Ты слушаешь… И чему-то удивляешься… Мне кажется, что вокруг тебя и в тебе много света, но я себе уже не доверяю: вдруг вижу то, что хочу видеть, а не то, что есть…
То ли снова мне не веришь, то ли наоборот пелена с твоих глаз спала, и ты теперь видишь правду. И видя её, упрекаешь себя в прежнем неверии…
Лампадка у меня не чадит, поэтому надеюсь, что с тобой всё хорошо. А накануне последования чадила, в те дни, когда сердце твоё от боли разрывалось, пока чудик готовился к предстоянию. Она чадила, но сама очистилась, и такого раньше не происходило…
Десять акафистов я читаю сейчас, так получилось. Осталось шесть из десяти. Вокруг каждого акафиста выстроилось новое молитвенное правило. На последней странице последования, где находится текст благодарственной молитвы, снизу мной приписано, что после неё должно вычитать те самые десять… Почему-то я запомнила по-другому, что их следует читать после того, как наша встреча станет возможной. Как так вышло — без понятия, но я читаю их сейчас, не вдаваясь в подробности и не пытая Небо, что всё это означает.
Стихи, похоже, совсем ушли. Не потому, что я на Литуи, не подумай… Они просто не пишутся, и это легко объяснить: невозможно двигаться сразу в двух противоположных направлениях. Да и когда им случаться, если разум вслух или в молчании, но постоянно занят обращением к Господу?.. Раньше мне часто снилась поэзия, а теперь снятся священные тексты, я как будто продолжаю молиться и во сне тоже. Не страдаю от отсутствия стихов, Юрик, не переживай за меня. Они вернутся, потом, когда станут нужны. Может быть, ещё что-то напишу в первые месяцы, когда к тебе приеду…
Теперь у меня ничего нет, медведь мой ласковый: ни дерева-бонсай, ни собаки, ни стихов. Остался лишь чудик, у которого Бог в сердце, и что непостижимо, рядом с Богом, в Боге — ты, родной.
А дерево Насте отдам, оно ей давно глянулось.)
Время растёт, его бамбук всё выше и выше поднимается к свету… Между молитвами мне снишься ты, вчера видела нас и твою дочь Юлю, и малыша. Мы куда-то все вместе ходили, к какому-то памятнику что ли… Там был ещё кто-то из ваших знакомых. Вы разговаривали, а мы с малышом в сторонке занимались чем-то соответствующим нашему возрасту.)
По-прежнему приходят образы жизни на Синае. Сегодня учили, что надо будет первым делом освятить дом и пристройки, а затем обязательно освятить колодец. Юрик, твой дом назвали пещерой.) А ведь так и есть…
Показывали людей, которые поселятся в деревне, немного, несколько семей. Некоторые из них потом нам помогут… Учили, что перед пятницами, когда придёт их время, необходимы ночные молитвенные бдения и что накануне суда тоже нельзя спать.
Радость моя, если ты коришь себя за то что не доверял мне, то оставь это, отпусти себе. Для меня важно, чтобы ты различал где правда, где ложь, а то пускай останется в прошлом. Ты не виноват, у тебя ад был внутри и снаружи. Всё хорошо, половинка, никто на тебя не обижается, и ты себя прости.
Почему-то жду особенного после десяти правил подряд, чувство какое-то удивительное, что Она поможет… Она ещё упоминала тысячу пасхальных приветствий, что по лестовке читаю, по сто или если совсем точно — сто девять за круг.
Пришла утром из магазина, слёзы хлынули, а вчера их не было. Нигде об этом не пишут, но настоящая молитва начинается вне текстов по молитвослову и прочих канонических писаний. Они будто лишь настраивают, подготавливают к определённому состоянию, вводят в него, им самим не являясь. Слёзы и крик немой, внутренний, слова, что рождаются из него, из слёз, из глубины сердца, боли и любви, веры и надежды, — вот молитва. Она может быть только своими словами, сумбурными, детскими, наивными, безоружными, даже смешными, наверное…
Ласточки в моём сердце так по тебе скучают…
