/16:20/ В интернете я довольно давно, но занималась рецками и написала, наконец, зачин к "Танку", который привожу здесь полностью. Итак,
«ГРЯЗНЫЙ ТАНК В БОЮ НЕ ВИДНО»...
(документальное эссе)
Утром, на послезавтра после переодевания и назавтра после того, как подстриглась, я шла от электрички к метро, где хожу не всегда, но часто. Бродяжка я примелькавшаяся, в лицо знают многие, так что мою перемену, для меня естественную и ожидаемую (я-то себя знаю), а для многих — совершенно неожиданную, явно заметили, и многие на меня оглядывались. Где-то в дневниках по определённому поводу я уже писала 16.12.2013:
«««<…> Особо чистой, не столько «поверху» (это-то — всегда, куда ни шло), сколько «с изнанки», я, вообще-то, не хожу. И недавно ещё раз обратила внимание, что это — классический способ женской защиты при фашистской оккупации. (Только что в сто первый раз я перечитала старенькую, предназначенную на выброс, книжку «Момент истины», давно любимую, прихватив её тогда в библиотеке среди других, выложенных, чтобы читатели могли забирать к себе. Там тоже есть эпизод, где между делом говорится, что девушка при фашистах старательно ходила грязной, — это известное дело.) <…> И я как раз подумала, что фашисты часто действительно внешне маниакально чисты. В ту войну это не так бросалось в глаза, поскольку речь шла о немцах, и вообще очень педантичных, а вот сейчас, при американско-петербургском типе фашизма, это заметнее. Видимо, несознаваемая, но очень ощутимая внутренняя (душевная) грязь подсознательно требует маниакальной внешней чистоты и безупречного экстерьера.
Замечу, что речь идёт не о разнообразии живой жизни, когда в одном и том же социальном слое встречались равноценные духовно и интеллектуально мужчины, одни из которых могли быть стилягами, другие — презирать мужскую заботливость о внешности, нормальным и достойным считая занятие другими делами, но не своей оболочкой, и т.д., — ЗДЕСЬ речь идёт даже не о моде, а именно о направляемой извне тотальной, анти-индивидуальной тенденции.
Так вот, женский отказ от внешней чистоты при фашизме — это не только сознательная форма (попытка) защиты, но, видимо, и некий стихийный подсознательный протест, даже когда фашизм не осознаётся как таковой, когда о нём ещё и в голову не приходит подумать. Действительно, собственная физическая грязь несравнимо менее омерзительна, чем внимание к тебе фашиста, грязного или чистенького, и чем любое автоматическое подчинение их «порядку». В общем, когда под видом «чисто человеческой заботы» тебя собираются «мыть перед употреблением» — это всегда сигнал. В нормальной жизни, при нормально, ЕСТЕСТВЕННО, с естественной скоростью и в естественной последовательности складывающихся отношениях такой «проблемы» не возникает. <…>»»»
Наверняка, далеко не все это читали, не всем приходило в голову посмотреть на вещи с какой-либо идеологической точки зрения, а меня просто воспринимали вот такой, как видели, не зная ранее никогда. Так что перемена многих поразила. Я шла, и на меня оглядывались, — я бы сказала, одобрительно-ошарашенно, что выдавало именно знакомство с моим привычным за последнее время «образом».
Но те, кто проявлял ко мне другой интерес (м.б. профессиональный — в силу былой «автоматной очереди» заявлений, многолетнего непонятного общения в приёмной ФСБ России в Москве и пр.), вероятно, читали в интернете и помнили этот отрывок, хорошо представляли себе мою историю, мой характер и мои поздние приоритеты (опыт показывает, что знать они могли иногда больше, чем я сама…), так что, для них этот очередной эпизод мог не являться никакой особой новостью, но — очередным развлечением в ходе наблюдения за развёртыванием очередной моей ситуации. (А я ещё не знаю, кто такие — мои «помогальщики»…) Но в тот момент я ни о чём этом не думала, а просто шла к метро по наземному переходу под автомобильной развязкой, и вдруг, среди небольшого числа припаркованных там каким-то образом машин, увидела одну — с яркой белой надписью на заднем стекле изнутри:
«Грязный танк
в бою не видно».
Я сначала я не очень обратила на это внимание, разве что, всплыло привычное «Танки грязи не боятся». Даже Пугачиха с Орбакайте как-то раз в телеинтервью рассказывая о какой-то очередной, вылитой на них грязи, утверждала с характерной для неё эмоциональностью: «Пусть плетут, что хотят. Танки грязи не боятся». На заднем стекле машины слова в таком виде выглядели бы банально, но понятно и чуть вызывающе. А то, что там было написано, хоть и вызывало определённую ассоциацию, но оно казалось бы не совсем понятным (к чему это?), если бы не то, что машинка была маленькая, «мультяшная» (Cooper Mini), как раз совершенно чистенькая, и рядом на заднем же стекле красовалось крупное предупреждение: «Маленький ребёнок на борту», — так что возможная несуразица автоматически становилась простительной. Тогда я вдруг подумала, что это, вероятно — лично мне (такое бывает), в связи с моими последними «делами», и очень развеселилась, тем более, что это очень смахивало на ФСБ-шный юмор (как раз не «Полковничий», а именно ФСБ-шный, с отменным знанием психологии и приоритетов слушателя, — их юмор, которым меня иногда развлекали в приёмной в моменты отсутствия «Полковника» и относительно долгих моих ожиданий): «Завтра я целый день занят: я исповедую», «Кто только сюда к нам ни ходит, о чём только ни спрашивают, как будто, так и надо! Нам пора уже деньги зарабатывать, надо прайс-лист повесить: "Ответ на дурацкий вопрос — $50"», «Ну, молодой человек, говорите же, в чём суть вашего обращения, вашей информации, которую вы так хотите письменно сообщить? Ну, в чём? Теракт? Экстремистский заговор? Финансовая растрата? Инопланетяне?.. — Что вы смеётесь?.. У каждого — своя информация», — и пр.
В общем, я ужасно развеселилась этому вероятному ПОНИМАНИЮ моей нынешней «повседневности» и моего «преображения» в связи с недавней отвратительной фоткой на паспорт, и подумала, что я ведь затем и относилась к себе с таким демонстративным безразличием, чтобы меня было «не видно», — но я не ожидала, что «не видно» будет настолько… В общем, замаскировалась, но чересчур. Хотя как знать…
Однако, преобразившись к тому моменту, на паспорт я ещё повторно не фотографировалась.
Теперь — сама та история в виде дневниковых выдержек.
<...>
Всё, доредактировала, как могла, что уже было, и надо уходить. В четверг теперь не работаю (если вообще работаю, - это завтра), так что завтра приду. /18:19/
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.