Зачем нам наша наружность?
Наружность – выразительность человеческого тела.
А и не только человеческого. Всякого предмета и живого существа.
И они попадают в поле нашего внимания.
Итак, внутренние ощущения своей наружности – разрознены и в обрывках. Мы болтаемся на их струне. Это образ Бахтина.
Но мы не трогаем комплекс Нарцисса. Тоже очень красивый.
А трогаем вопрос: моё ли это тело? Опять же опираясь на внутренние ощущения.
При этом тело – наша граница во внешнем видимом мире. Оно пластично и природно. И мы есть – предмет среди других предметов.
Можно, конечно, намечтать себя, включив творческое воображение. Героически. Страдальчески. В виде главного действующего лица своего личного представления. Чтобы представление было сочным, окружение, фоны, другие действующие лица сочиняются и видятся ясно.
Любопытно, что в литературе много сюжетов на тему наружности главного героя. Да хоть Аленький цветочек. Или вот Сирано де Бержерак.
В общем, какое же мы производим впечатление своей наружностью?
Если на себя и для себя – то ровным счётом никакого.
Внешнее наше – в руках, во власти Другого.
И опознаём мы свою красоту (или ужасность) только через взгляд и отношение Другого. Мечта не восполняет пробелов действительного восприятия. А художественное творчество восполняет.
Получается такая сложная задача. Задача облачения. Чисто художественная. Облачение и есть плоть.
Язык внутреннего самоощущения надо перевести на язык внешней выраженности. И не факт, что внешнее будет покладистое и гармоничное и не будет сопротивляться. Другой всегда будет сопротивляться Одному, если он материал. А он им бывает. Хотя видится мне в этом сочетании несочетанного какие-то мысли об органике внешнего и внутреннего, об естественности и убедительности и отсутствии фальши, которая уже и сама настрадалась от слова инфернальная.
Бахтин говорит так: «… я как бы раздвоюсь немного, но не распадусь окончательно: пуповина самоощущения будет соединять мою внешнюю выраженность с моим внутренним переживанием себя».
И Другого. Это я ТАК полагаю. Наощупь.
Любопытно, что в нашем внутреннем видении себя, нет оживляющей и эмоционально-волевой реакции для своей внешности. Мы себя НИКАК видим, мы – пусты и одиноки. Мы – Одинокий Предмет.
Но не всё так безнадёжно.
«Нужно коренным образом перестроить всю архитектонику мира мечты, введя в него совершенно новый момент, чтобы оживить и приобщить воззрительному целому свой внешний образ» (цитата).
Лично меня поразило «перестроить архитектонику мечты».
Как?
Впустить Другого.
«Необходимо вдвинуть между моим внутренним самоощущением — функцией моего пустого видения — и моим внешне выраженным образом как бы прозрачный экран, экран возможной эмоционально-волевой реакции другого на мое внешнее явление: возможных восторгов, любви, удивления, жалости ко мне другого; и, глядя сквозь этот экран чужой души, низведенной до средства, я оживляю и приобщаю живописно-пластическому миру свою наружность».
Если Другой строит призму или какую-то оптическую систему, через которую мы можем на себя взглянуть, то в это внедряется оценка, а она лишает подлинной ценности. Душа лишается места. Фиктивный Другой (который возится с экранами и зеркалами) ухватывает личину. Потому что он отражает отражение, и оно лишено самостоятельности. И ни за что не отвечает. ВОТ!
И как оживить себя из фальшивого отражения в зеркале? «…я не один, когда я смотрю на себя в зеркало, я одержим чужой душой».
Оживляет-то только переживание. В Другом.
«В этом смысле можно говорить об абсолютной эстетической нyждe чeлoвeкa в другом, в видящей, помнящей, собирающей и объединяющей активности другого, которая одна может создать его внешне законченную личность; этой личности не будет, если другой ее не создаст: эстетическая память продуктивна, она впервые рождает внешнего человека в новом плане бытия».
И ещё так, то есть обратно.
«Другой весь дан мне во внешнем для меня мире как момент его, сплошь со всех сторон пространственно ограниченный; причем в каждый данный момент я отчетливо переживаю все его границы…»
А вот мысль занятная: «Мы могли бы сказать, что с точки зрения самопереживания интуитивно: убедителен идеализм, а с точки зрения переживания мною Другого человека интуитивно убедителен материализм…
Спрошу: Могут ли Один и Другой обманывать друг друга?
Выдавать игру воображения за надежду?
Мы оба знаем, что «едино нужно на потребу». И это благая участь по Евангелию. Причём тут Другой?
А Другой – это Христос.
Другой – это обратная перспектива бытия.
Другой – это детство. Это часть творчества, благословенный импульс.
Другой – весенняя пора твоей природы, и только так ты постигаешь, зачем всё это, зачем тебя позвали и ты пришёл. Другой ещё нужен, чтобы помнить тайну. Тайну соединения с жизнью. И это ещё не всё. Другой облачает тебя красотой мира. Не в этом ли разгадка «красота спасёт мир»?
Любовь спасёт мир. Когда Один любит Другого, он в этом и познаёт, как «едино нужно на потребу».
А это и есть любовь.
