***

Обожаю варёную кукурузу! Она безумно вкусная и безумно красивая.
Жёлтая, горячая, позитивная и пахнет летом.

Можно ли научиться летать? Можно ли научить летать? Можно ли подарить крылья, заботливо собранные из подхваченных слов, солнечных лучей, света звёзд, эха шагов уходящих навсегда и неба,отражённого в мартовских лужах?

Крылья...Их отращивают...Или плетут...По пёрышку, осторожно, ведь каждое - воспоминание, предчувствие, осколок собственной души,а может, чужой мечты...Из чего плетут крылья? Из слов и снов, из весеннего дождя в далёких мирах,из лукавых взглядов и забытых книг. Крылья...Они бывают белые, чёрные, красные. Иногда они меняют цвет. А у некоторых они пёстрые: все перья разных цветов и оттенков, и только в темноте они чёрные, а в ярком утреннем свете - белые. Может быть, они всегда белые, но ведь белый свет - сложный, он,как известно, распадается на составляющие...Это только кажется, что нет ничего проще и банальнее белого цвета. Что свет - это просто. Белый дневной свет - самое сложное, что только можно придумать. Он всё время разный.

Крылья плетутся долго и трудно. Так долго,что время от времени опускаются руки и кажется, что никогда ничего не получится. Что твои перья - вовсе не перья,а просто цветные лоскутки, и что из них сплетётся самое большее коврик. Или покрывало.

Но в один прекрасный день потеплеют ладони. Ты сложишь их лодочкой и увидишь - будто поймал светлячка - едва заметное свечение. А небо...Странное дело: небо качается. И растекается по спине долгожданным теплом - крыльями...Ты слышишь, как ветер, перебирая, словно струны, твои перья, вплетает их тихий шелест в только тебе и ему слышную Песнь Мира. Когда тебе дано право на крылья, ты начинаешь Слышать. И Видеть.

Право на крылья...Это - ветер в лицо, солнечные лучи в волосах...Это когда глаза становятся рыжими. А потом зелёными. А потом - пронзительно синими, как небо вокруг. Право на крылья - это шаг в ветер и полёт, на одном дыхании, дыхании детского сна из соседнего мира. Там сейчас спит маленькая девочка, удивительно похожая на ангела, и ты ей снишься. Ей снятся твои белые, ослепительно белые крылья из странные слов и забытых сказок. Она улыбается во сне, и тогда летний ветер ловит твои крылья в объятия и несёт тебя всё дальше и дальше, выше и выше, к Солнцу...А может, это ветер между мирами, опоздавший на несколько тысячелетий к кому-то куда-то, где его очень ждали. Он должен был расправить чьи-то крылья тогда, а расправляет сейчас. Всё приходит ровно тогда, когда нужно. Или не приходит. Тоже тогда, когда нужно, как бы мы ни сопротивлялись. Как бы ни казались порой все наши старания сплести крылья пустой тратой времени, как бы ни ранили рассыпающиеся в руках перья, ставшие вдруг острыми...Они исполосуют руки, будет больно и несправедливо,но...Всему своё время, а ты, посмотрев на шрамы от давно затянувшихся ран, будешь стоять на самой уютной крыше на свете, ощущая поцелуй ветра на щеке, улыбаясь улыбкой той самой девочки, спящей в сердце лета в соседнем мире и снящейся твоим крыльям...Твоим белым, а может, разноцветным крыльям, крепким, потому что ты терпеливо и аккуратно выплетал их много лет, вечным, потому что нет ничего долговечнее мимолётной детской улыбки...

Шаг вперёд, в пронзительную высоту, в утренний свет...Взмах крыльев, оправданных расколовшимся небом и кроткой улыбкой, почему-то именно сегодня доставшейся тебе в награду. Почему сегодня? Почему именно этот день, именно этот пронзительно прозрачный утренний час? Я не знаю. Не знаю, как и почему вдруг наши улыбки превращаются в чьи-то крылья. Не знаю, сколько перьев и крови забирает одно крыло и почему соседние миры нам ближе собственного. Ведь наверняка и здесь есть девочка, похожая на ангела, которая вот так же точно улыбается во сне...И её улыбка так же зажигает чьи-то уставшие глаза в соседнем мире... Я только знаю, что всё приходит вовремя. И что мы часто не умеем мириться с тем, что наше "вовремя" - совсем другое. Как тот ветер, который так кстати опоздал на тысячелетие. И эти крылья, которые когда-то давно могли бы что-то изменить...Я не знаю, почему так. Но я знаю, что сейчас ты шагаешь по небесному асфальту, и нет ни времени, ни даты, ни тени. Только небо, свет, крылья и твоё самое главное "вовремя".

Мы спорим каждый год.
Я – глупая, взрослая, несуразная, с каждым годом всё глупее, взрослее и несуразнее. И он – рыжий, кудрявый, с травинкой за левым ухом.
- Глупости, - говорит он, увлечённо рассматривая жука, ползущего от его колена к большому пальцу правой ноги. – Смотри, вот жук ползёт. Большой, красивый, корииииичневый, - пробует на вкус каждое слово, растягивает, наслаждается. – Если бы сейчас была зима, разве мог бы он тут быть?
И не поспоришь. Ему легко говорить – он сидит на ковре из изумрудно-зелёной травы и полевых цветов, греется на солнышке и букашек всяких рассматривает. Да, ему легко. А я в сугробе мёрзну. Подошёл бы да растопил – за ним же лето по пятам идёт, даже лёд под его босыми пятками тает за секунду… Ан нет – этот рыжий балбес сидит себе на травке, и ничего для него в мире нет важнее проклятущего коричневого жука.
А ведь когда-то, эх, когда-то мы не спорили. Когда-то уже в конце марта двое рыжих детей заливистым смехом, серебристыми колокольчиками разносившимся над только-только начавшей оттаивать землёй, отогревали мир своими возмутительно голыми пятками и клетчатыми заплатками на старых штанах. Они просто не знали, что ещё не лето – и лето ложилось им под ноги, предварительно соткавшись прямо из ещё мартовского неба.
Да, мы тогда не спорили. А потом я стала становиться взрослее и с каждым годом мне было всё труднее поверить: я и правда думала, что этот мираж зимы неизменен, неразбиваем и вечен. Я с каждым годом всё меньше верила, что весна однажды и правда придёт. То ли зима стала крепче держать меня, то ли я – зиму…
И мы стали спорить. Он-то не взрослеет, только глаза его становятся темнее и мудрее, а он всё такой же, как тогда. Всё так же гадает на ромашках: отвернётся, звякнет медным колокольчиком, пришитым к воротнику – и за его спиной вырастают ромашки. Обернётся и смотрит: если они все белые – просто будет хороший день, а если среди них попадаются лиловые – вечером в гости прилетит дракон с соседней горы или солнечный котёнок в будущую пятницу заглянет на чай. У него рыжие кудри, которые он нипочём не хочет расчёсывать по утрам, строгая тётя где-то далеко за некрашеным забором и соломенный браслет на правом запястье – я подарила ему его лет десять назад…

- Том, - говорю я, по-прежнему сидя в сугробе. – Я вообще-то замёрзла.- Не будешь ли ты так любезен помочь мне вылезти отсюда?
Рыжий мальчишка смотрит на меня так, будто я сморозила самую глупую глупость на свете.
- А зачем? – пожимает плечами и возвращается к созерцанию жука, который благодарен мне за отвлечение внимания и перебирает лапками уже по мизинцу его ноги, норовя поскорее нырнуть в густую мураву. – Разве ты сама не можешь?
И улыбается вдруг.
- Представь себе, не могу, - сердито бурчу я, зябко поёживаясь. Смотрю на лето, цветущее вокруг него – завидно, чёрт побери! – Сейчас ведь март, снег и лёд…
Непослушные губы произносят слова всё тише и тише, уверенность тает, как сугроб, в котором я сижу. И вот я, такая взрослая, несуразная и глупая, становлюсь маленькой, смешной и мудрой от одной только улыбки рыжего мальчишки, просто потому, что этот мальчишка верит в лето – так, наверное, как никто на этой земле ни во что не верит. И мне становится велик мой старый тёплый свитер, как раз сползшая было на макушку любимая полосатая беретка, и руки больше не зябнут…
Он снова победил, всего за секунду – между созерцанием коричневого жука и погоней за разноцветным мячом. Он всегда побеждает – и слава богам.
А я сейчас такая же рыжая и босоногая, как он, та девчонка, что когда-то золотым вечером плела из соломы браслет, сидя на крыльце деревянного дома в обнимку с серой полосатой кошкой. И я улыбаюсь, потому что знаю, что весна – уже пришла, а мой спаситель увлечённо гоняет по поляне разноцветный мяч и лукаво улыбается украдкой, думая, что я его не вижу. А я теперь вижу – я же маленькая и мудрая, я снова умею видеть.
А ветер – тёплый и пахнет таволгой, и небо снова василькового цвета, и я снова умею – знаю, верю – радоваться просто так, и сидеть, болтая ногами, и пускать мыльные пузыри…

А в следующем году мы снова будем спорить. И я снова буду глупой, взрослой и несуразной, может быть, даже ещё глупее, взрослее и несуразнее. А он – всё таким же рыжим и апельсиновым, и будет пахнуть сиренью, и стоять, вгрызаясь в большое зелёное яблоко, пока забор сам собой красится белой известкой…
Да, мы опять будем спорить. И, пожалуйста, ради рыжих волос и босых пяток – пусть он победит.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 29.06.2014. ***
• 28.06.2014. ***
• 27.06.2014. ***
• 26.06.2014. ***
• 25.06.2014. ***
• 23.06.2014. ***
• 22.06.2014. ***
• 21.06.2014. ***
• 20.06.2014. ***
• 19.06.2014. ***
• 18.06.2014. ***
• 17.06.2014. ***
• 16.06.2014. ***
• 15.06.2014. ***
• 14.06.2014. ***
• 13.06.2014. ***
• 12.06.2014. ***
• 11.06.2014. ***
• 10.06.2014. ***
• 09.06.2014. ***
• 08.06.2014. ***
• 07.06.2014. ***
• 06.06.2014. ***
• 05.06.2014. ***
• 04.06.2014. ***
• 03.06.2014. ***
• 02.06.2014. ***
• 01.06.2014. ***