***

Алла Тангейзер: литературный дневник

/15:34/ «Персонаж», конечно, жив-здоров, не кашляет.
Но вчера я обмолвилась кому-то о том, что знаю, зачем он пытался всучить мне шмотки. (С ним самим не разговаривала.) А сегодня уже мелькнула «кампания против доносов». (Например, крупными буквами заголовок на первой полосе в газете «Метро».) Это похоже на «логику» «Барбисовина» (и их «всехную»): если человек пытается заявить об опасности (конкретно я — о серьёзных опасениях, что меня разрежут на органы и заменят двойником), то они сразу разглагольствуют о стукачестве и доносительстве. То есть, те, кто насовершал и планирует ещё насовершать уголовных и фашистских преступлений, капают «на совесть» жертве, чтобы «никому не рассказывала»…
В общем, так. Я не в курсе, конечно, знал ли, и насколько знал «Персонаж», откуда именно возьмутся шмотки, в которые он собирался меня «упаковать», «чтобы посолиднее», но судя по тому, как «меня одевал» «Ежовский» (да и «родственники» поначалу, — было дело), он тоже планировал обрядить в «приличную» простецкую тётку. И я подумала, что прямо или опосредовано, но шмотки эти наверняка были бы переданы из Петербурга, — точь в точь такие, как носит там моя двойничиха, и в которых она, вероятно, уже примелькалась с МОИМИ недействительными (украденными) документами, которые показывает совсем не обязательно в МВД, но могла уже по ним и в дурке полежать, где паспорт никто конечно, не пробивал, данные записаны мои, и никто ничего подвергать сомнению и проверять уже не будет, и ж/д билетов накупить куда угодно под видом меня, и пр. (Несмотря на моё заявление на Петровку, когда участковый вызывал меня и «уговорил» написать отказ от заявления, «поскольку краденные или “случайные” (как тогда в ФМС) мои паспорта пока ещё нигде не всплыли».)
Можно сразу же вспомнить, как меня «готовили» безропотно надевать, «что дадут», и на стороне, — «случайными совпадениями». Например, при мне одна незнакомая бомжиха-девушка назидательно рассказывает другой: «Он меня одевает только так, как сам хочет. Он решает всё, а я надеваю именно то, что он даёт, и так, как он говорит». И ПР. Балагана было немало.
Потом наверняка планировалось отправить меня туда, в Петербург, — считалось, наверное, что я буду уже согласна (если меня «обломают все дядьки», которые нужны мне по самое некуда, и если мне как следует «вдарят по ногам» так, что мне трудно станет ходить). Кроме того, одна из тёток бредила (я уже писала), что «это в 30 — не всё равно, где жить, а в 50 — всё равно». Вот они и дожидаются, как будто не въезжают, что против Петербурга я — НА СМЕРТЬ, что это важнее и «комфорта», и жизни, что я ненавижу их вместе с этим Петербургом так, что никакие годы это не изменят, а если они меня очень задолбают, ногами или чем там ещё — я просто уйду вообще (способов много, а смерть — всегда рядом), НО Я НЕ ПОЕДУ В ЭТОТ НЕНАВИСТНЫЙ И ПРОКЛЯТЫЙ ПЕТЕРБУРГ.
Ну а план, за помощь в осуществлении которого «Персонажу» и прочим, видимо, обещаны немалые деньги, похоже, именно таков (независимо от того, посвящены ли в него исполнители). Меня привозят в Петербург прикинутой так, что меня сразу «узнают» те, кто видел там «и раньше», я поступаю в распоряжение «родственников», а потом меня тихонько режут на органы (или просто кремируют, чтобы не осталось ни молекулы, и никакой больше ДНК), двойничихе устраивают потерю памяти и выставляют её в качестве меня, рассказывая ей, «какой я была» (любую лажу). И НИКТО НЕ ДОЛЖЕН УСОМНИТЬСЯ И ЗАПОДОЗРИТЬ ПОДМЕНУ. Все должны меня пожалеть и рассказывать «мне про меня», кто во что горазд. Ну, а поскольку люди с потерей памяти НА САМОМ ДЕЛЕ живут обычно в дурке, то дальнейшее — понятно. Моё завещание с отказом в наследстве «наследникам по закону» — автоматически аннулируется. А «родственники» — очень «за меня» переживают и «обо мне» заботятся, забыв о такой мелочи, что мои настоящие останки давно кремированы и развеяны над городской свалкой. «Вот, как-то так».


Можно, конечно, спросить, зачем такие сложности, когда можно «просто» стереть мне память и делать то же самое. Но, во-первых, видимо, это не так просто сделать в Москве по каким-то причинам, которые я знаю или не знаю. Во-вторых, если они хотят заполучить мои совместимые родственные органы, то с этим надо торопиться (там все тоже не молодеют), — а я податливее не становлюсь ни на йоту. Может быть и ещё какое-нибудь «в-третьих», ведь я не просто так всё время твержу про Евсюкова, Нику Турбину и других: вероятно, дело должно быть не менее громкое, — а как знать, что она там УЖЕ наворотила от моего имени по ИХ сценарию, когда «свидетели» должны будут узнавать именно её — под однозначно моим именем, — без проколов! (В общем, похоже, что ИХ кукловоды уже загнали ИХ в ситуацию такой безвыходности (когда столько уже наворочено), что они теперь торопятся «делать дело» хоть как-нибудь!..)


Что касается «Персонажа», то он довольно долго в последние времена появляется отнюдь не в таком виде, в котором, скорее всего, «кадрит девок» и «закадрил» когда-то меня саму, но в… несколько ханыжном, даже когда, вроде, «выпендривается», — как будто, чтобы не так уж нравиться, не сводить с ума (или для дискредитации: «Посмотрите, на кого была согласна эта дура», — нечто подобное просматривалось и со стороны «Алексея из Подмосковья», — «Вспышка», часть 2, — только тот и поначалу не предпринимал таких усилий, так что и вообще произвёл меньше впечатления). Вероятных объяснений этой метаморфозе опрощения — несколько, — но всё это не так интересно. Как и другой ряд сопутствующих мелочей вокруг, в изобилии которых пытаются, наверное, «утопить» сознание...
Всё, пойду я, пожалуй. Если что забыла — завтра. А вообще, собиралась уже доразбираться с двумя эссе из новых сборников: «Космос» и «Вундеркинды». Завтра хотелось бы хоть что-нибудь ИЗ ЭТОГО!.. /17:54/


(Сегодня, от начала даты и до времени ухода включительно:
слов — 887,
знаков без пробелов — 4 845,
знаков с пробелами — 5 811.)


.



Другие статьи в литературном дневнике: