Сказка на ночь

Аннабет Ройсс: литературный дневник

Рано утром открыла глаза и поняла, что утренняя служба не получится, сил ни на что не было. Взяла собакина к себе, и мы ещё два часа проспали, хотя вроде и выспались… А в девять утра неожиданно пошёл снег… Его не обещали, никто не ждал его, но он струился и падал прямыми перпендикулярными нитями: крупный, мокрый, безветренный, в полной тишине… Гора погрузилась в белую тьму, мы шли мокрые, радостные и еле живые. Белая тьма… Твои строки глубоко и гулко зазвучали во мне: снегом тебя обниму… Навстречу им потекли слёзы, я вдыхала твой беззвучный голос, безвидное твоё лицо, и всё повторяла и повторяла в себе: слушаешь белую тьму — снег прилетает знакомый Бога — на плечи Ему…
Потом мы вернулись домой, и ещё час, как в полусне, я совершала последние необходимые приготовления к службе, а снег продолжал падать за окнами, как будто молился за меня…
Не знаю, как так вышло, но сегодня всё длилось в два раза дольше. До начала проскомидии вычитываю правило перед Св. Причастием, которое прежде читала накануне вечером, и мне совсем недавно переместили его на новое время. Начала и почти после каждого слова снова текли слёзы, приходилось откладывать книгу, пока они не успокоятся… В результате вместо обычного часа ушло почти два. И Литургия длилась словно вообще вне времени… В общем, закончила я поздно, в районе четырёх, всё в том же состоянии полусна-полуяви. Снег давно прекратился, но ещё долго звучало его белое беззвучное эхо…
Не знаю, что это было, но что-то изменилось во мне, наверное. После освящения Честных Даров, вставая из поклона, видела прозрачное пламя: чаша и дискос стояли в нём, будто посреди костра на антиминсе, только огонь выглядел прозрачным, невещественным. Языки пламени были почти неразличимыми, они вырывались словно из-под стоящих предметов, обнимали их, продолжались до верхней границы потира и исчезали где-то вверху. Они были хорошо различимы на фоне горящей лампадки, и я даже не уверена, что видела их духовным зрением, а не обычным. Оставалось неясным откуда исходит это пламя — источник его, как мне показалось, находился внутри предметов, проходил сквозь их очертания и окружал их извне живым маревом.
После окончания службы снова стало теплее в комнате на целых два с половиной градуса, я отогрелась пока находилась там.
Ты беспокоился за меня… Я как будто чем-то больна, родной. Разлукой, тоской, зимой… Так устала… Иногда вижу себя, несущую тебя на руках в высокую крутую гору. Если опущу тебя на землю, чтобы передохнуть, ты исчезнешь, и я больше не смогу тебя найти…
Господь разрешил рыбу сегодня вечером, а я уже не хочу ничего, но Он заставил пойти и купить. Принесла пакет с замороженной форелью, в нём оказалось три рыбины: две небольшие и одна крупная. Её оставила на Богоявление, одну небольшую приготовила, а вторую… Всё раздумывала, к чему она, ведь перед чинопоследованием, на Серафима Саровского, нельзя будет ничего, кроме растительного. И пришло, что последнюю рыбку стоит приберечь на день, когда ты разрешишь мне приехать… Она в глубокой заморозке легко может ещё год подождать.) Но вдруг, Юрик, вдруг…
Давай расскажу тебе про Россию, потому что у меня это сейчас в голове гудит. Мы продуем войну с Украиной долбаным перемирием. Внутри начнёт всё шататься, как перед девяностыми, официальная ложь станет зашкаливать, верхушка совсем ослабнет, а потом пойдёт обвал: сначала отделятся Татарстан и Чечня, за ними потянутся остальные… Запад накопит силы, и перемирие развеется, словно его и не было (а его и не будет, по сути). В городах пойдут перестрелки между разными ЧВК, бандами, полицией и гос. военными. Наступит хаос, на фоне которого начнётся китайская интервенция. Всё это станет происходить с ужасающей скоростью, и будет казаться, что спасения нет. Китай дойдёт до Урала, и случится чудо Божие, то, со снегом в человеческий рост… Перепуганные за свои шкуры европейцы помогут нам отбросить желтолицых обратно. В процессе смуты появится народное ополчение, из которого выйдет будущий последний государь, ты встретишься с ним, он сам нас найдёт. Тогда наступит час, чтобы правда Божия воссияла, как солнце над миром. Царь, вооружённый ею, совершит великие дела: вернёт триединую Святую Русь, закроет границы, обрубит выход интернета на Запад, и будет духовный подъём, сравнимый с началом христианства, где особенно ярко проявят себя молодые поколения. Государю откроется древнее знание, технологии, спрятанные до времени. Он будет править недолго, много воевать и освободит Иерусалим (настоящий, не в т.н. Израиле). Иерусалим, он же Царь-Град, Юрик, нынешний Стамбул… При государе запоют первую после многовекового забвения настоящую Пасху Христову, и Господь воскресит преп. Серафима Саровского для проповеди всемирного покаяния, на которую съедется множество народа со всего мира, но больше на чудо воскресения, конечно.
С возвращением Имени Божия вернутся и чудеса веры: простые пламенно верующие люди станут воскрешать мёртвых, исцелять и совершать много удивительного.
Будут проведены масштабные исследования на государственном уровне, пересмотрена вся хронология, география, восстановлены священные тексты и летописи Святой Руси. Люди словно очнутся от обморока…
Помнишь Геббельса? “Чем чудовищнее солжёшь, тем скорее тебе поверят. Рядовые люди скорее верят большой лжи, чем маленькой. Это соответствует их примитивной душе. Они знают, что в малом они и сами способны солгать, ну, а уж очень сильно солгать они постесняются. Большая ложь даже просто не придёт им в голову. Вот почему масса не может себе представить, чтобы и другие были способны на слишком уж чудовищную ложь. И даже когда им разъяснят, что дело идёт о лжи чудовищных размеров, они все ещё будут продолжать сомневаться и склонны будут считать, что, вероятно, всё-таки здесь есть доля истины…”
Приведу один пример из символа веры. “Распятого же при Понтийстем Пилате”. Люди уверены, что там речь об имени, а на самом деле там говорится о местности. Это как если бы сказали: распятого при всём честном народе или при Москве.
После возвращения Иерусалима под православный крест и смерти государя начнётся последний виток времени, окончит который Своим приходом Господь.
Такой вот расклад... Могла бы рассказать больше, но запрещают, время ещё не пришло, а ты вдруг снова не устоишь и поделишься с кем-нибудь… Ради тебя запрещают, Юрик, чтобы тебе не накликать на свою голову беды хуже той, что ты уже… В общем, для общей картины этого хватит, а остальное с именами, датами и географией подождёт до нашей встречи. Узнаешь много неожиданного, радостного и печального…
Ты можешь удивиться: как это, Госпожа Пресвятая Богородица русской крови, а Христа распяли аж на Босфоре?.. Он же тоже, выходит, русский по Матери. Как такое может быть?.. Может, родной, всё может быть, как ты теперь понимаешь… Лично для меня стало огромным облегчением, когда я узнала, что хотя бы не мы распяли Господа, не русские. Православие пришло на Русь из Византии, но началось оно у нас, Рождеством Небесной Девочки… Всё, дальше нельзя говорить.
Мои исследования пересекаются с работами Носовского и Фоменко, но лишь частично в области хронологии и географии. Дальше они идут своей дорогой и заходят в тупик, поскольку к Богу может привести только Бог, а не академические знания. В общем, как-то так, медведь мой ласковый…
Видишь, ты думал, что всё самое интересное уже прошло, а оно, оказывается, ещё впереди… Может быть, тебя немного воодушевит мой рассказ и поможет устоять до Богоявления. А впрочем, можешь считать его доброй сказкой на ночь.)



Другие статьи в литературном дневнике: