И еще один пустой день
Сегодня выпила бутылку пива еще днем. Как-то особо и не хотелось. Но стоит, место простаивает. Готовить было лень, писать ничего не складывалось. Делать что-то в этом доме бессмысленно. Всё пустое. Поэтому достала пиво, что привез Андрей и выпила. Сидела читала книги с советскими песнями. Много давно знакомых, не только на слух, а вовсе наизусть. Со многими связано детство и юность. Что-то поднимает в душе старые чувства, сожаление о впустую прожитых годах. Горечь об утраченных сильных и настоящих чувствах, которые могли бы сделать меня и еще кого-то по настоящему счастливыми, но лично меня сделали глубоко несчастной. Думала о долгих годах жизни с Потаповым. О таком неожиданном предательстве Ивана и такой перемене своей семьи и нежданно жестокости самой близкой из подруг. Пела давно знакомые с детства песни, которые часто пели в "Запорожце" когда ехали на дачу с родителями. Распевая во все горло. Заваленные по самое небалуйся коробками, рассадой, клетками с попугаем, мышами, хомяками, с кошкой на заднем сиденье и собаками на переднем. Которые вытаскивали свои морды в окно и ветер превращал эту морду в непонятно что, с развевающимся языком. Было смешно. Когда все у друг друга чуть не на голове сидят, едят мороженное и поют во все горло. С чемодами, тюками и сумками на коленках. Песни которые я пела сидя на даче у себя на чердаке глядя на крышу дома, так обожаемого мной в далеком детстве Сереги Денисова. И надеясь что однажды, когда нибудь мы обязательно будем счастливы. Счастливы вдвоем. Ну надеюсь Серега счастлив со своей Наташей и дочкой Настей. И вообще со свой семьей. Должен же в конце то концов хоть кто-то быть в этом мире счастлив. А что касается меня ....я слишком давно не была счастливой. А все что было ушло как обманный морок. Просто вышло всё на нет. Словно и не было ничего. Память мне не отказывает. Но душа ...словно все было далеким сном. Словно ни жизни моей ни счастья не было вовсе. Стала так горько. Я чувствую себя такой непоправимо старой и ненужной. И жизнь свою так же не нужной и пустой. Никакие душевные поиски и ухищрения не делают меня счастливой. Никакой самообман и духовный поиск не делает меня счастливой. Боюсь что уже и не сделает. Весь день пыталась заставить себя написать хоть пол строчки. Выходила какая-то ерунда. Я злилась и нервничала. Вышла гулять с Тяпой и увидела за рулем проезжающей мимо машины юношу, примерно возраста Гошки Серегина. А главное очень похожего на него, таким каким я видела его в последний раз. Раньше при виде человека хоть чем-то схожего с ним, сердце мое замирало и сбивалось с ритма. Словно в ожидании невиданного счастья и настоящей, той самой любви. Но сегодня я вдруг разозлилась и то, что я испытала нельзя назвать ничем, ничем кроме ненависти. Я вдруг возненавидела его. Резко, сразу. Неистово, так же как когда-то любила. Хотя по сути то вроде как и не за что. Его не за что ненавидеть то? Он не воровал меня из семьи, не он мою семью разрушил, не он и поил Мишу моего, не из-за него Миша загулял. Он пришел уже тогда, когда все разрушилось и распалось само по себе. Когда жизнь, долгая семейная жизнь вдруг разрушилась окончательно и ничего не могло уже это исправить, как я ни старалась. За что его бы ненавидеть? Он поддержал меня в трудный час, подарил мне дни радости и любви. Он действительно делал меня по настоящему счастливой. И возможно действительно был искренен в своих чувствах. А почему бы и нет? Мы расстались только потому, что это было предопределено. Разница между нами такая большая, что думать о семье было смешно. Смешно и нелепо. Для того что бы с такой разницей в возрасте сложить семью, надо любить так неистово, что бы решится на подобный шаг не смотря ни на что. Я бы решилась. Я отчаянная. И любила его я дико, необузданно, как в последний, а может и правда в последний раз. А в нем этого к сожалению не было. За что его винить? За юность и первые чувства? К чему эта ненависть? Но она вдруг взялась ниоткуда. Рухнула на меня словно гром среди ясного неба. Пронзила как молния, так же как в какой-то момент когда-то пронзило меня к нему чувство любви. Сразу, на месте. Без уловок и околочностей. Я так близко и так четко разглядела рот, абрис губ, то как мальчик за рулем сложил их, точно как на одной из Гошкиных фотографий. И даже взгляд, брошенный им в мою сторону, чем-то напомнил мне Гошу. И это так разозлило меня. Так сильно, что я вдруг поняла, что испытываю ненависть и к самому Гоше и ко всему, что на него похоже хотя бы издалека. Это было так неожиданно, что я даже растерялась. Но самое странное, что эта ненависть совершенно не проходит. Она словно осела внутри меня. Осела как пыль и лежит. Наверно уже никуда теперь не денется. Пока я гуляла с Тяпой думала о странных путях любви. Например рядом с Рукавишниковым я всегда ощущаю себя старой, пустой, придавленной бытом и жизнью. Совсем не женственной. Я и в юности чувствовала себя рядом с ним усталой старухой. Словно он как вампир выпивал из меня все соки юности и радости. А ведь по сути он ничего такого не делал. Ничего прям уж того, что вышло бы за рамки всего что порой происходит между людьми. Бывал ревнив, не тактичен и жесток. Но вряд ли он сам понимал это, он был юношей с подобным воспитанием и другого взять ему было неоткуда. Я даже тогда не особенно винила его. Хотя когда развелась испытала облегчение и попыталась стереть его из своей жизни. Совсем, словно его и не было. Я поменяла паспорт, фамилию на девичью, дочери дала свою фамилию и отчество своего отца на первые месяца, а когда Мишка Потапов записал дочь на себя, то я сразу и до конца восприняла его как отца Натальи. И даже умудрилась напрочь забыть о том, что у Наташи есть родной отец. Возможно то что я видела в дочери себя и Мишу и то что дочь видела в Мише и его родне самых родных и близких ей людей, возможно все это питало нашу любовь и любовь к дочери. Но как только все нарушилось и Игорь признал себя отцом, нарушилась и моя связь с дочкой. Словно то что она узнала, что он её отец что-то непоправимо изменило не только в ней, но и во мне и в наших с ней отношениях. Для меня у нее был один отец - Миша. Как только воспоминания, что её отцом является Игорь выплыли и она об этом узнала, всё разрушилось. Может и не столько в ней, сколько во мне. Я не могу принимать её уже таковой. Во всяком случае так как принимала и любила раньше. Это уже не поправимо! Ни что во мне не мирится с тем что она дочь Рукавишникова, что я связана с ним нашим общим ребенком, что он её отец. Она была частью меня и Миши, а стала частью Игоря. И это разрушило хрупкий баланс моей жизни. Я шла и думала о том, что от Рукавишникова у меня всегда чувство неопрятности, бедности, тяжелого труда, какой-то мутной общей ауры что ли, общей подавленности, упрямства мысли и ограниченности, чего-то нечистого. В принципе нечистого. Мутного. Чего-то, что как незримый шлейф грязи, некой мистической, неуловимой, моментально-эзотерической грязи тащилось за ним и витало вокруг него. А ведь он уважаемый человек, не бомж, не неряха и не грязнуля, занимает не плохое место, растит сына один, ухаживал больным за отцом и матерью, он умен и хозяйственен. Ведет сам дом, строит дачу. Образован и много видел. У него интересная работа. И вовсе не похож на неухоженного грязного бомжа. Много умеет, много имеет в отличии от меня например. Но все же...а какое-то время мне удалось побороть эту брезгливость и страх. Я смогла найти в себе что-то светлое и доброе в отношении него, и желала ему только дальнейшего счастья и процветания. Мы стали общаться, дружески. Я проявляла много терпения и понимания. Но последние годы сделали меня непримиримой к нему. Совсем. Видимо уже навсегда. Настолько, что я даже сына его не люблю. Хотя мальчик не в чем не виноват. И это отразилось и на нашей дочери. Она стала мне человеком чужеродным. Перестав быть частью моей семьи, моей духовности и моего дома, стала человеком связным кровными узами с Рукавишниковым, и этой вот нечистоплотностью образа и ауры. Я это сразу же на ней сказалось. Она и отдает на каком-то неуловимом , тонком слое, как-то невозможно и недостижимо мистически вот этой вот нечистоплотностью. Хоть тресни! И в то же время взять того же Евстигнеева. Где только мужик не ночевал. По крышам и подвалам, на лестницах и в канавах. Пил, гулял, гудел напропалую и курил травку, глотал таблетки, кажется даже кололся. Приходил грязный, пьяный, мятый, не чесанный. Натуральный бомж бомжом. Каковым по сути и являлся какое-то время. А может и является. Жил не понятно как, не понятно с кем. Не понятно на что. Это надо было видеть. Приходила отекшая морда, с мешками под глазами, под тремя слоями грязи. Отекшие руки, распухший нос, синюшная смуглая кожа. Одежда воняет, грязь чуть ли не стекает с него. Раз зимой пришел грязный как свин, мокрый насквозь. В канаве что ль спал? Весь, весь с головы до самых ног. Полностью мокрый и покрытый слоем черной грязи. Видимо был уверен, что лечебная, для ран душевных, как он говорит. Я - говорит - не пью, я душевные раны дезинфицирую. Ха!
Это он меня научил, раны свои душевные дезенфицировать. Так на пару после работы и дезенфицировали, что бы не воспалялось. Время от времени конечно. Что бы его отмыть надо было три часа держать его в ванной, брить самой, так как его глаз один ни черта (как и у моего отца и кстати у Рукавишникова тоже) не видит, и нормально по человечески он не может выбрит щетину, только на половину, где видит. Одежду я простирывала дважды, если удавалось отнять. Он смеется - До трех сантиметров не грязь, а после трех сантиметров она сама отвалится.
И самого его я загоняла в ванну сразу с порога. Что бы отмок и отмылся, и поел хоть что-то. И всё же под этими тремя слоями грязи, алкоголя, непонятных мне жизненных перипетий есть и всегда был человек. Даже от такого от него не несло грязью и тяжелым духом нечистоплотности. Как от многих прочих алкашей и бомжей. Вот не несло и все тут. Ну не вонял он. Даже будучи в хлам грязным не вонял. Не цветами конечно пах, но не было от него того неуловимого тяжелого запаха ментальной грязи и застарелого алкоголя. Не было и все тут. Хотя и вырос он в сложных условиях и родители пили, и жизнь кой как складывалась у него с самого детства. И рос почти беспризорником. Никто не скажет что он святой. Упаси боже. Тот еще ...Еще и "свистит художественно". Но от него даже после тридцати лет и после трех банок пива молоком пахло. Молоком! Вот так вот...Молоком парным. И свежестью. Чертов алкаш...Но без темного шлейфа пыли и ауры грязи. Он и в общении был мне легок и приятен. Ну легко мне с ним. Дышать рядом с ним легко. Смеяться рядом с ним легко, плакать рядом с ним легко. Тепло мне с ним. Сердцу тепло, душе тепло, телу тепло. Человечно, уютно, не страшно. С ним можно и нужно общаться честно. И это правильно, понятно и легко. Не так как с другими. Я не думаю, что это личная заслуга того и другого. Это что-то иное. Но я то это чувствую. Что мне теперь с этом сделать? Может это шлейф грехов семьи, может это шлейф грязных поступков или мыслишек. Может это еще что-то...Мне не понять. Может это вообще врожденное. Откуда я знаю! Но с одним мне тяжело, а с другим мне легко. С самого детства нашего. И это не зависит от того что за отношения нас объединяют. Это сразу и оттуда и по сейчас тянется все время. И не мне уже это менять теперь. Это вообще отдельно от Ивана или Миши. Это как противопоставление какое-то ...Иван совсем другой. И наша с ним дружба ничем не походила на отношения с другими людьми. Или Миша, тоже совершенно из другой "сказки". Жили мы совсем иначе чем с кем-то еще. И ничего похожего. Он скорее на отца моего иногда, местами смахивал, чем на Рукавишникова или Дэна. И уж тем более ничем на Ивана. Но вот же как-то сложилось всё у меня не ясно, не понятно, кое как совсем. Не по человечески. А теперь вдруг эта лютая ненависть к Гоше. С пустого места выросла. Ни на чем. Ничего хорошего в последние годы. С расстройства стала вспоминать свое детство. Вдруг так четко и ясно вспомнила как нашла мышей. Банка стояла на окошке. Кто-то выставил большую банку на окошко. А в ней белые мышки. Забрала их себе. Вспомнила Покровский бульвар и садик Милютина. Там статуи белые, фонтанчик был и забор черной решеткой и дорожки, а еще качели...Мама очень любила этот садик Милютина. Часто там в детстве гуляла. Сама и с братом, наверно часть свиданий с моим папой проходили у них в садике Милютина. Я помню весенние и осенние прогулки по Покровскому бульвару. У меня мало воспоминаний о Покровке. В основном это мамины и папины воспоминания. Еще до меня, до моего рождения. Но я тоже много помню оттуда. Мы ездили туда к бабушке Гале в гости, я там часто играла с сестрами Ирой и Аней, дочерьми маминого брата Александра. Мы выходили во двор дома, такой дворик колодцем, там в середине была песочница, домик, качели. Старые такие, на полозьях с деревянными сиденьями. Как лошадки качалки, только качели. И другие, старые, скрипучие. Мы качались там, по долгу. А позже убегали с Анькой по дворам. А подоконники на лестнице в доме были широкие, я на них залезала и стояла смотрела во двор. Ждала маму. А в окнах были рамы, двойные толстые рамы. Бабушка Ксеня там прятала соленья и варенье и прочие заготовки. Иногда я залезала в её хранилище. Очень редко. Потому, что за это могло попасть. На дневной сон меня клали к бабушке Ксене в комнату. И постели у нее всегда вкусно пахли. А на подоконниках стояло много цветов, декабрист, Ванька мокрый и другие. Я потихоньку ощипывала цветы и ела. Бабушка увидела и наругала, сказала, что какие-то из них ядовитые и я могла отравится. Мне промывали рот. И все суетились. Но со мной ничего не случилось. Я не отравилась ничем. Я запомнила какие цветы я ела, они были кисленькие и мне понравилось. И я постоянно их ощипывала и ела. Наверно бабушка гадала, что с ними не так. В шкафу у неё были статуэтки, слонов, медведей, гармониста с девушками, ласка (которую она мне потом подарила на память). На стене у кровати висел ковер "Персидская ночь". У коней были страшные глаза и жуткие всадники. Я засыпала и разглядывала ковер. На праздники, на девятое мая, на первомай, на новый год, все мы там собирались. В проходной комнате ставили большой стол. А мы дети залезали под стол и ползали там на четвереньках между ног взрослых. Высовывали руки из под стола и хватали оттуда все, что сможем, конфеты и бутерброды и ели под столом. А в маленькой комнате, которая по сути и не комната, а чулан с балконом, там стоял рояль. Дядя Саша и моя мама занимались музыкой. А потом и мы тоже. Наверно больше всего сестра Ксеня. Хотя все понемногу. Позже подростком я время от времени ездила на Покровский бульвар гулять. Там же на свое горе я встретила юношу, художника Романа. Часто я ездила туда не к бабушке, а просто так. Пройтись. Потому что любила эти места. Садилась у Чистых прудов и читала на скамейках книжки. Приезжала туда после училища, выкладывала тетради и учебники на скамейку, что бы никто рядом не садился. Что бы быть одна. Доставала книгу и начинала читать. Я гуляла там с друзьями, но чаше всего одна. В один из таких дней ко мне когда я сидела у Чистых прудов подсел старичок. Мы долго с ним о чем-то разговаривали. Теперь уж и не помню о чем. О чем-то спорили. Что-то он мне рассказывал. Почему-то я это запомнила. Сама не знаю отчего. Просто запомнился мне этот мужчина. Как это ни странно, но Гошу Серегина я встретила тоже на Чистых прудах. Там у метро построили бар - "Кружку". Вот там мы и собрались однажды. Со всеми с кем общались на форуме "Волчат". Ведь я познакомилась с Гошей в интернете. Какое-то время я даже работала там, в переходе на Тургеневской. В частной палаточке с семенами и сопутствующими товарами. Миша приезжал ко мне с дочкой, он забирал её после школы, к вечеру они заезжали ко мне на работу и забирали меня с работы. Мы шли гулять, покупали мороженное и бродили по Покровскому бульвару, доходили до Красной площади или шли в другую сторону. Гуляли у прудов и любовались на фонтаны с журавлями. Хорошие были времена тогда. Вдруг вспомнилось, как гуляли после бара с Гошей и я зашла показать ему двор, где жили мои мама, бабушка, дядя и сестры. А потом мы шли мимо Милютинского садика. Была уже ночь и горели фонари. Я шла и вела по железным прутьям забора у Милютинского садика палочкой, а они звенели, Гошка смеялся и обнимал меня. И говорил что я какая-то странная всё же. Говорил что я пьяна, раз шатаюсь, а я была пьяна чувством к нему. Он на ходу пытался меня целовать, мы обнимались и чуть не падали, светили фонари и мне было весело и легко. Но я знала что что-то не так уже в ту минуту, что все движется к концу. И было горько и грустно и весело и сладко одновременно. Я сказала ему, что он теперь никуда от меня не денется, что я его заколдую и он будет любить меня вечно, навсегда, потому что я ведьма. Он вдруг остановился и так серьезно говорит - Да я так и понял, иначе с чего бы я вдруг влюбился в тебя как полоумный на пустом месте. Ведьма ты и есть.
Смешно и нелепо, я много раз слышала это и до него. Можно подумать, что если я влюбляюсь в кого-то вот так на пустом месте, то они не ведьмаки тогда. Очень смешно. Какая еще бывает любовь если только не такая? Она вся на пустом месте и не понять откуда берется и куда девается. Я же точно так же когда-то влюбилась на пустом месте в Евстигнеева или Бородина или того же Гошу. Что-то я не говорила им что они меня приворожили. А могла бы. Тем более Гоше, со всеми странностями наших отношений так которые так тесно сплелись с моим прошлым. Что про него-то именно как раз и бы и стоило сказать, что он роковой или наколдовал чего-то. Хотя теперь какая разница? Ни цели ни смысла в этом нет.
Много разного связано с Чистыми прудами. И хорошего и плохого. Много воспоминаний детства и юности. Каждый раз когда мне плохо, я по старой памяти уношусь туда , к прудам мыслями. Конечно там не столько моей памяти , сколь памятных дней у моих родителей или сестер, у меня есть еще Чертаново, Лианозово и Кузяево. А еще Арбат, где мы гуляли всю нашу юность. Но все же, часть моих воспоминаний принадлежит и Чистым прудам. Так уж вышло.
Автор текста (слов):
Фадеев Л.
Композитор (музыка):
Тухманов Д.
Игорь Тальков - Чистые пруды
У каждого из нас на свете есть места,
Куда приходим мы на миг уединиться,
Где память, как строка почтового листа,
Нам сердце исцелит, когда оно томится.
Чистые пруды, застенчивые ивы,
Как девчонки, смолкли у воды,
Чистые пруды, веков зеленый сон,
Мой дальний берег детства,
Где звучит аккордеон.
И я спешу туда, там льется добрый свет,
И лодки на воде, как солнечные пятна,
Отсюда мы с тобой ушли в круженье лет,
И вот я снова здесь, и ты придешь обратно.
Чистые пруды, застенчивые ивы,
Как девчонки, смолкли у воды,
Чистые пруды, веков зеленый сон,
Мой дальний берег детства,
Где звучит аккордеон.
Однажды ты пройдешь бульварное кольцо,
И в памяти твоей мы встретимся, наверно.
И воды отразят знакомое лицо,
И сердце исцелят, и успокоят нервы.
Чистые пруды застенчивые ивы
Чистые пруды, застенчивые ивы,
Как девчонки, смолкли у воды,
Чистые пруды, веков зеленый сон,
Мой дальний берег детства,
Где звучит аккордеон.
У каждого из нас на свете есть места,
Что нам за далью лет и ближе, и дороже,
Там дышится легко, там мира чистота
Нас делают на миг счастливей и моложе.
Чистые пруды, застенчивые ивы,
Как девчонки, смолкли у воды,
Чистые пруды, веков зеленый сон,
Мой дальний берег детства,
Где звучит аккордеон.
Ах Арбат мой Арбат
муз. Окуджава Б.
сл. Окуджава Б.
Ты течешь, как река.
Странное название.
И прозрачен асфальт,
Как в реке вода.
Ах, Арбат, мой Арбат,
Ты - мое призвание,
Ты - и радость моя,
И моя беда.
Ах, Арбат, мой Арбат,
Ты - мое призвание,
Ты - и радость моя,
И моя беда.
Пешеходы твои -
Люди невеликие,
Каблучками стучат -
По делам спешат.
Ах, Арбат, мой Арбат,
Ты моя религия,
Мостовые твои
Подо мной лежат.
Ах, Арбат, мой Арбат,
Ты моя религия,
Мостовые твои
Подо мной лежат.
От любови твоей
Вовсе не излечишься,
Сорок тысяч других
Мостовых любя.
Ах, Арбат, мой Арбат,
Ты мое отечество,
Никогда до конца
Не пройти тебя!
Ах, Арбат, мой Арбат,
Ты мое отечество,
Никогда до конца
Не пройти тебя!
Другие статьи в литературном дневнике:
