/14:11/ Наверное, сегодня — сразу за «Вспышку». Правда, посмотрю ещё избранных.
/16:28/ Кто забыл, напомню адрес «Краткого содержания фантастической завязки повествования»: http://www.stihi.ru/2014/12/17/6733 , http://www.proza.ru/2014/01/29/1872 .
И напомню, что здесь, в Части 7, продолжение которой я пишу
(http://www.stihi.ru/2014/12/29/5731 , http://www.proza.ru/2014/06/02/1240 ),
временнОй скачок уже произошёл, героиня уже оказалась в 1977 году, дома у родителей в Ленинграде, где и была в 1977 году раньше. Она старается не выдать свою память 50-летней женщины, совместившуюся с памятью её же, десятилетней, и собирается, посетив завтра один раз школу (как её просили ФСБ-шники-«нелегалы» из «будущего», чтобы её узнали и впоследствии не возникало сомнений, что это была она), далее проигнорировать предложенные ей ленинградские контакты и по «запасному варианту» сразу рвануть в Москву на площадь Дзержинского, непосредственно к Андропову (вернее, через тогдашний КГБ СССР, — план того, как этого можно сразу достичь, ФСБ-шники-«нелегалы» из «будущего» также разработали заранее). Но пока она — в Ленинграде у мамы с папой, на улицу ещё не выходила, в школе ещё не была, и характер прошедшей Вспышки здесь ещё никому не понятен, никто ещё не знает, что был скачок во времени, которое уходило вперёд и вернулось в 1977 год…
Вот новый текст с первым абзацем опубликованного раньше:
«««Алёна сказала, что пойдёт погулять, и пошла одеваться. Бог мой!.. Она всё знала: где что лежит и что надо надеть, но глянув в зеркало, пришла в ужас. Ничего не попишешь, — идти придётся как есть, в непонтовых советских детских зимних вещичках… («А то, в период бродяжничества я к роскоши попривыкла!..» — сама же усмехнуась она, — «Но бродяжничество было — беда, экстрим, а здесь — вроде как, норма… Ладно, это — преходящее. И тем более преходящее, если я СДЕЛАЮ ДЕЛО… Не хочу же я сейчас забить здешние невинные ещё головы — ТЕМ материалом, из “ТОГО будущего” — вместе с прилавками… Нет, всё должно быть НЕ ТАК, по-другому… Ох, что же будет?.. Поймёт ли кто-нибудь что-нибудь по-настоящему — здесь… Поймут. Здесь — живые люди, которых давно уже не было — ТАМ… Ладно, сейчас надо будет просто сначала сделать то, что должна. А косички эти дурацкие перед поездкой отрежу. В “будущем” оказалось, что я умею стричься сама, — вот и подстригусь. Тем легче доберусь до Москвы, — искать-то будут с косичками»…
Тем временем, она закрыла дверь своей квартиры. А из печально известной в «будущем» квартиры справа вышел взрослый сосед. Он посмотрел на Алёну с какой-то долгой задумчивостью, они поздоровались, и Алёна успела быстро подумать: «Уедешь в Израиль». А потом, пока пешком побежала вниз, игнорируя лифт, чтобы увидеть как можно больше, она сообразила что-то по поводу этой его задумчивости, — даже приостановилась на ходу. Никаких ПК в мире ещё не существовало, но, видимо, «по старинке» они что-то уже делали, о чём прекрасно знало ЦРУ, но чем, каким-то образом, «не занималось» ещё КГБ, тоже в действительности уже замороченное, — и ЭТОТ сосед понял, что с Алёной происходит что-то «не то»: то ли он не слышал её мыслей (если они уже слушали, — а её нормальный мыслительный фон резко изменился), то ли не обнаружил ещё какого-то привычного отклика, — но что-то в ней показалось ему очень странным, непривычным. «Тем более, надо как можно быстрее добираться до Москвы!.. Шифровки-то ещё помню? Ну ка, страница 472?.. да. А 23? да», — впрочем, неким фоном шифровки крутились в её памяти постоянно, и сейчас это не мешало, а успокаивало.
По дороге вниз она увидела ещё пару взрослых соседей, поздоровалась. Подружек, к счастью, на лестнице не оказывалось. Прошла одна девочка на год её младше, с которой они как-то не дружили, не общались. Алёна опять скупо поздоровалась, и подумала: «А мама твоя — ещё не наша однофамилица, и ещё не председательша кооператива, и сестрёнки от другого папы у тебя ещё нет… Великолепной, хорошенькой сестрёнки, которая перечеркнёт твоё неказистое детство, но погибнет в 17 лет… Нет, нет!!! Теперь будет всё по-другому!!! И кто её знает, появится ли эта сестрёнка на свет!..»
Тем временем, поздоровавшись ещё несколько раз, поскольку к первому этажу количество соседей возрастало, Алёна вышла, наконец-то, на зимнюю улицу. Да, присутствие будущего спрута, поглотившего мир, уже ощущалось по некоторым мелочам, как тот сосед, но в целом — это был ещё совершенно другой, ЖИВОЙ мир, в котором можно было носить, что угодно, и есть, что угодно, но в котором было ещё так хорошо!..
«Бог ты мой, которого нет!.. Хорошо-то как!.. Как я от этого отвыкла в том невыносимом, комфортабельном аду, и то — комфортабельном только для некоторых!..» — Алёна сразу же свернула в садик, в сторону Серебки. В снегу шумно играли дети, у которых ещё никто не «вылечивал» «гиперактивность» (фашистская выдумка). Бойко разговаривали мамаши и папаши, как и проходившие мимо парочки и компании, — кто-то смеялся. Кипела ЖИЗНЬ, о существовании которой она когда-то начинала уже и забывать…
Вдоль Серебки она специально пошла к «Стекляшке» — специально глянуть на нищету и алкашей, если они там. Нащупав в кармане мелочь, решила купить НОРМАЛЬНОГО СОВЕТСКОГО мороженого (чтобы прогулка заодно имела и цель). Есть мороженое в мороз — было их любимым развлечением с Линевской.
Алкаши, как ни странно, были: стояли кучкой, что-то обсуждали. Тихонько, — но даже в этом ощущалась какая-то ЖИЗНЬ, изрядно забытая ТАМ, в «будущем». В лицах не было той привычной, никем не осознаваемой безысходности, хотя ОСОЗНАВАЛИ какую-то безысходность — как раз именно здесь, в «Совке»…
Алёна купила мороженого и пошла посидеть у пруда. («Сигарету бы!.. Нельзя».) Вспоминая «будущее», она понимала, что не жалеет никого и ни о чём. Вообще. Из того «будущего», особенно — последнего десятилетия, не было ни одного родного лица, ни одной души, с которой бы она чувствовала хоть какую-то связь… Можно было о чём-то задуматься и логически себя опровергнуть, но — не хотелось! — на уровне ЧУВСТВА жалости к ушедшему миру не было вообще никакой, ни к кому и ни к чему. (ФСБ-шники-«нелегалы», которые её похитили и в секретном подвале у которых она прожила полгода, зубря шифровки, из этого ряда выбивались: они оставались каким-то образом тоже на удивление живыми людьми, — но они-то — сами мечтали об этом Скачке, о «молодости по новой», изменённой подготовленной ими и переданной через Алёну информацией, даже понимая, что ничего не будут помнить и не сумеют оценить, — но всё последнее время они жили и работали только за этим… «Ах, они не очень верили, и я практически им не верила, а если бы знать!.. Впрочем, теперь надо думать не о том, навсегда теперь канувшем, а о будущем — ЗДЕСЬ…»)
И вот тут Алёну опять накрыла тяжёлая мысль: ЭТО всё, пока что, планомерно идёт — туда же!.. И все эти ЖИВЫЕ ЛЮДИ, кто переживёт, станут такими же отстранёнными зомби, уверенными в себе и довольными… И даже ничего не заметят и не поймут…
Она уже относительно давно поняла, что катастрофа накрыла её с рождения. Здесь этого ещё не было практически ни с кем, а с ней — уже. (Как с какой-то мрачно-«избранной» — в ЦРУ-шном «экспериментальном» академическом микрорайоне с этой милой Серебкой.) Едва она родилась, её перепутали в роддоме, и не может быть, чтобы случайно. Хорошо, что мама успела её разглядеть сразу после родов, и перепутать уже не могла. А та, другая, спокойно взяла, что принесли (её, то есть, Алёну). Если бы мама не подняла шум, потребовав СВОЕГО ребёнка, то что бы, интересно, было? — настигла бы её та же «судьба» у других «мамы с папой», или эта «судьба» обрушилась бы на ту девочку, другую?.. Никто не знает. Но самое главное — что после полугода она вообще не беспокоила родителей и могла, такая живая и любопытная раньше, «спокойно сидеть» и рвать бумажки с задумчивым видом. Это — уже зомбирование (подавленная «гиперактивность»), и началось это после воспаления лёгких в полгода (которое ей устроили в яслях), когда в больницу её отправили без мамы. Что там было, она, конечно, не помнит. А родители как-то не очень обратили тогда внимание, что получили обратно дочку с другим характером… «Липовая жизнь липовой личности». Да, абсолютно верно! И ей никогда НЕ ЖИЛОСЬ, — всё время надо было что-то менять, поскольку вернуть на самом деле хотелось — СЕБЯ!.. Мука, пытка — ВСЕЙ «жизни».
«Нет этому прощения, нет. Даже сейчас, когда ТОТ мир канул бесследно, а у меня в памяти — шифровки, которые послезавтра… вернее, ещё днём позже, должны что-то во всём этом полностью перевернуть. Но ТОМУ прощения — нет и не будет даже здесь. Ненависть — никуда не делась, — она со мной навсегда, даже в новом мире, который, пока что, на поверку — не такой уж и новый… Москва, Москва, Площадь Дзержинского!.. Не подкачал бы только Андропов, понял бы!!!...»
Пора было возвращаться, тем более, что Алёна не играла с детьми, а сидела в задумчивости на скамеечке, как мамаши. «Ну-ка, — снежка тому пацану напоследок! — Ща он мне ответит!» — и Алёна вдруг ещё час проиграла в снежки с незнакомой компанией детей, как никогда раньше, пока тех не заторопили мамаши, и она тоже пошла потихоньку домой… Впрочем, что-то такое в её характере просматривалось и всегда… Но — очень неотчётливо…
(Продолжение следует.)»»»
Вот, теперь можно собираться и считать знаки. /18:57/
(Сегодня, от начала даты и до времени ухода включительно:
слов — 1 405,
знаков без пробелов — 7 782,
знаков с пробелами — 9 486.)
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
