Река

Аннабет Ройсс: литературный дневник

Выходишь на солнце, половинка, или филонишь?) Завтра будет потеплее, хватай телефон или книгу и топай на свет и воздух. Недалеко, рядом с домом, посиди просто, подставь лицо солнцу. Лучше рядом с сосной, елью или берёзой…
Юрик, я серьёзно говорю, ты без света совсем зачах, как несчастная потерянная лошадка растения.
Чудик нормально, у нас у меня сегодня +14, гуси над городом пролетают, огромные высокие стаи. Так славно курлычут, будто ручейная вода поёт в небе…
Кое-как гуляю с лохматым, Дашка утром его подхватила, но дальше мы сами.
Чувствую себя, как сдутый воздушный шарик, и шарику позволено сойти с поста на один день. В общем, ем, сплю, обнимаю тебя во сне, просыпаюсь, в полусне вывожу собакина, больше ничего не могу. Когда утром набирала тебе маленькое письмо, сделала, наверное, сотню ошибок, пальцы мимо клавиш стучат. Как вернутся силы, перейду к небольшой молитве по лестовке, музыке и поэзии, если та сама вернётся — в данный момент я оглохла и ослепла…
Было здорово, родной. Всенощная прошла так гладко, что диву даюсь. Зато на Литургии немного запуталась, но Небесные выправили. Спать страшно хотелось, всё тело вдруг начало болеть, разум то и дело отключался, и я не понимаю, как послужила молебен — под конец у меня язык уже не ворочался и с колен было не подняться. Но свершилось, ура!) Теперь до середины марта нужно восстановиться и попутно не рухнуть в бездну без литургического общения с Господом… Молебны по пятницам продолжаются, ты ещё в опасности.
Медведь мой ласковый, как ты сам себя чувствуешь? Ночные службы очень сильные, круче только столпничество, наверное… Всё правда будет хорошо и уже хорошо, потому что ты живой и мы вместе.
Ничего не видела во время предстояния, только жертвенник, тексты, образа и лампадное пламя. После окончания чувство было удивительное: слёзы радостные, бесконечная любовь и великое облегчение. Это молитвенная словесная река протекает от Бога через человека к Богу, Он сквозь человека проходит, с ним соединяется, в нём живёт, его в Себя обнимает… Она начинается с выпекания просфоры, с литургического желания и намерения, с мысли о ней, и входит в полную силу уже на предварительном покаянном правиле, входит с беззвучным криком и болью душевной, со слезами, и тогда сердце распахивается навстречу Богу, и уже ничего больше не существует, кроме этой всеобъемлющей неутолимой жажды… и любви. Я сказала бы, Юрик, на что оно похоже, но ты снова засмущаешься, застесняешься и под лапу спрячешься. Такой милый и трогательный в подобные моменты… Но очень похоже, только в духовном измерении.)
Мишка постоянно служит со мной, не разделяю нас: ты — это я. Так что у престола мы всегда предстоим вместе; Господь повелел: одна плоть — один Дух.
Ты ведь тоже меняешься вместе со мной, не так ли?..
Однажды в деревне, когда сатана уже вошёл в него, иеромонах Амвросий произнёс странную вещь. Он сказал, что у Бога незаменимых нет и всегда припасён страховочный вариант. Я долго обдумывала его слова, все эти десятилетия они казались мне неправильными, лукавыми. Потому что это неправда. Нет никакой “скамьи запасных”, она не нужна Господу: когда необходимо, Он Савла обращает в Павла, а блудницу — в преподобную Марию Египетскую. Нечто подобное происходит и с чудиком убогим, и с тобой, Юрик…
Его не осуждаю, он был болен, болен адом. Как-то раз подумала, что на месте Петра я не отреклась бы от Господа, и через некоторое непродолжительное время случилось так, что отреклась: в присутственном месте постеснялась перекрестить воду перед тем, как её выпить. Постеснялась и тут же вспомнила, как осуждала Петра. Приехала домой и заплакала. Как Пётр… Мы такие слабые, родной, такие неизвестные самим себе, непознанные и неожиданно ломкие что-ли… Не дай Бог потерять веру — это конец.
Хлеб на этот раз вышел бесподобный какой-то: он благоухал перед началом службы, словно сад цветущий, и его аромат пробивался даже через полиэтилен, которым я укутываю просфору, чтобы она не зачерствела, пока остывает…
Сегодня часто вижу тебя в сети, называю по имени, улыбаюсь из последних сил, но вижу тебя, и они возвращаются: треску пожарила с мукой и яйцом. Завтра надеюсь расчесать лохматого, а то он уже на лешего похож.)) И снова тянет к твоей поэзии, к одному тексту, который меня выбрал, но не успел себя спеть.
Осталось только через мировую кромешную тьму и мёртвый ужас добраться к тебе, когда стена, разделяющая нас, падёт от одного слова Божия, которое скажешь ты, Юрик… Самое простое слово твоей жизни и самое трудное, но и самое необъятное, удивительное и высокое. Быть может, самое главное.



Другие статьи в литературном дневнике: