Метафизика каннибализма
Существует метафизика каннибализма. Человек съедает другого человека, перенимая маго-символически его субъектность.
Довольно повторяемым сюжетом является коллективное поедание Фигуры - "бого-человека", "живого знака" как, например, "кровь и тело Христово", зерно-Персефона, Дионис, разорванный титанами и т.д. (греки верили, что гранат появился из крови Диониса, по легенде, проглотив гранатовые зерна, Персефона стала женой Аида - и, пока она две трети года остается в подземном царстве, на Земле наступает осень и воцаряется зима)
Ясно, что еда как таковая предельно сакрализирована.
Не случайно она обрамлена молитвами.
Это очевидное таинство.
В этом таинстве внешнее – пища – переходит во внутреннее – тело, его ткани и жизнь тела.
Таким образом, принятие пищи есть процесс мистический – это грань, переход.
Здесь можно вспомнить табуирование определенных видов пищи и законы поста.
Возможность осквернения – речь идет, конечно, о мистическом осквернении – в разных культурах тубуируются разные предметы пищи.
Усвоение отдельных предметов внешнего мира ставит под угрозу сакральность субъектной телесности – храм человеческого тела.
Теорема сакральности тела в разных культурах решается по-разному.
Например, зароастрийцы связывали ее с «солярностью иранской расы», забота о неоскверненности которой была возведена в законы инцеста.
Каннибализм может быть отчасти помещен в эту же логику: чтобы не оскверниться от совсем внешних предметов, лучше поесть того, кто уже сам переварил – и отчасти очистил, «освятил» -- внешнюю пищу.
Таким образом, каннабилизм не просто сакральность, а сакральность вдвойне – отсюда его инициатический смысл.
Каннибалистические практики – как и традиционный прием пищи – коллективны.
Индивидуальный прием пищи вообще и человеческой в частности относится к разряду глубоких перверсий.
Обычно пища (трапеза) рассматривается как нечто общественно-обрядовое – коллективная энергетика обеда (или ужина) помогает сконцентрировать группе усилия для очищения и усвоения материального характера пищи.
Теоретически, человеческая пища должна усваиваться легче, но коллективный характер поедания имеет здесь более психический, нежели биологический смысл.
Человечина -- по описанию – сладка и похожа на свинину, только мягче.
Эквивалент человек = свинья обыгрывается в Традиции многократно и многомерно.
У папуасских племен, в Австралии, Новой Гвинее и у многих африканских племен на свиней обменивают невест – здесь любопытная цепочка женщина-животное-пища.
Люди едят не только отому, что испытывают в этом материальную потребность, но чисто из прихоти, нервов, в силу психических метаний.
Аскетика разных культур – в частности, христианской и индуистской – показывает, что человек может спокойно жить и не есть.
Только потому, что он нервозен и не господин самому себе - он ест и хочет есть.
Эндурра катаров и «пост до смерти» капитоновцев и бегунов (жили, на таком посту лет по сто) из этой категории.
Я полагаю, что табуирование каннибализма имеет несколько объяснений: во-первых, оно вполне сравнимо с запретом на свинину.
Во-вторых, вероятно человек был отменен как сакральная еда не потому что это плохая еда, а напротив, потому что это слишком хорошая еда.
Кстати, еда и жертва взаимосвязаны.
Есть и жертвовать – одно и то же.
Убиенный куренок, зажаренный лебедь, поросенок – это жертвы – этимологически, они сожженные.
И в окончание трапезной молитвы - съедением, принесены в дар почитаемому божеству... вполне себе христианская традиция...
Другие статьи в литературном дневнике:
