***

Это больно и тоскливо иногда – чувствовать себя маленькой, одинокой, потерянной. Не знать, нужно ли хоть кому-нибудь в целом огромном свете то, что ты без остатка отдаёшь из собственной души. Ей иногда становилось ужасно грустно и тоскливо, и она садилась на подоконник думать о том, зачем она, нужна ли она и правильно ли делает…В один из таких вот горьковато-острых дней лукавый мудрый человек в круглой фетровой шляпе, сидя рядом с ней на широком разноцветном подоконнике, проговорил как бы между прочим: «Люди часто забывают говорить "спасибо". Не со зла или не потому, что не благодарны. А просто так переполнены эмоциями, что главное слово забывают. Ты не сердись на них. На самом деле они помнят тебя. Может быть, даже больше, чем ты можешь себе представить». Он улыбнулся, провёл кончиками пальцев по её щеке и растаял. Она не знала, кто он, откуда пришёл и куда исчез. Но всегда помнила. Может быть, даже больше, чем он может себе представить.

Люблю ли я Ее? Наверно, все-таки люблю. С Ней я прожил самую светлую часть своей жизни. Много лет на горизонте моего неба не было ни облачка. А вот сейчас сгустились тучи. Да не просто тучи - надвигается торнадо.
Мы едем в такси. Я смотрю в окно на хмурое весеннее небо. Город, уставший от суеты будней, погрузился в болото выходного дня. Даже рекламные щиты, кажется, потускнели и не привлекают внимания. Я смотрю на мелькающие за окном голые и серые деревья. Они ждут, когда зима окончательно сдаст свои позиции и уберется восвояси. И тогда они украсят себя зеленью, сперва робко, затем все сильней и, наконец, зашумят кронами, наполняя город живительным кислородом.
А у меня сегодня день рождения. Многие думают, что я не помню, когда появился на свет. Это не так. Нельзя забыть день, когда этот огромный мир принял меня в свои объятья. Нельзя забыть ласку мамы и ее молоко. Даже столько лет спустя, стоит мне зажмурить глаза, я снова чувствую его вкус на языке и сожалею, что больше мне не придется его попробовать.
Мама исчезла неожиданно. Ошарашенный и взъерошенный, я до хрипоты звал ее, надеясь, что она вернется и покормит меня. Но она не вернулась. Вместо нее пришла голодная и холодная ночь. В эту ночь я прозрел. Я понял, почему уходят мамы.
Глядя на колючие звезды над головой, я пытался постичь суть того, что открылось мне. Там, в вышине, гораздо выше этих бесполезных искр, живет Тот, Кто Отмеряет Счастье. Он не добрый и не злой. Он выше подобной ерунды. Смысл его существования в том, чтобы сохранять Равновесие. И когда ты счастлив так, что не способен даже выразить это вслух, жди, что скоро все изменится.
Я поплатился за свое счастье. Тот, Кто Его Отмеряет положил своей птичьей рукой на другую чашу Весов порцию детского горя и страдания, равную моему счастью.
Весы выровнялись, а я остался один. Утешая себя мыслью о том, что хуже уже ничего не случится, я лег спать. Трудно засыпать на голодный желудок, еще труднее смириться с одиночеством.
Мне не хочется вспоминать о том, как я провел лето. Это было не лучшее время в моей жизни. Я исхудал, был весь покрыт грязью и болячками. Я пугался даже собственной тени. Одно хорошо - ночи были теплыми и можно было спать под открытым небом.
К осени, несмотря на хроническое недоедание, я окреп физически и мог иногда постоять за себя. Даже стал немного самоуверен. Как же я ошибался!
Тот, Кто Отмеряет Счастье, очень стар. Я иногда вижу его в своих снах. В этих снах он дремлет, клюя носом, совершенно забыв про Весы. И они качаются сами по себе.
Кончилось бабье лето и настали холода. И Равновесие снова нарушилось.
Если я не хотел вспоминать о лете, то об осени я просто не буду вспоминать. Да, вобщем-то и нечего. К концу осени я серьезно заболел. Видимо, сказалось переохлаждение и вынужденная голодовка. Я потерял интерес к жизни.
Сидя под моросящим дождем, на мокрой скамейке, я больше не вспоминал Того, Кто Отмеряет Счастье. Он не мог дать или отнять жизнь, он только мог сделать ее лучше. Или хуже. И когда я совсем пал духом, появилась Она.
Видимо, я позвал на помощь, находясь в полубредовом состоянии. Но Она услышала и обратила свой благословенный взор в мою сторону. Не будет преувеличением сказать, что Она спасла мою никчемную жизнь.
Она привезла меня к себе домой. Я смутно помню теплую ванну и чашку горячего молока. Болезнь отступила, и я заснул в кресле. И проспал почти целые сутки.
Своими хрупкими руками она притянула Чашу Счастья к земле и удерживала ее долгих десять лет. Тот, Кто Отмеряет Счастье забыл про меня. Я был надежно скрыт от Его глаз в ее уютной квартире. Я оправился и похорошел. Я даже немного потолстел.
Десять лет непрерывной удачи не ослабили моей способности рассуждать здраво. Пока Она была на работе, я размышлял о своей судьбе. С одной стороны, то что со мной произошло было достойным вознаграждением за все беды, что обрушивались на меня до того, как я встретил Ее. Но я упустил одну немаловажную деталь. Ту деталь, которая скрепляет головоломку.
Она была одинока. Да, она кормила и заботилась обо мне, но только это немного не то. Точнее, совсем не то.
Ей не везло с мужчинами. Те, что иногда появлялись в квартире, хвалили безобразный интерьер и ласково гладили меня по голове. Им очень хотелось остаться здесь. Но и я, и Она чувствовали фальшь во всех их словах и жестах. После ухода таких людей (некоторые уходили сами, других приходилось выгонять), Она горько плакала, лежа на своем диване. Я тихонько забирался к ней и прижимался своим боком, стараясь утешить. Но разве в моем утешении Она нуждалась. Хотя, конечно, делала вид.
Мне пришлось здорово шевелить мозгами, прежде чем я понял, в чем дело. Я был наивен и глуп. То тепло и ласку, которые Она дарила мне, на самом деле были отпущены только Ей. Тот, Кто Отмеряет Счастье не спал. Он знал свое дело.
Мы едем в такси. Едем туда, где расстанемся навсегда. Она поедет домой одна, а мне предстоит еще одно путешествие. Но пока я не хочу об этом думать. Сейчас я думаю о человеке, который встал между нами.
Что у Ней снова появился мужчина я догадался еще месяц назад. В доме стали появляться цветы, наполнявшие своим ароматом даже самые укромные уголки. Она приходила домой поздно, счастливая и немного пьяная. И я понял, что скоро в моей жизни грядут перемены. И они грянули через две недели.
Я понял, что она ждет его в гости. Целый день Она убирала квартиру и готовила кучу вкусных вещей. В этот день Она была ласкова со мной, как никогда и кормила из собственных рук. Но несмотря на то, что живот мой был набит, как никогда, на сердце у меня было тяжело. Я чуял приближение беды.
Он так и не прошел в комнату. Мы встречали его вместе. Он увидел меня и побледнел. Они коротко переговорили и он ушел. Еще пока они разговаривали, у него покраснел нос и стали слезиться глаза. Уходя, сквозь кашель он произнес странное слово - алегрия, или что-то подобное. Я не знаю этого слова, но оно мне не понравилось.
После его ухода я словно остался один. Она была здесь и не здесь. Я не могу этого объяснить. Но мне очень не понравился ее взгляд, которым она смотрела на меня. Или сквозь меня.
Две недели Она ходила сама не своя. Рассеяно ела, перестала заправлять постель. Она принимала решение.
А вчера Она сделала телефонный звонок. И стало ясно, что Тот, Кто Отмеряет Счастье снова вспомнил про меня.
Мы приехали. Сейчас Она возьмет меня на руки и мы войдем в это серое здание под синим крестом. Мы пойдем длинным белым коридором в комнату, где рыжий вивисектор с розовой безволосой кожей заберет меня у Нее. Я знаю, стоит мне заорать и вцепиться когтями в ее блузку, все сразу изменится. Она заберет меня обратно домой и будет долгими вечерами лить слезы в полном одиночестве, я не в счет.
Нет, я буду молчать. Я не буду вырываться из рук рыжего чудовища в белом халате, хотя мне очень, очень страшно. Я даже не буду оглядываться на Нее. Пусть думает, что мне хорошо. Я устал лакать чужое счастье. А своего не нашел.
Я пройду этот путь один и до конца. Пройду сквозь страх и боль. И там, в конце пути, в глубокой синеве, выше бесполезных звезд Тот, Кто Отмеряет Счастье спросит меня, любил ли я Ее. И я твердо отвечу: да, конечно любил. И впервые за всю мою паршивую жизнь Он посмотрит на меня и улыбнется, и отмерит Полную Чашу Моего Настоящего, Кошачьего Счастья..

- Всё будет хорошо, я точно знаю, - говоришь ты уверенно, и даже можешь не заплакать, глядя, как закрывается за ним дверь операционной.
Хорошо. Будет.... Да разве ж это можно знать, сидя под этой белой дверью, не зная совершенно, что происходит там, внутри. Да разве же можно знать хоть что-нибудь, когда там тихо и страшно, и получается только отчаянно надеяться и просить, сама не зная, кого, чтобы с ним всё было хорошо. Верить – можно. Но знать…
А чтобы случилось чудо, нужно – да, верить, изо всех сил. Но этого мало: нужно знать. Спокойно, уверенно, как будто именно от тебя зависит каждое движение хирурга. Спокойно, как будто ты и есть то самое, что вернёт его с зыбкой границы, если что. Совершенно точно знать, что пройдёт положенное время, эта белая дверь откроется и вышедший из операционной врач вздохнёт облегчённо и скажет: «Всё хорошо».
Судьба не жалует отчаявшихся. Есть у неё такая милая привычка – проверять на прочность. На уверенность в собственной правоте и чужой жизни. Проверять, что ты рискнёшь поставить на кон, играя вслепую, и что за козыри спрятаны у тебя в рукаве. А штука в том, что нет у тебя никаких козырей. И сильных карт тоже нет. Один только трефовый валет, да и тот вон он, за дверью, за этой непереносимо белой больничной дверью, и там всё, - ВСЁ, слышишь! - всё хорошо. А кроме него у тебя в руках одна-единственная карта. Совершенно белый клочок бумаги, на котором ты, обворожительно улыбнувшись, прямо на глазах у Фортуны ставишь жирный крест. Ты могла бы написать на ней что угодно, любое желание…Но только один раз. А тебе в твоей блистательной наглости совершенно не нужно шансов – ты точно знаешь, что всё будет хорошо. И Судьба, улыбнувшись тебе в ответ уважительно, почти по-дружески, показывает ладони без единой линии: мол, твоя взяла. Раз уж знаешь…
А потом открывается дверь операционной, и уставший, бледный, ссутулившийся врач вымученно улыбается тебе, прислонившись к дверному косяку, и одними губами произносит: «Всё хорошо».
И ты, не забыв улыбнуться ему в ответ, медленно сползаешь в обморок, чтобы ни одна живая душа ни в коем случае не увидела, как ты облегчённо вздыхаешь и в который раз думаешь, что это всё-таки талант: так уверенно блефовать.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 29.06.2014. ***
• 28.06.2014. ***
• 27.06.2014. ***
• 26.06.2014. ***
• 25.06.2014. ***
• 23.06.2014. ***
• 22.06.2014. ***
• 21.06.2014. ***
• 20.06.2014. ***
• 19.06.2014. ***
• 18.06.2014. ***
• 17.06.2014. ***
• 16.06.2014. ***
• 15.06.2014. ***
• 14.06.2014. ***
• 13.06.2014. ***
• 12.06.2014. ***
• 11.06.2014. ***
• 10.06.2014. ***
• 09.06.2014. ***
• 08.06.2014. ***
• 07.06.2014. ***
• 06.06.2014. ***
• 05.06.2014. ***
• 04.06.2014. ***
• 03.06.2014. ***
• 02.06.2014. ***
• 01.06.2014. ***