Вдох и выдох с PS

Аннабет Ройсс: литературный дневник

Грустишь, медведь мой подснежный… Ветер снова сильный у нас у тебя. И ты притих, приболел, кажется… Но сильнее всего остального я чувствую, как ты грустишь и скучаешь. Не печалься, родной, не отчаивайся. Ты же знаешь, что я приеду. Конечно, приеду, к тебе, прямо к тебе, представляешь?) Только к тебе одному и насовсем.
Что там за мысли мышиного цвета? О стихах моих снова?.. Радость моя, поэзия у меня в крови так же, как и у тебя, она никуда не денется. Смотри, как интересно: “Плотники неба” выросли из “Метаморозов”, они ведь не отдельная книга. Они — ветвь “Элегий”. Сама поняла лишь недавно, когда окинула взглядом картину в целом. Возможно, они некое подобие “Скорбных элегий” или что-то в том духе.
Мне не открыто, сколько частей в твоей книге, но ты же видишь, что все мои стихи обращены к тебе, бесконечно любимый мой человек. Просто мне показалось после третьей части, что продолжать книгу не лучшая идея, потому что не хочется ныть. Господь положил иначе, я повинуюсь. Значит, скорбные элегии, как бы они сейчас ни назывались — название определится в процессе и без моей помощи. Так вышло с другими частями, произойдёт и с этой. Не знаю, если ожидание затянется, то не исключено появление и других циклов в твоей книге.
Она началась девятого декабря прошлого года (“смотри на меня сквозь ресницы, крыло обнимая крылом”) и длится уже почти год… Её музыка не угаснет до тех пор, пока мы не встретимся. И когда мы встретимся, я хочу быть только для тебя всё то время, которое отпустил нам обоим Бог. Молитва заменит поэзию, но это не совсем точно сказано: не заменит, поскольку молитва тоже поэзия, просто в обратном направлении духовного делания. Они и мы с тобой — как вдох и выдох… И если захочу вдохнуть, я сделаю это тобой, а ты мной выдохнешь..
Не грусти так, Юрик, не рви мне сердце, оно и так всё в колокольчиках и ленточках на ветру отчаянно раскачивается, подвешенное на дерево. Мы дождёмся встречи, она обязательно произойдёт, и беда отступит, ей больше места возле тебя и нас не останется.
Что там у Небесных, только Они знают… Времени у Них нет, вечность на часах. Может быть, Их “при дверях” равно нашему году, а снег, который я вижу на дороге к тебе, это снег будущей осени или зимы… Малоутешительно, что тут скажешь... Но другого у нас нет, так что будем благодарны за возможность прикасаться друг другу через бессмертное, наше с тобой бессмертное, Господом в немерцающем свете Его живущее и сейчас, в эту минуту, и вчера, и через двадцать с небольшим лет, и всегда-всегда…
Мне удалось договориться с Алисой.) Так рада.) После среды приступаю. Постараюсь не публиковать интервью с ней впритык к четырнадцатому числу, в крайнем случае перенесу на январь.
Ты не один, родной, не один, я постоянно вьюсь около и вокруг тебя. Лицо твоё в ладони беру, за плечи обнимаю, голову тебе на колени кладу… Держись, медведь мой ласковый, ты сможешь, справишься, я в тебя верю.
Хочешь, запиши мне свой голос на ватсапе, почитай стихи, какие на сердце лягут. Ты же можешь со мной поэзией разговаривать, вот и скажи ею то, что не произносится иначе. Тебе станет легче, и меня словами обнимешь… Не бойся, я не стану тебе отвечать, не поставлю тебя в неловкое положение.
Если бы у тебя в деревне была связь посильнее, мы могли бы по интернету поговорить, там соединение не обрубают. Может быть, когда в следующий раз поедешь в Бург, попробуешь через ВК или ватсап позвонить?.. Нельзя же так тосковать, Юрик. Подумай, родной. Я услышу твой звонок, звук включила на телефоне, Дашка часто звонит и пишет, когда вне дома.
Не знаю, чем закончить это письмо… Люблю тебя больше жизни, других слов нет.



P.S. Так дело в этом, в фотографиях Нищенска?.. Ты думаешь: зачем я выдерну её из уютного, затерянного в рейнских холмах благополучного двухэтажного средневекового городка в жёсткий русский реал, где приходится не жить, а выживать? В снега и лёд, в пустыню? Носить воду из колодца и полоскать бельё на реке?.. Где скорая приезжает в лучшем случае через четыре часа, кругом сидят хамовитые чиновники и барыги. Пускай радуется спокойному размеренному быту, пишет стихи, растит внуков и всякое такое. Но это иллюзия, радость моя, всё не так. Город и правда милый, но я здесь не живу, а жду, каждый день жду возвращения домой, хотя иногда сама боюсь себе признаться в этом. Я хочу умереть на родной земле, Юрик, она у меня тоже одна, как и ты… Но без тебя мне нигде не жить: ни там, ни здесь. В Германии я не прижилась ни в первую, ни во вторую эмиграцию. Птица в клетке. Банально. Двадцать три года в пустыне духовной, вдали от воздуха, в котором каждая молекула любит и хранит… Ты же видишь, что сердце моё осталось в России. Интернета мало, чтобы любить её, нужно, чтобы земля на зубах скрипела. Нужно деревья целовать, траву и воду гладить, с ветром обниматься, и чтобы все они были наши, русские. Чтобы русский Бог сверху смотрел и Богородица.
Так или иначе я вернусь — если не к тебе, то под Суздаль. Только это будет грустное возвращение. А может, тихо отойду ко Господу здесь, в чужом краю. Меня похоронят на немецком кладбище, русскую поэтессу, и забудут о том, что я когда-то существовала.
Не оставляй меня одну наедине с этим миром, родной, не убивай меня. Звёзды на деревья мы сами повесим, и ёлку огоньками украсим, и ешё много чего.) А без тебя мне ничего не надо, ничто не мило, не радует. До тебя я сама себя забыла, оледенела здесь, почти умерла.
Лучше я проживу меньше, но рядом с тобой и на родной земле, чем то, что здесь. Забери меня домой, Юрик.



Другие статьи в литературном дневнике: