/16.21./ Всё-таки, два дополнения. Первое я напишу сейчас, но будет оно в самом конце окончательного варианта («нелирического отступления»), а второе будет стоять до него, хотя сегодня (если успею) я напишу его позднее, это о том, что дело не в бродягах или «приличных гражданах», — в сегодняшнем мире НЕТ таких категорий, социальных слоёв или группировок, в которые хотелось бы войти, где хотелось бы существовать, — или я с ними не знакома… (Молодость или опытность, «причёсанность», респектабельность, «внушительность», «ум», всё это — мимо.) Таких людей, которые были бы интересны и привлекательны («животных СВОЕГО вида»), я сегодня не различаю совсем. Стремиться некуда, не к кому, в ЭТОЙ реальности просто нечего хотеть. Но об этом — потом. Сначала — фрагмент для самой концовки.
Мне пришла в голову мысль, которая объясняет очень многое, если не всё, происходящее непосредственно вокруг меня (правда, само по себе это ещё не объясняет того, что творится по большому счёту, в мире, хотя совсем под конец проявилось, похоже, и это).
Как я уже говорила (наверное), «Лёрик» опять появился, и хотя мелькает не постоянно, но больше он пока насовсем не исчезал. Что-то однажды успел наговорить второпях вроде того, что «заберёт меня к себе». С началом моих недавних нескольких поездок на электричках с молдаванином «Лёрик» поизображал растерянность. Но остался «Лёриком».
Так вот, похоже (я говорю, ПОХОЖЕ), что «Лёрик» и молдаванин — просто два сутенёра, причём, «из одного офиса». Как минимум, это полностью объясняет запомнившийся эпизод годичной давности. «Лёрик» тогда научил меня ездить в аэропорт, не страшась железнодорожных «акробатических аттракционов» (речь идёт о залезании на платформу и с платформы по носу электрички, что гораздо легче было проделывать с аэроэкспрессом, — лазали целые толпы, и все девушки быстро начинали с этим справляться, — чем проделывать то же с «нормальной», «страшной» электричкой, особенно с того вокзала, с которого пришлось полазать теперь, — девушек в одиночку я там не видела), — Лёрик научил тогда ездить и ездил со мной, но я быстро шарахнулась от него самого. Ещё он привёл меня тогда на роскошную еженедельную кормёжку с обязательной предварительной полуторачасовой мозгоообработкой — в ту секту («церковь»), куда теперь я ходить категорически перестала, где неизменно начинались странности с дядьём, и кроме того, где слегоньца отдавало детской порнографией на слайдах с христианскими сюжетами, и в целом — чем-то вообще в этом роде. (Они, в частности, реабилитируют трудных и безнадёжных детишек, и просят сообщать о таких, от которых все уже отвернулись, и органы опеки, и милиция, и пр., — они их, вроде как, приводят в норму.) Всё это вместе сообразилось позднее, когда я поняла, что ерунда с дядьём начинается именно там. Основная публика там — та же, что и на остальных кормёжках, — из тех, кто туда вообще ездит. Так вот, от «Лёрика» я тогда уже шарахнулась, но со мной там же, после кормёжки, познакомился молдаванин, предложил тогда ездить в аэропорт вместе. Хотя я с этим уже справлялась сама, но подстраховка не мешала никогда, да и, вроде как, спокойнее, веселее, — пока дня через два-три не взвоешь. (Потом, под занавес, я уже не корешилась ни с кем и не лазала, а ходила пешком с предыдущей станции без турникетов, — благо, недалеко.) Так вот, от «Лёрика» я тогда уже шарахнулась, но со мной там же вскоре познакомился молдаванин, предложил тогда ездить в аэропорт вместе. Между собой они, вроде бы, не общались, я даже не знала, что вообще знакомы, теперь оказывались КАК БЫ соперниками, но странным и несколько неприятным показался тогда момент их неожиданного, «заговорщического», «делового» рукопожатия. То, что я сейчас предположила, всё объясняет. Рукопожатие и ещё многое, не всегда легко объяснимое, но ощутимое сильно: и то, почему от «милого Лёрика» всегда хочется шарахнуться, и «заботливость» молдаванина, от которой — мороз по коже, и что-то ещё, что чувствовалось, но не находило объяснения. Раноше я говорила «заказ», — теперь это можно назвать конкретнее и радикальнее. Особенно, вспоминая и то, как тётки весной предупреждали «Свету», чтобы передала «молодой подружке» (мне, то есть, — ха-ха! — «молодой старушке»), что надо быть осторожнее, поскольку (дословно) «из неё могут сделать проститутку». «Света» на это ворчала: «Из неё что-нибудь сделаешь, как же». В общем, с точки зрения такого предположения, всё сходится. No comments.
Одно только стоит уточнить: всё это происходит не само по себе, а точно входит в «генеральный петербургский сценарий» (уж поскольку я здесь), — включающий «доказательство сумасшествия» для опеки — меня и квартиры, но не очень понятно, знают ли об этом предположительные здешние сутенёры. Впрочем, особого значения это не имеет: исполнителей далеко не всегда делают посвящёнными во все детали и планы, — им достаточно сосредоточиться на собственной задаче. (Впрочем, молдаванин каким-то образом «пророчил» однажды, что за мной БУДЕТ УХАЖИВАТЬ непременно именно семья, которой я завещаю жильё, — кажется, только, он-то речь вёл о «домике», на чём у него самого — клин.)
Кстати. Тот «альтруист», который недавно кормил меня шаурмой и «чисто по-человечески» собирался мыть — похоже, их коллега из залётных (из станицы Вёшинская, — у самого Шёлохова яблоки в детстве воровал, — он это действительно плёл с действительно южным говором). Этим таким же предположением тоже многое сразу объясняется, включая ту утреннюю реакцию ряда бродяг разного пола, которые уже всё знали, когда наутро опять увидели меня в зале ожидания одну, — по которым было слишком видно, что У НИХ что-то сорвалось . Мафия (не бродяги, конечно, — повыше), видимо, уж не знала, на кого меня, наконец, зацепить, потом обрадовалась, что «пошло», наконец, с молдаванином, — а я опять сорвалась с крючка. Что они, интересно, выдумают теперь? — уже грохнут, или ещё нет?
Но дальше — больше. Очень многое объяснилось с петербургскими «родственниками». С ними, как я писала, «что-то случилось» ещё в 2000 году (когда, кстати, в Петербург приезжал («с инспекцией»?) и «Бардашков» из Чикаго, и я специально появлялась там на выходные, чтобы пообщаться, — он, глядя на меня, очень хорошо выглядевшую (фото «Первая Москва - 2»), задумчиво сказал: «А тебя, значит, пожевало-пожевало, да выплюнуло?..» — и после моего возвращения в Москву у меня начались неприятности, вокруг затянулись интриги, закончились мои «полгода счастья»), — что-то с ними тогда случилось, и они начали какие-то заговоры против папы (даже он, поговорив по телефону с обоими братьями, бывшими в тот момент в деревне, недоумевал вслух, что это случилось, что с братьями, — больше оно не нормализовывалось ДО КОНЦА)... Так вот, вспоминать всё заново я здесь сейчас не буду, но моментально объяснилось то, например, почему «родственники» (его сёстры) сразу после папиной смерти (поминки не успели пройти в день кремации) пытались убедить меня «выкинуть в комнате вон тот и тот родительский мусор» (т.е. их вещи, когда ещё сорок дней не прошло) и поставить туда кушеточку, которую они привезут, — кого-то можно будет туда поселить (В МОЮ КВАРТИРУ!!!!! — я всю жизнь, ля, мечтала! — тьфу!), и тогда же активно начали хором что-то выдумывать про несуществовавшего папиного сына, — не исключено, что поселили бы именно его. (Т.е. мужика — ко мне, сумасшедшей, под видом моего брата…) В приёмной ФСБ, где я тогда бывала, куда привезла тогда кота, я всё это рассказывала, но так конкретно мне никто ничего не объяснил, — «Полковник» только подтвердил, что приехать лучше сюда, в Москву, и на Новый год точно в Петербурге не оставаться. И ещё был описанный эпизод, который теперь объясняется: тот липовый «мой троюродный брат в двух лицах», т.е. два разных мужика, один из которых был выше другого на голову, и которых мне представили под видом троюродного брата с промежутком в два года, надеясь, что я забуду и не различу. Троюродный брат с таким именем существовал, но не раньше не видели его никогда ни я, ни папа, — к моменту прихода второго, папа уже был почти при смерти, и если он и мог их различить, то просто не хотел никого видеть, включая приведшую его «родственницу», — притворился спавшим.
В общем, всё похоже на то, что «родственники» по любой причине, но ДОСТАТОЧНО осознанно поучаствовали в убийстве моих родителей, заранее намереваясь их — убрать, квартиру прикарманить, а дочь их старшего родного брата (и отца ещё двух сук) — в этой квартире сначала ПРОДАТЬ. Тоже за деньги, разумеется. Хотя это — ещё не те «очень большие деньги», о которых я упоминала ранее, — там-то при чём-то — «Бардашков» в Чикаго и много кто ещё. Вполне вероятно, что деньги эти — блеф, — но мне-то (и моим родителям) от этого не легче ни секунды.
Вот поэтому «родственникам» так и надо позарез доказать моё сумасшествие, — не просто ради опекунства и квартиры, но и чтобы впоследствии не могла пожаловаться: никто бы уже не слушал, а они — опекуны… (Интересно, если руку-ногу отрезать, то это получится просто экзотика или дополнительная мера безопасности от моей «лихой активности» (когда убивают и морально уничтожают), — а то я опасная слишком…)
Я в этих записях не раз сравнивала общее с частным: на примере частной тактики, частных намерений, показывать общее — судьбы этой страны. Вот и тут. В чистом виде — то, что транснационально-олигархический фашизм, берущий власть в мире (и, безусловно, породивший когда-то и Гитлера, сам же приняв участие в его уничтожении, когда очень уж ужаснулся), теперь полностью взял реванш у русских за ту войну: отымел (вспомните хотя бы те толпы социалистического бабья на всех европейских автотрассах, — бабья, присасывавшегося к долларам, да и вообще всю чернуху, которая с тех пор была и есть), обокрал и продолжает обворовывать, привёл к дегенерации, заметной невооружённм глазом и пр., — а эти придурки, вместо дня национальной скорби и народного гнева (с последствиями) опять будут, как велено, дебильно и радостно праздновать девятое мая, позоря фронтовиков… Можно ещё поудивляться, почему этот народ больше не поёт песен, не снимает былых весёлых кино, не читает стихов… Только мужики все — одни спились, другие скурвились, и отдали эту страну на что угодно. В общем, не знаю, о чём тут ещё говорить, — не о чем. Это же всё никуда не денется, — камнем повиснет на всём этом приплоде, не отмоется, и никакой пассионарности не возникнет (не на чем).
А вот пусть мне попробуют сказать, что я преувеличила! Была тут в последний раз в электричке сцена: заходит в вагон молодой дегенеративный придурок, из певцов-побирушек, говорит, что песня посвящена отцу, погибшему в какой-нибудь Чечне, и закатывает убогим голоском дурацкую песенку, где через строчку блеет рефрен: «Россия-мать». Молдаванин сидит, тихо хохочет, угарает. Тот придурок со своей дурацкой песенкой большего, конечно, и не заслуживал, но вся сцена была отвратительной. И уверяю, что всё это было не случайностью. Вот так они и правят теперь бал, как хотят («Лёрик» — армянин, но это не важно, кто именно), а русские мужики — кто пьёт до потери сознания, и всё уже безразлично, а кто, как уже сказано, скурвился. Приплода наделали, а впереди — что?..
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
