(Текст публиковался назавтра, в то время, которое указано 19.12.2013.)
Перечитала свою последнюю запись — ужасно понравилось, — её ещё всю перелопатить и перередактировать — будет, что надо. (Кстати, там, где буду набирать пароли, сразу поставлю и то, что подредактировала в «резюме» для «Стихов».)
Вчера в интернете не была, а происходил один крайне показательный эпизод (отнюдь не в отношении кого-либо конкретного). Обязательно сейчас расскажу, но не хочу сбивать хронологию (которая тут ЕСТЬ, хотя пока, без редактуры, не все могут это увидеть), и продолжу по порядку (который, опять же, Я — ВИЖУ).
Сегодня сижу в интернете там, где готовлю тексты, но не набираю паролей, не захожу на сайты. Не знаю, получится ли и имеет ли смысл добраться сегодня до другого места, где я публикуюсь, поскольку сегодня — среда, и они работают только до 19.00. В крайнем случае, опубликуюсь завтра. Но — продолжаю, где прервалась позавчера.
Итак, напомню, что на данный момент я рассказала о том, как после неудачной попытки куда-то меня увезти, была слишком хорошо заметна реакция тех, кто, вроде бы, не только не должен был иметь к этому никакого отношения, но и не должен был бы вообще ничего знать…
Потом, на кормёжке, мне предложили (предложил пожилой, очень приличный дядька) в качестве ночлега — электричку, и я согласилась, поскольку речь шла о «коллективном» предприятии (впрочем, я забыла, поскольку знала об этом совсем уж давно), а вернее, не подумала, что бродяг, проводящих ночь в дальней электричке туда и обратно, не выгоняют, но, ближе к конечной станции, сгоняют ВСЕХ в последний вагон, так что не классическому бомжу оказаться там невыносимо, как минимум, потому, что там — действительно невыносимый, немыслимый запах. Впрочем, человеку бюргерского, а не бомжовского вида можно там и не оказаться, — это зависит от мен… полиции, то есть. Но, в общем, ехать-то основной путь мне предлагалось совсем не в этой компании, а может, предполагалось избежать и середины пути, когда электричка доезжает туда, стоит, и едет обратно (когда всех и сгоняют, кто последнего вагона избежал изначально), — короче, об этом я забыла и не подумала вообще. Зато, предлагая несколько другой «ночлег», об этом последнем вагоне напомнил молдаванин, так что он уговорил меня поехать с ним или с их небольшой компанией. Так и сделали, и меня это устроило.
Но рассказываю-то я сейчас не об этом, а о том, что творится вообще в плане управления толпой и, в конечном счёте, о том, одинаковы ли все времена и люди.
В общем, через несколько раз молдаванин поехал ужинать туда, куда я принципиально не езжу (та «церковь» — очень уж СЕКТА с явным воздействием на сознание, хотя кормят и весьма хорошо, в тепле, за столом и с переменой блюд, совершенно домашних), а перед поездкой, на предыдущей кормёжке, пересёкся ещё с одной своей знакомой, которая за ним, ВРОДЕ КАК бегает, а ему не шибко нужна, — что там на самом деле, я не хочу даже разбираться, мне абсолютно всё равно, — неприятность может заключаться лишь в том, что, поскольку ВООБЩЕ ВСЁ это — режиссированный балаган, то меня могут, несмотря ни на какие мои реакции или их отсутствие, психологически-насильственно загонять в какой-то их сценарий с целью — если не добиться реакции у меня самой, то, по меньшей мере, произвести впечатление моего участия моей реакции в чьих-то глазах, — видимо, в глазах тех, кто «заказывает музыку» и обещает деньги (или что-то ещё в качестве оплаты), кого все они тоже с радостью готовы надуть и нагреть, чтобы обещанное, всё-таки, получить, независимо от того, добьются ли они чего-нибудь от меня в действительности. В общем, заказана у них, похоже, какая-то моя «любовь», а если я на это не иду никак, то надо создать видимость этой «любви» в глазах «работодателей», чтобы, всё-таки, получить «гонорар» (а потом и в глазах «общественного мнения», ради игры на котором всё и делается).
Кому интересно, может посмотреть ещё одну историю подобной попытки фальсификации, когда действительно довести меня хотели совсем другим (неудачей письма в гос. думу), а выглядеть всё должно было бы так, как суицид или попытка на почве несчастной любви, — это описано в повести «Вспышка», часть 1, от слов: «Теперь с повешением её донимали в тех же целях», — до слов: «Теперь же они оставались с длинным носом, а она спокойно уезжала в Москву». Такой же фальсификацией была и история в 15 лет, когда причиной были мои же манипуляции со школьными оценками, с ведомостями, кончившиеся полным и «последним» провалом, а представлено всё было (при моём собственном участии, «чтобы никто ничего не узнал», как нечто, опять же на почве «несчастной любви»). Об этой истории можно посмотреть здесь же, далее, или значительно подробнее — в части 2(III) , — если в Word’е эта часть — 54 страницы, то большой и исчерпывающий эпизод из моих 15 лет занимает примерно с 15-й по 24-ю.
Но, в общем, на тот «ночлег» меня вполне купили, и я туда езжу, но в тот раз, после той «сектантской» кормёжки, я с ним не пересеклась и пошла гулять до утра одна, «как обычно». Рассказываю я всё это ради «картошки» (как и обещала).
В общем, он-то утверждал, что мы друг друга просто не нашли, но это, во-первых, не имеет значения, а во-вторых, маловероятно, поскольку балаган-то продолжался, и всё было и есть «не просто так, а зачем-то». Может быть, предполагалось, что я останусь на вокзале, тогда балаган был бы куда насыщеннее. Но я сначала перешла в другой зал, откуда выгоняют позднее всего, хотела последовать своему принципу «из кино про "Титаник"», что с тонущего корабля в ледяную воду надо прыгать как можно позже, в последний момент, «чтобы сократить время переохлаждения», — т.е. я хотела досидеть в этом зале как можно дольше (так всегда в подобных случаях и делаю), а потом уже идти на мороз, где я, в принципе, знаю, где и как можно периодически погреться. Собираясь там посидеть ещё час-полтора, я хотела подремать сидя, головой на сумке. Не тут-то было. В тот зал стали потихоньку стягиваться «делегации» (а из виду меня не теряли и в предыдущем), среди них — одна европеизированная узбечка (как выяснилось совсем недавно, поскольку я в принципе не помнила, узбечка она, или таджичка, или киргизка). Я её видела довольно давно, — ещё тому дяденьке, «с верхним юридическим образованием» и вполне московского вида, говорила, что она, похоже, собирает компромат, то ли лично на меня, то ли на Москву вообще, после чего, В ЧАСТНОСТИ, он и решил, что я всё воспринимаю «как-то слишком уж профессионально». С молдаванином она тоже общалась (он называл её квадратной, что так и есть, несмотря на, действительно, европеизированный вид с очками и модной стрижкой), и голос у неё — редчайшей пронзительности и омерзительности. Ещё она постоянно говорит что-то невообразимое по бестактности и глупости, — вероятно, просто провокационное. Очень похожа на активистку по подготовке «цветных революций»… И вот, она села через сидение от меня и начала этим своим голосом что-то вещать, — прощай, моя дрёма. А потом села на уши с этой картошкой (как бы и не мне, а тому дядьке, с которым общалась, — но за сидение от меня она уселась уж точно не просто так).
И картошка была не просто так. От этого сразу зашмонило ссылкой на отцовских «родственников», которые — из деревни, всё время что-то растят на дачах с тех пор, как «ушёл» их родительский дом в Смоленской области, и во всём этом разбираются. Но я не просто так всё время говорю, что люди это по сути — АБСОЛЮТНО посторонние, с которыми у нас никогда не было ни общей жизни, ни общих интересов, — я понятия не имею, чем они дышат, а они — чем я (хотя, при тотальной своей общечеловеческой неискушённости, «считать» могут что угодно). Поскольку меня после кончины (убийства) моих родителей упорно пытались запихать в их круг (а это — лучше сразу вешаться), то вот такие намёки на них, когда я их засекаю (ещё пойди в них во всех разберись, когда я не знаю и знать не хочу, о чём речь), относительно нередки.
Но, более того. Попытки запихать меня именно в этот круг я замечала довольно давно, что всегда вызывало моё предельное возмущение. Даже родителей было туда не запихать, хотя папа — их брат (с очень большой, правда, разницей в возрасте, особенно — с самой младшей, родившейся, когда он был уже в послевоенной армии с отсрочкой). Когда мама от физтеха взяла шесть соток (году в 1986-м) и ВМЕСТЕ с другими ФИЗИКАМИ стала там ковыряться — что-то вроде детсадовской восторженной игры «в новые игрушки», пока не сломают, — а физиков на грядках НАДО БЫЛО ВИДЕТЬ, — отцовские «родственники» периодически порывались переселить их поближе к себе, давать огородные советы, — мама бежала от этого всего очертя голову, но даже и папа, сам когда-то деревенский, но отработавший много лет начальником рай-ГАИ г. Ленинграда, ценил независимость, и под контроль сестёр не собирался ни с какого перепугу, — его совершенно устраивало ни к чему не обязывавшее ковыряние в тех шести сотках вместе с мамой и её физиками, — он сам по себе даже слышать не хотел о переезде поближе к сёстрам в их «профессиональное огородничество». (Я это уже рассказывала.) Но меня-то туда запихивала, например, жена отцовского брата, по молодости сама очень снобистски ориентированная, сама подчёркивавшая своё отдельное положение от тех «родственников», хотя и была родом из того же районного посёлка, но тоже давно «с верхним образованием» (как и её муж, и все тамошние братья) и научный сотрудник со степенями), и всегда нервно соперничавшая с моей мамой. И, например, на свадьбе собственной дочери, первой вышедшей замуж за немца, меня демонстративно усадила именно к тем родственникам, хотя своё положение, отдельное от них, не преминула тогда подчеркнуть, и так далее. Но всё это было какими-то отдельными эпизодами жизни, по пальцам считанными, как и мои посещения той деревни — НЕСКОЛЬКО РАЗ В ЖИЗНИ, преимущественно плохо кончавшиеся, сродни посещениям других дочерей братьев, но в отличие от того, что сами сёстры по сути продолжали там ЖИТЬ, приезжая ДОМОЙ на все праздники и во все отпуска. В общем, я шарахалась от этого всего (и не безосновательно), как все невестки и все дочери тамошних братьев (ещё две), и общей жизни ни с кем из них у меня не было и не могло быть, — ВСЕ сферы интересов всегда лежали в других областях, даже приблизительно им не знакомых.
Но поскольку я не случайно говорю, что некие преследования и некие вражеские, губительные СЦЕНАРИИ в моей жизни существовали изначально, заведомо и появившись почему-то ещё ДО моего рождения, то и вот это вот насильственное запихивание в ТУ, постороннюю семью, не участвовавшую в моей действительной жизни, просматривалось гораздо раньше, чем я начала что-то понимать (но чему я всегда сопротивлялась, потому что иначе было невозможно). Даже на детсадовском «выпускном балу» (у нас был такой — в детском садике от маминого Физтеха) проскочила ощутимая шпилька по этому поводу… (Рассказывать не буду, но помню хорошо, — только осознание, что к чему, пришло, конечно, позднее.) Придуманы эти «сценарии» были, уж конечно, не ими самими (им такого не потянуть, — у них мозгов не хватит), — это нечто из той же оперы, как то, что сценарии той деревенской травли и поздние, «рябочёвские» из первой Москвы, о чём я рассказывала сто раз, совпали по почерку, хотя во времена моей нехорошо-памятной поездки в деревню, Рябочёву было ещё лет 11, и участвовать он не мог ни в чём уж никак, — а почерк совпадал, — значит, источник был где-то вне…
Меня родители с грядками не донимали вообще никогда, считая, что грядки эти — «для удовольствия» (необходимости в них никогда не было, «снимать урожаи» с них и бить рекорды никто не стремился), значит — дело добровольное, и если я удовольствия не получаю — то и бог со мной. Мама прекрасно понимала, что у меня — другие интересы, ни на чём не настаивала, а папа — не очень понимал, но у него всегда ХВАТАЛО УМА понимать, что он понимает не всё…
Ну, так вот, к чему я это. Мутная ситуация с «Лидией Гавриловной», школьной математичкой, нашей классной до девятого класса, «отметившейся» очень во многих нехороших вещах в отношении многих учеников (кто читал — помнит), учитывала в отношении меня (думаю, что и мамы) и этот сценарий среди прочего. То, что «Лидия Гавриловна», приехавшая тогда из закрытого Кронштадта, была уже вполне осознанной американской фашисткой и имела «задание» в отношении нашего класса со всеми его внуками академиков — очевидно. (Хотя, я не утверждаю, что это выражалось в открытом участии в какой-либо организации, и что вообще, она вообще многое знала действительно как есть. Но её краткое досье-то на ВСЕХ учеников, найденное в нашем шестом, кажется, классе, было написано ДЛЯ КОГО-ТО… И т.д., и т.д.)
Помню, после экзаменов в восьмом классе (нынешний девятый) мы все поехали в колхоз ещё под патронажем «Лидии Гавриловны», «выпустившей» нас после этого в старшую школу. Тот колхоз для нас каким-то образом организовывался от крупного, знаменитого объединения, генеральным директором которого тогда был отец «Линевской». Помню, нас ней как-то застукал кто-то вроде комсорга — в «самоволке», на просёлочной дороге, с бутылкой лимонада и сигаретой в руках у каждой. Грозно спросил, как фамилии, а когда услышал, глупо засмеялся, отвесил нам какое-то очень доброе пожелание, пожурил любовно, чтобы в «самоволке» больше не попадались, и «растворился в воздухе». Но в другом отношении никаких ощутимых льгот у нас не было. Разве что, тот колхоз был для ВСЕХ нас достаточно курортным, что, впрочем, вполне нормально для пятнадцатилетних детей. Невероятно, что в институты у нас поступили все, кроме… «Линевской» (чуть не забыла). Вместо этого она умудрилась в 18-19лет выйти замуж за 26-летнего пьянчужку, тогда — грузчика овощного магазина (хотя и хорошего в целом человека), безо всякого, конечно, образования, — это стоило её родителям немало седых волос, и удар смягчало то, что она была у них — третья (две первые, особенно старшая — их гордость). Вот, видимо, чего-то подобного хотят в очередной раз и от меня с этим молдаванином…
Ученики специализированной английской школы были ещё теми «колхозными работниками». (Кстати, в институты поступили, кажется, вообще все, — ни о чём другом там и речи не бывало.) Но на грядки мы действительно выезжали, и там уж — как могли. Я рассказывала, например, как один наш художник, действительно талантливый парень, ставший впоследствии профессионалом, хотя в школе явно и не блиставший (ага, у «Лидии-то Гавриловны», имевшей «спецзадание» всех нас гасить на корню), НЕ МОГ физически работать, и в грядках — не то, что внаклонку, не то, что «сидел на попе», а вообще ЛЕЖАЛ (на самом деле). Но там с этим никто и не мучил: работает себе КАК-НИБУДЬ — и слава богу. Остальные в среднем работали на уровне обычных интеллигентов на шести сотках, которые тогда ещё и не стали так распространены (это уже нововведение, ближе к горбачёвскому, — м.б. андроповское). Ну и я — как все: отстреляться по возможности побыстрее, культуру с сорняком так уж сильно не перепутать (а то заставят сажать обратно), и — на вечернюю вольницу.
И вот, что меня удивило ещё тогда, — настолько, что ярко запомнилось. «Лидия Гавриловна» стала почему-то рассказывать моему отцу (и не только ему), что я на этих грядках работала просто потрясающе, как будто родилась для них, — что я в эти грядки «буквально вгрызалась». Меня, вроде как, хвалили, так что бунтовать тут смысла, вроде не было, но меня удивило это потому, что было откровенной ложью. Никакого особого интереса у меня всё это не вызывало, никакие нормы я не перевыполняла (если выполняла вообще), халтурщица была ещё та (как все наши в том колхозе), но она зачем-то откровенно и однозначно врала. В свете того, о чём я сказала сейчас, это становится понятным, хотя, конечно, это — далеко не самое страшное, о чём имело бы смысл рассказывать и вспоминать. В общем, это отдаёт чьим-то чужим, посторонним сценарием — загнать всех обратно в стойло, а в свете информационно-психологической войны — это тем более понятно, особенно при нынешних тенденциях уничтожения российской и советской интеллигенции и переориентации всех на ручной труд (окончательное превращение страны в сырьевой придаток)… Но, что лично мне теперь уже давно очевидно, происходить всё это начало очень давно, в послевоенные времена — методом «молекулярной» агрессии в культурное ядро — прямо по теории Антонио Грамши. (Кому интересно — может почитать у меня об этом во «Вспышке», часть 2(II), или сразу у Сергея Кара-Мурзы, см. мой список литературы к той же «Вспышке», где отдельно значится "«Манипуляция сознанием», Учение о гегемонии Антонио Грамши, с. 61-69".) И, видимо (не только по этому эпизоду), «Лидия Гавриловна» — один из профессиональных, посвящённых «агентов влияния».
Так подробно я говорю это, чтобы объяснить ту свою реакцию на «европеизированную узбечку» с её картошкой. Она, не дав подремать, вещала со знанием дела, где что растёт и как, где лучше, где хуже (вероятно, стараясь побудить меня тоже выказывать знания о картошке, что как раз пригодилось бы в «союзе с молдаванином», но по чьей-то наводке безнадёжно перепутав меня с отцовскими «родственниками» и с той же «Линевской», как бульдога с носорогом. Я, не вынося этого более, шёпотом «завопила», что, слава богу, я отродясь никогда ничего не знала ни о какой картошке и никогда в жизни ничего не узнаю. Кстати, это было после того, как я, не дождавшись молдаванина и поняв, что сегодня ночую на улице, в свободном полёте, перебазировалась на верхний этаж, чтобы просидеть подольше в тепле и — идти (а мороз как раз был очень сильный), и передо мной прислали какого-то старого придурка, чтобы проходил мимо, нервно нашёптывая имя молдаванина (русское и навранное) — показывая пример, как мне надо «страдать от несчастной любви», чем уже заранее взбесил, уже почти доведя до точки кипения. А потом — узбечка с этой картошкой. В общем, я, в бешенстве, ушла примерно на час раньше, чем могла бы. Но — ничего, живая, тем более, что ушла я хоть и на мороз, но — ИЗ той вокзальной атмосферки.
Ну вот, теперь осталось — о том, почему я нигде не была вчера, как мне продемонстрировали очередной облом, причём, я не знаю, знал ли молдаванин об этом заранее (чему не удивлюсь) или тоже, всё-таки, обломался (а заодно — почему мне практически бессмысленно дёргаться с любой работой).
Но это уже — завтра. Сегодня — ушла. Время ставить смысла нет, поскольку поставлю его тогда, когда завтра буду публиковаться, — сейчас — только текст.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
