Варежки из овчины
Бездна моя светла, как печаль о тебе… Так начинается ещё пока не случившееся стихотворение. Но оно хочет произойти, оно мне приснилось вместе с последней строкой предыдущего, уже случившегося сегодня.
Вот знаешь, не только неодушевлённое вещество способно существовать в двух и более состояниях, человек оказывается тоже. Как-то раньше об этом не задумывалась. А тут поймала себя на странном ощущении: замерзаю, всё плохо, устала горько, настроение не то что ниже плинтуса, оно уже в подвале давно, но в то же время радостно, спокойно, уютно, словно ты рядом работаешь, а я где-то поблизости шуршу по дому или примостилась в уголке с книгой или на полу у печки сижу с Нордиком, на огонь смотрим… пытаюсь вязать что-то, он лапой меня тюкает, носом мокрым, холодным… И в это же самое мгновение мы идём с тобой под снегом — метель, ветрила встречный дыхание перебивает. Мы чуть наклонились вперёд, подошвы пробуксовывают в сухом снегу, но мы идём, потому что остановка равнозначна смерти…
У меня бывали случаи, когда удавалось читать две молитвы параллельно или петь и читать одновременно. Особенно с пением обалденно выходит — оно, словно эхо небесное, звучит в другом измерении, где поёт само пространство, а ты здесь как бы на его фоне говоришь слова… Поющая пустота, которая не пустота на самом деле — ты наполняешь её своим светом, который тоже не вполне свет, энергия, твоя душа, способная расширяться до бесконечности, охватывая собой, заполняя и создавая любое пространство, потому что пространство это ты сам… Несколько раз, когда так пела, слышала другие голоса, будто хор невидимый. Слышала — это, конечно, громко сказано, чувствовала, слышала другим слухом своим.
Со стихотворением о поле и глазастых вещах вышло классно. Как ты всё запоминаешь и замечаешь, Юрик?) Мне уже давно за тобой не угнаться в отслеживании словесных связей, да и стихи мои ты знаешь лучше меня, и письма тоже… Каким-то непостижимым для меня образом всегда сразу точно попадаешь в нужный текст. Твой разум работает иначе, чем мой, он отточен до предела или более того. Как хирургический инструмент. А мой парит над картиной в целом, зачастую упуская многие важные детали. Как воздушный шарик.)
Жду твоего ответа, но не дождусь, так ведь, медведь мой ненаглядный и великий поэт?.. Не можешь ты со мной разговаривать, даже о поэзии не можешь… Но я всё равно подожду ещё, помучаю себя сладкой безнадёгой… Помолчим, радость моя, в ласковой пересекаемости телесным током, импульсами электрическими молча поговорим. Музыка прикосновений и взглядов — разве она не прекрасна? Разве слова могут заменить самозвучное молчание?.. Когда душа в душе запечатлевается, свет в свете, музыка в музыке. Далеко ты, родной, но я слышу звёздную твою бездну, бездный твой снег… Завтра его много ангелы принесут, избушку нашу каменную засыплют, грустные мысли твои… Будешь ходить белыми следами с белой водой, белыми дровами печку топить, огонь белый греть, белой бородой оттаивать, льдинками плакать, валенки веником обметать…
Сядем с тобой за стол, белые, но ты белее… Только соберёмся поесть, заскочит Рыжий с бутылкой водки. Я так посижу, посмотрю на вас. От обеда он откажется, проводим его, он что-то забудет… варежки из овчины… Пройдут годы, десятилетия, а на месте, где он тогда сидел, они так и будут лежать у спинки стула — тёплые, словно мгновение назад он руки из них вынул…
Не сердись на меня.
По твоим следам зашла на главу, которую ты читал и уткнулась взглядом в другого рыжего… Тот ад… Он десятилетие постоянно снился мне, мучил, пока не выдохнула его прозой и сама себя не простила… Немного жутко, когда ты перечитываешь ту главу.
А у меня открыта твоя подборка девятнадцатого года “Когда в деревне выключили свет”. Который день оторваться от неё не могу…
Другие статьи в литературном дневнике:
