, людей я нашла интересных самих по себе, — таких, которые бы что-то представляли и сами собой. Тут же — немка отстранённо вещает, что русские бабушки ходят в платках потому, что не хотят делать причёску и «прикрывают безобразие» и пр. в том же духе. И вот это — прошло на радио, и с переводом не преткнулось. Кажется, я пыталась тогда поскандалить, но меня отсылали к той главной редакторше, а она, конечно, была навечно занята, — стало понятно, что никуда я больше не проберусь.
Вот в таком духе, сразу или со временем, происходило ВСЁ, — вплоть до самоубийства любовника "Линевской" и далее — как минимум, до моего устройства в художественную галерею в здании музея, а по БОЛЬШОМУ счёту — до сего дня. Хотя и началось всё это гораздо раньше любых моих сознательных поступков и решений, но только — происходило оно с «нужной степенью интенсивности», чтобы не переставало в целом производить впечатление «просто невезения». Меня «передержали». Не знаю, почему. Вообще-то, начинают обычно позже, не с рождения (как с Высоцким, Филатовым, В. Галкиным и несть им числа, — им всем дали хотя бы начать, они успели хоть что-то), или/и раньше заканчивают, как с Никой Турбиной, например. У меня же как минимум с первой Москвы была перейдена критическая точка, когда уже больше невозможно не ВИДЕТЬ факта преследований, и хочешь или не хочешь, но начинаешь ИСКАТЬ. Правда, предполагается, что искать будут в области бога-чёрта и в таком духе… Тем, кто явится в ФСБ, будет трудно завить что-либо вразумительное. Хотя, как ни странно, их прекрасно поймут, но… (см. всё, что я вообще напубликовала).


Всё, убегаю. /19.27./


(Продолжение следует на днях.)


.



Другие статьи в литературном дневнике: