/15:16/ Вот, собственно, и всё. Решила поставить эксперимент. Поставила. Результат получила. (Совершенно предсказуемый, — «Здесь больше нет НИКОГО. Никого вообще. Я — одна во вселенной».)
Но вообще-то, вся история была спланирована заранее, готовилась несколько месяцев, я что-то такое частенько понимала, но ещё путалась, и вот сейчас (утром) я сообразила, что это ведь — ФСБ…
Не случайно я её поминала. Просто так ничего не бывает. И ВСЁ это могло быть «срежиссировано» от и до, включая мой «эксперимент». Я писала 19.04.2015:
«««Теперь — более актуальное. Уж не знаю насчёт вора-карманника, но мне уже и приходило в голову что-то совсем другое (впрочем, одно другому может и не мешать: вор-карманник (в прошлом) может заинтересовать и совсем другие «подразделения общества»). В общем, как-то недавно я сидела в зале в Москве, и от меня очевидно прикрыли чей-то выход из зала по лестнице (м.б. всей толпы «братьев Запашных»). Сделано это было смутно знакомым способом: не зря же я в своё время сидела «кое-где» и ждала, изредка — даже часами, наблюдая их «концерты». Подобные «прикрытия» я видала. Тогда ещё, не очень думая о «братьях», я прикидывала: «Может, вот он, на самом деле, откуда…» С другой стороны, такие приёмчики и умения давно уже вышли и «в народ», так что их применение, даже столь знакомое, может ещё ни о чём и не говорить… Ещё располагало меня то, что тот, «основной», которого я и считала «Персонажем», очевидно (психологически) не наглел так, как это мне было привычно со стороны всей большой ЦРУ-шной структуры (включая петербургский «Музей Музеев»), а если и наглел, то, как бы, стесняясь.»»»
И ещё запись от 21.04.2015:
«««Так что, разновозрастные «братья Запашные» могут быть «Персонажу» и не известны, — появляться без «договорённостей»… Хотя, всё-таки, знает он явно побольше моего. И — тот случай с упомянутой «эвакуацией» кого-то, когда выход от меня прикрыли смутно знакомым способом. Это я ведь в приёмной ФСБ РФ много просиживала в своё время, ожидая «Полковника», изредка — часами, когда разговор занимал потом минут 5, и в это время мне дежурные «показывали концерты» (видимо, затем там и мариновали). Вот и от случая той «эвакуации» неизвестно кого, кого я не должна была видеть, как-то «запахло ФСБ». Может, конечно, это — и не она, не ФСБ, — я уже писала, что все эти приёмчики и технологии давно пущены в массы, — так что совпадение таких мелочей может ещё ни о чём и не говорить. Но может и говорить. Так что теперь уж я и не знаю, те его двойники — не ФСБ-шные ли выходки (а с них — станется, ещё как!, — уж это-то они точно умеют, — я навидалась фокусов), и если да (что ещё не факт), то посвящён ли, имеет ли к этому отношение сам «Персонаж».
Но на этом данное «следствие» я приостановлю, потому что, всё равно, только запутаюсь. Если не дают ничего понять — то и не дадут.»»»
Так что не надо было рано успокаиваться и забывать об этом. Ну и главное, почему я это сообразила (а объём воспоминаний таков, что его просто невозможно всегда держать в голове весь) — я вспомнила, КАК мне испоганили сорокалетие в 2006 году (см. 1 часть «Вспышки»), отправив потом в монастырь (что, разумеется, кончилось плохо для православия, — во всяком случае — для православия в моей душе и сознании)… Вот и теперь — это ИХ выходки. Независимо от того, является ли «Персонаж» их сотрудником или он действительно — туповатый и столь же задолбанный, замороченный тётками простачок, каким изобразил себя теперь (в этом случае у ФСБ-шников он — их «кукла», которой «создают его собственную психологию» и которой пользуются в своих целях — для дальнейшего гасилова окружающих, особенно именно тёток).
Сразу скажу ещё раз, что если «мне в Москве плохо», то это может означать поездку на тот свет, но никак не в Петербург. Не ехать в этот клятый Петербург — для меня важнее жизни (и не потому что «страшно», а потому, что мерзко, и я их НЕ ПРОЩАЮ).
Кроме того, напомню, что портить дни рождения — это пенки очень старые и именно петербургские (ленинградские). Я уже была вся в ненависти после пенок во времена «Музея Музеев» (конец 2003 — 2005 год включительно), но «традиция» возникла раньше: например, последней каплей в отношении «Мишки Шухера» было именно то, что он ОПЯТЬ довёл меня до слёз в мой день рождения, — при следующей встрече я и сказала ему окончательное «адью», и ещё гораздо раньше. Моего деда, маминого отца, псевдоестественным способом убили в день рождения матери в 1977 году. Он бы, конечно, особо дольше и не прожил бы, но ИХ смак был — именно убить его в её день рождения, что и сделали (в больнице, где ассистентом кафедры работала её сестра, которая как раз была тогда в командировке). Теперь я уже не сомневаюсь ни секунды, что это не было совпадением. Правда, о столь ранних вещах я как раз не думаю, что это был тогдашний КГБ, — это были, всё-таки, горбачёвские предтечи.
Что же надо от меня и не только от меня нынешней ФСБ, если это — она? Процитирую Кара-Мурзу из «Манипуляции сознанием» (Глава 17. Воздействие на оснащение ума. § 1. Манипуляция словами и образами. И Глава 24. Учебные задачи: разбор черных мифов. § 8. Фактор страха в политике после августа.), — и хотя это — о временах ещё ельцинских, но думаю, цель ЭТОГО нынешнего государства здесь показана отчётливо:
«««Когда над страной проделывают смертельно опасные (а по сути, смертельные) операции не только не спросив согласия, но сознательно против ее воли — это свобода или тоталитаризм? Караулов в той беседе подъехал с другой стороны: вот, ветераны хотели 23 февраля возложить венки у могилы Неизвестного солдата, а их «затолкали» (хорошее нашел слово А.Караулов — затолкали … дубинками). Почему было не дать пройти, раз свобода? Бурбулис мягко объяснил: вы не понимаете. Был регламент, мы не будем обсуждать, почему он был установлен… Зачем было прорываться именно в этот день? Пришел бы, кто хотел, тихонько, в другое время, и возложил венок.»»» —
и —
««« 23 февраля (1992 г.), как раз в День Советской армии мэр Москвы запретил демонстрацию, которая должна была возложить венки к Вечному огню на могиле Неизвестного солдата. Как обычно, была создана неопределенность: мэр запретил, а высший орган — Моссовет — разрешил. Вплоть до поздней ночи 22 февраля телевидение давало противоречивую информацию относительно места и времени сбора и т.д.
Разумеется, эта демонстрация имела определенную антиправительственную окраску, на этот раз под лозунгом протеста против расчленения единой Армии бывшего СССР. Но никакой угрозы она режиму не представляла, ибо, как предполагалось, на нее должны были собраться в основном старики — ветераны Отечественной войны. Поэтому ритуальные репрессивные действия режима имели одну цель: продемонстрировать силу и предупредить о том, что режим взял курс на открытую конфронтацию. Центральные станции метро были закрыты, а весь центр блокирован несколькими линиями баррикад из тяжелых грузовиков и кордонами милиции и внутренних войск. Газета «Коммеpсантъ» (№ 9, 1992) пишет: «В День Советской Аpмии 450 гpузовиков, 12 тысяч милиционеpов и 4 тысячи солдат дивизии имени Дзеpжинского заблокиpовали все улицы в центpе гоpода, включая площадь Маяковского, хотя накануне было объявлено, что пеpекpоют лишь бульваpное кольцо. Едва пеpед огpажденной площадью начался митинг, как по толпе пpошел слух, будто некий пpедставитель мэpии сообщил, что Попов с Лужковым одумались и pазpешили возложить цветы к Вечному огню. С победным кpиком „Разpешили! Разpешили!“ толпа двинулась к Кpемлю. Милицейские цепи тотчас pассеялись, а гpузовики pазъехались, обpазовав пpоходы. Однако вскоpе цепи сомкнулись вновь, pазделив колонну на несколько частей».
И тогда крупную группу демонстрантов, запертую с двух сторон, жестоко и нарочито грубо избили — били стариков, инвалидов, заслуженных военачальников высокого ранга, всем известных депутатов и писателей. Это была сознательная политическая, а не полицейская, акция. Но здесь нас интересует не столько она, сколько реакция населения и самих избитых. Репрессия была воспринята как должное и никакого возмущения не вызвала. Люди поняли и приняли к сведению, что перед ними стояла чужая, враждебная им власть. Это не пять тысяч своих солдат в августе. К этой власти претензий быть не может. Претензии высказала демократическая пресса, хотя и с мелочным глумлением над избитыми стариками.
Так, например, пишет обозреватель «Комсомольской правды» за 25.02.92: «Вот хpомает дед, бpенчит медалями, ему зачем-то надо на Манежную. Допустим, он несколько смешон и даже ископаем, допустим, его стаpиковская настыpность никак не соответствует дpяхлеющим мускулам — но тем более почему его надо теснить щитами и баppикадами?» »»»
Вот, «как-то так», видимо, и сказывается преемственность ЭТОЙ власти, хотя маску «человеческого лица» нацепить она в последнее время постаралась.
Кстати, уточню про «Мишку Шухера». Эта история была вообще запредельной, — ПОЛНОСТЬЮ инициированной спецслужбами. Я не хотела с ним знакомиться 8 месяцев, — «разогрев» закатили в их поганом стиле. Я в него не влюблялась никогда, но он выглядел в какой-то мере престижно, и мужественно-спортивно, и стильно (хотя и изображал из себя нищего, как церковная мышь), а я была ещё моложе (да и происходящего ещё не понимала ни хра, — мне тогда предварительно устроили «год безнадёги»), а меня ещё волновал мой «женский статус». В общем, конечно, это было гасилово чистейшее. Он ещё собирался в Германию, и мечтал, что он там будет сидеть по полгода, а я буду его срадательно ЖДАТЬ у мамы с папой. (Я отчётливо этого ещё не понимала, — многое стало ясно позднее.) Ну и ОБЯЗАТЕЛЬНО доводил до слёз во ВСЕ праздники.
Но, поскольку я его не любила, ИХ, видимо, не очень устраивало моё относительное спокойствие, — на стенки я не лезла. По истечение примерно двух лет меня отправили к «фиолетовым» («Всемирные центры взаимоотношений, inc», — психологические тренинги по системе Альфреда Адлера и его последователей Рудольфа. Дрейкурса и Билла. Ридлера. Их курсы прошли почти все сотрудники в тогдашнего музея Ахматовой (петербургского, разумеется), включая директора, а я там работала старшим методистом музея. Ещё не понимая того, что понимаю сейчас, я понеслась решать «свои внутренние проблемы». Как я сообразила позднее, от меня ждали работы с «проблемой» — «Мишкой Шухером» (может, к тому и собирались «готовить», как я буду его трепетно ждать по полгода). Но та психологическая система — действительно довольно действенна (другое дело, что под эту лавочку готовили «когорту глобалистов»), и вместо того, чтобы подготовиться к работе с «проблемой Мишки», я отчётливо поняла, что он мне на хр не нужен, и только сосёт кровь и мешает быть собой, приучая к «жизни» в пустоте, в нигде. Многих я поставила тогда этим в тупик, — но человек там «работает» с тем, что он сам «вспомнил» и назвал, а я этого «Мишку» даже не назвала, предпочитая «долечиться» от любви к Б.В., которого «Мишка» был «призван» тогда мне заменить, являясь (по реальным именам) его тёзкой. («Я с вас смеюсь».) Тот день рождения был у меня тогда примерно через месяц (чуть меньше), — мы с ним не почти не виделись, ну и… последняя капля, — ВСЁ. Многие тогда чесали репу… А я увлеклась рейверскими дискотеками и молодыми самцами. В Германию он с мамашей, всё-таки, уехал, но, как я знала по отголоскам, филолог-руссист по образованию, никаким художником конечно, он не стал и там (по-настоящему), а остался тем же расп…яем (кажется, отсидевшим, — в паспорте у него были пустые четыре года без прописки, а он рассказывал, что год, как Довлатов, служил армии в лагере охранником, — по-моему, в лагере он отнюдь не СЛУЖИЛ, — но воспоминания-то, на всякий случай, на что-то списывать надо, — ещё он врал, что на второй год его по блату перевели во что-то армейское-театральное, и там он служил с «Андрюшкой Ургантом», у которого была отсрочка, потому он и старше, — не было такого, как я уже давно знаю). Это — так, заодно.
В общем, за эти дни у меня тут прошёл, ТИПА, день рождения — в сугубо петербургском ключе, в «мягком варианте». Вот я и поставила эксперимент, сказав об этом только «Персонажу», и получила результат, т.е. НИЧТО. Сказать ещё кому-то было нельзя: У ВСЕХ сознание под контролем, так что, какой ещё гадостью это бы кончилось, не известно, даже если бы намерения были бы у всех благие (что далеко не так).
Как я уже сказала, эта история готовилась несколько месяцев, и видимо, именно к моему дню рождения. То-то он со мной не разговаривал: если он ФСБ-шник, то много притворяться трудно, а я того не стою, и того и гляди, расшифрую, — а если он — их «кукла», то разговаривать со мной «раньше времени» было нельзя, поскольку, видимо, история закончилась бы ЗНАЧИТЕЛЬНО раньше.
(Кстати, мои «ФСБ-шники-нелегалы» из «Вспышки», раз такие дела, должны быть ещё постарше, чтобы уже точно начали работать в КГБ до Горбачёва, и шифроваться им, конечно, должно быть труднее. Возможно, всё-таки, в основном пенсионеры. Ещё подумаю.)
А я уже опухла решать, что там «могло быть хуже». На хр мне эта поганая жизнь в этой поганой стране вообще сдалась. Но пока живая — будет, как до сих пор. (Или — пока будет как до сих пор, буду живая.)
Никаких любовей у меня здесь не будет на дух. Здесь никого нет. Сознание у всех под контролем, и эта блевотина подконтрольного общения в ненавистной стране — не в жилу.
Я тут уж вспомнила, что лучшие интимные воспоминания у меня — когда я пару-тройку раз уходила из кабаков (было дело, — тоже до 2000 года). Денег, разумеется, не брала, а просто — «для души». Кому смешно — можете даже смеяться, но среди таких партнёров был даже грузин (из дискотеки). Молодой, где-то учившийся и работавший, европейского вида, совсем не рыночный. Из Телави (говорил это, заранее улыбаясь). Уж не знаю, как бы оно там было, если бы отношения продлились дольше, чем с вечера до утра, но как оно было — я чувствовала себя просто буквально королевой, — как никогда. Поскольку денег я не брала и брать не собиралась вообще ничего, а «так просто» он не мог, то он подарил мне тогда охрененную розу, огромную. Утром убежал довольно рано, оставив меня досыпать одну (в «учреждении»), и с того ментального трона, куда я была вознесена, «спрыгивать» мне было «просто страшно», — настолько он был высок… Но, во-первых, я тогда поняла, что скоро такие развлекухи могут кончиться плохо, а во-вторых, это было именно до 2000 года, когда люди бывали ещё самими собой, а не зомби, выполняющие приказы, — ВСЕ — одинаковые и одинаково. ЗДЕСЬ больше никого нет.
Ну а здесь — ПРОСТО ничего не было. Накануне я выслушала лекцию, что выгляжу ужасно (я бы на внешности «Персонажа» и не заморачивалась бы, — нравится или не нравится, какой есть, — но он сам постоянно провоцировал, меняя, как хамелеон, и внешность, и манеру). По этому поводу мне было предложено «помочь со шмоткаи». (Однако я сама же писала, что купли-продажи здесь не будет, так что тема шмоток напрягала сразу. При желании, всё это можно было сделать по-человечески. Ну а если желания нет — никто и не навязывался. По-моему, я не навязалась вообще ни разу, и если что-то когда-то передала, то это было в момент острой ситуации стараниями «Ежовского» (хотя сомневаюсь, только ли его), — мне надо было расставить точки над «ё», что я писала, а что нет).
Назавтра, когда день рождения уже почти прошёл (хотя я просила ничего не говорить «Ежовскому», но, когда я проснулась после утреннего отсыпания в московском зале «у паровоза», то как раз демонстративно завалился именно «Ежовский» в тёмных очках, — это уже вышибло более, чем), — когда день рождения уже почти прошёл и оставалось всего ничего, «Персонаж» появился у метро и, не поздравив (хотя знал только один, — я сказала только ему), «не вспомнив» ни о чём, сразу (хотя и ласково) заговорил об этих шмотках, которые принесёт завтра (или когда там), — ТИПА, чтобы такая страшная не была. Я ответила, что мне ничего не надо, — пусть поищет кандидатуру, с которой ему — будет больше толка… Обиделся. Что тут было на самом деле, а что сыграно — понятия не имею. Сыграно за последние месяцы было очень много. (Но всегда — на расстоянии.)
В общем, всё — как хотел Петербург. Ровненько. Но и большего — не получит (если только не жаждет моей смерти, — это получит легко).
Это был мой последний день рождения в жизни. Больше не будет ни одного. Следующий будет — 50 лет. А ЛИЧНО МНЕ ЭТО ПРОТИВНО, — в ТАКОМ вот состоянии (не в смысле этих шмоток и этих дядек, — плевать мне на них, хотя сами они все только в этом смысл жизни и видят, и мир этот уже не станет другим, — а в смысле жизненного содержания, к которому привели) и после ТАКОЙ «жизни» праздновать 50 лет МНЕ однозначно противно. Вчера вечером я клялась, что если буду живая, то этот день, эта дата отныне будет ТОЛЬКО памятью моих родителей. А в отношении ЭТОГО мира (другого уже не будет) — днём проклятий и ненависти. Я ПОКЛЯЛАСЬ. Никогда больше ни с каким днём рождения никого не поздравлю, никогда ничего этого и ничьего — праздновать не буду, и не позволю с чем-либо поздравлять себя. Жить буду, как живу сейчас, а смерть — всегда рядом.
12 июня тоже будет ТОЛЬКО днём проклятия ЭТОЙ страны, которая ЭТОТ день считает своим.
Это — ВСЁ. /20:44/
(Сегодня, от начала даты и до времени ухода включительно:
слов — 2 649,
знаков без пробелов — 14 292,
знаков с пробелами — 17 225.)
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
