После вчерашнего сложно что-то сказать… Пытаюсь осознать, что я сделала. Что я написала и кому я это написала. Особенно — кому… Просто ужас какой-то и даже без смайлика. С другой стороны, юродство не чуждо и мне, и остаётся надеяться, что ты не станешь судить меня слишком строго и… не знаю, как продолжить эту безутешную мысль. Чудикам алкоголь не нужен, они и так в экстазе неподражаемы.
Но что произошло, то произошло. Ты решил остаться, и эта радость стоит многого, если не всего…
Возвращаясь к книжке, я хотела бы обратить твоё внимание на интонацию в Повелителе Птиц. Может быть, не прямо сейчас, а чуть позже, когда первые эмоции немного улягутся и потускнеют. Интонация тех стихотворений иронична. В отличие от читателя, я точно знала, что пишу не с натуры, не о конкретном человеке, а лишь об образе, созданном на фундаменте из плоти и крови, — образе, которой к тому же без спроса сам ворвался в творческий процесс. Глядя на себя со стороны, мне тогда хотелось плакать и смеяться: плакать от жалости к себе (типа: до чего ты, мать, докатилась, раз выдумываешь себе любовь на ровном месте), и смеяться над собой (по той же причине). Тексты, ясное дело, такие вещи сразу отражают: самоиронию, поверхностность и акцент на технику, чтобы скрыть недостаточную глубину содержания. Отсюда весь этот стёб над “хакером-Паркером”, “железой-колбасой” и прочие выверты. В “Сонетах” спас Питер, позволивший разбавить тексты ностальгией. Именно из-за таких вот нюансов я называла те стихи искусством, несмотря на искренность и горение в процессе их говорения. В последнем цикле больше человечности и осознанного чувства, поэтому мне он ближе всего в этой книге — в нём я уже утвердилась в мысли, что образ принадлежит тебе, Юрик, и что поэзия делает со мной всё, что захочет, как бы я ни старалась взять над ней контроль.
В подборку, отправленную на соискание РП, вошли избранные стихотворения из книги, лучшие. Теперь, составив представление о них, ты можешь окончательно удостовериться в том, что мне не нужна была ничья протекция, чтобы дойти до финала и, при удачном раскладе, занять место среди лауреатов. И нет, я не жалею, что прервала своё участие в конкурсе. Ты, возможно, немного сожалеешь, могу понять. Всё, что ни делается, — всё к лучшему, и я правда считаю, что освободилась от ненужного балласта в виде своих тщеславных тараканов. Ты моя премия.) Любимая и желанная.
Так что выкинь всё это из головы, радость моя, и постарайся находить больше позитивного вокруг, как бы дико оно сейчас ни звучало. Волнуюсь за тебя, мне не по душе этот чудовищный, изматывающий и калечащий тебя словесный марафон с одной неприятной особой. Я тебе такого не желала и чувствую себя из-за этого не лучшим образом, хотя сегодня первый день, который мне удалось физически прожить более-менее нормально и даже кое-что сделать из запланированного.
Время движется к десятому… Возлагаю большие надежды на этот день и на то, чему он станет началом. Прошу тебя, Юрик, пожалуйста, сбавь обороты в дрязгах с К. Мне тревожно за тебя, родной. Не в силе Бог, а в правде, и тьму побеждает не сила, а свет. Ничего, прорвёмся. Главное, чтобы все были живы и в меру здоровы, остальное приложится.
Какой-то эмоциональный отходняк у меня после нескольких стрессов подряд. Не обижайся, я правда вымоталась под ноль, и с горечью представляю, каково тебе, медведь мой ласковый.
Скоро Новый год… Хочу встретить его с тобой. Раз не получается очно, то хотя бы здесь, если у тебя нет других планов на новогодний вечер. Раньше встречала его дважды: по Москве и по Германии, а теперь встречу трижды вместе с Уралом.
Если бы ты знал, что я к тебе чувствую, то навсегда забыл бы о своей ревности и всяких медвежьих подозрениях. Ты моя радость, Юрик, единственная, свет моей жизни.