Рина Михайлова Странные сны.. Любовь как лифт эпох

Кшесинская Деметра: литературный дневник

Стихотворение очень трогает самодостаточностью и холодом глубины. Оно проникает глубже обычных "взвейтесь да развейтесь". Когда автор вытаскивает слова из мяса своей жизни, из ткани своей боли, переживаний — они даже несовершенные становятся живыми. Устаешь от описи 3333 распятия на кресте или известного факта интерпретированного только ради того, чтобы быть в стихах...в этот час..в этот день...


"Странные сны" это лестница очень глубоких метафор, погружающих к концу работы в мир автора. Остается послевкусие и настроение. И веришь, что эти сны , даже если и придуманы, то с натуры..


Особенности приемов. Больше всего отозвались такие образы: "неземной Бухенвальд", " сны, почтальоны небес", "Смертных грехов предначертанный крест", "соития рана", "ветры скоблят пирамиды", "камера-клетка, дорога".
Речь о Сансаре, и сюжет стиха зациклен и собран в круг воедино строкой, которая перекликается с Блоковскими "фонарями и аптеками"...Но здесь другое звучание, более камерное, женское непознанное...Тема заключения носит не приземленный, а инфернальный смысл, и от этого она звучит и глубже и болезненнее, чем у Блока...
Весь фокус стиха в этой строке, она меняется образами трижды, но это позволяет ей оставаться целым, цельным явлением. В динамике ее изменения отражен и поступательный сюжетный ход.


Камера-клетка, бетонный асфальт
Кладбище, небо, дорога..
Камера-клетка, дорога...


По принципу исключения, в финальном варианте остается осознание перемещения из замкнутости в путь, причем этот путь лишается двух составляющих.. бетонного асфальта и неба.Причем они воспринимаются не как две параллельные плоскости, а скорее, как одно целое пространство. Между мыслями о сансаре и ее воплощением в финале.
Бухенвальд, Пирамиды, фараон, Рами, Орлеан.Все исторические отсылки темы снов делают глобальным образом, поглощающем само понятие жизни. Интересна работа по цветовому решению,она не яркая, не броская, в ней чувствуется глубокий монохром созерцания, не требующий отвлечений на посторонние мотивы и события. В красках видится преобладание асфальтного цвета. Может быть, это серый и его градиенты, может, маренго.Цветовой спектр задает строка, которая является подвижным скрепляющим образом всего стихотворения. И дорога, и асфальт и бетон.


Нелюбовь к серому, и отнесение его к банальному проявлению "серости", как невзрачности или обыденности, здесь предстает в ином ракурсе. Этот серый — спокойствие глубины и незамутненности сознания внутри собственного мира, его истории, боли и пустоты.
Как лабиринт и отражение метафизики — сигнал строки, трудно укладывающейся в понятийный логический алгоритм "я фараоном во сне себе снюсь". Это не совсем то, когда говорят, "Мне приснилось, что я фараон". Нет. Это сон осознаваемый как сон, где автор не пассивное, а действующее лицо, способное увидеть ситуацию с разных сторон. Это, наверное, и есть чувство поэзии, когда условности растворяются во фразе, создавая у читателя ощущение коана. Вырванности сознания из тянучки обычного восприятия.


В центральной второй части, после nn-го прочтения появилось ощущение нового определения любви, это сон сансары, который не чувство и не явление, не событие и не искусство, а универсальный транспорт душ, способный организовать маршрутные рейсы как во времени, так и в пространстве. Любовь, это межэпохальный самолет, автомобиль или телега, кому что досталось.


Рядом с темой сна появляется его старший брат, смерть. Строчка про обиды "В смерти пронзая обиды". Это негативное качество имеет и позитивное значение. Считается, что именно в обидах, когда человек сбрасывает шелуху чужих восприятий, и его эго обожжено и сломлено, рождается особое личное время. Тогда строчка воспринимаются как портал времен, где можно перемещаться по нише обид. Потому что чаще всего именно великие обиды приносят великие подвижки в истории, личной и коллективной.


Отстраненность стихотворения, его замкнутость, как в древнем готическом замке не на эмоции, а на сюжете и образах, позволяет читателю во время прочтения, оставаясь на своей волне, воспринять авторский рассказ. Что сегодня встречается нечасто. Обычно на эмоциональной подводке уже к 2-3 катрену читатель превращается в тень автора, и воспринимает строки, не как мог бы, оставаясь собой, а как его написали. То есть происходит очень опасное отождествление. Здесь эта проблема отсутствует. Такую поэзию считаю эндогенной, она не забирает у читателя силы и время.
Не стану в привычной манере понра/не понра, это слишком узко и с точки зрения стихотворения, и с точки восприятия рецензента, не рассчитывающего на право давать оценочные характеристики, они всегда сужают жизнь слов. Скажу только одно — стихотворение состоялось...



Другие статьи в литературном дневнике: