***

1.В архиузкой долине
египетского Нила

не так-то просто
найти место под солнцем,

даже если ты крохотное небесное создание.
И каждое дерево тут бывает буквально набито мелкими пташками,

то бриллиантово-яркими, то тусклыми. то пёстрыми,
и жаждут на обед самое большее какое-нибудь насекомое

как одна все миниатюрны,
В этом хаосе ни одна из них не боится другую: а тех всегда тьма египетская.

Но эту идиллию вдруг может нарушить один из самых мелких

тиранов птичьего мира – сорокопут.
Он столь же лют,
сколь и мал
чуть больше скворца и чуть меньше дрозда).
Но клюв у него приразмере курьёзном

грозный.

С ним эта птичка могла бы сойти за мини-сокола, но, в зависимости от вида,
она в той или иной степени мимикрирует

под синиц, вьюрков,
воробьёв.

И вот это сбивает с толку: милого пирата, к месту часто носящего щёгольскую чёрную полумаску, всюду принимают за «своего».
А он бьёт

с налёту
его атака молниеносна, он буквально вышибает дух из жертвы.

своих наивных соседей, если вдруг ему в этот день не повезло с жуками. К его чести,

Его добычей часто бывают маленькие крылатые пилигримы, падающие от измождения после долгого перелёта.
А ещё он грабит гнёзда, но, впрочем, и его дом могут разорить зверьки, вроде ласки, ворона, и, что ещё горше, кукушка.

Не хуже луня или совы он может без пощады расправится с мелкой мышью или землеройкой, а если подвернутся лягушонок или ящерка –

не мигнув глазом, схватит и её.

Не успев на сбор какой-либо птичьей стаи, сорокопут занимает наблюдательный пост, высматривая любую дичь с возвышенности, будто орёл. В саванне и на ландшафтах, окультуренных человеком, где он обычно и обитает, всё перед ним как на ладони.

Его «имя» на древнем египетском нам известно благодаря шикарному «птичьему атласу» в гробнице номарха Бакета III в Бени-Хасане. Там рядом с изображением чёрно белой птички-невелички с острым и крючковатым клювиком было начертано слово «сабу».

В то время для живописи была типична яркая, но скупая, без полутонов палитра, и обитатели природы в «вернисажах» некрополей по окраске бывают очень уж сказочными.

Но в данном случае все сошлись на том, что художник выбрал своей моделью нубийского, или маскированного сорокопута (Lanius nubicus). В гробнице другого номарха, Хнумхотепа II, уже куда более искусно была представлена целая плеяда сорокопутов. По задумке мастера вся эта «банда» нашла себе приют на двух акациях с удодом, двумя горихвостками и горлицей. Из них четверо – это «нубийцы». Пара на одном из деревьев – слёток (он бледен) и уже взрослая, пёстрая с румяной грудкой птица.

У представителей этого вида линия маски образует с полосой чёрной «шапочки» на макушке что-то вроде рисунка уздечки. По этому узору этот же вид был опознан на куда более древнем памятнике, чем гробницы номархов эпохи Среднего царства. Это – осколок барельефа из погребального комплекса фараона Усеркафа в Абусире (V династия). С него уже давно слезли все краски, не считая редких мазков зелени, чудом удержавшихся на четких контурах стеблей болотных растений. В птичьем мире «маску Зорро» носят не одни сорокопуты, и птиц поначалу вообще сочли иволгами. В этом был свой резон: иволги, гости с севера, разоряли сады, за что их отлавливали целыми стаями.

С правой стороны от вырезанных птиц сохранился фрагмент изображения натянутой верёвки. Одна из птичек щиплет за клюв другую, они даже сцепились лапками. В их жестах одни авторитеты видят драку, а другие – брачную прелюдию. Но, как бы то ни было, эти птички так увлеклись, что забыли обо всём на свете и угодили в сети. Но для чего же было ловить сорокопутов? Уж не для того ли, чтоб поселить их в саду как грозу воробьёв да мышей? Но он бы был грозою и певчих птиц и как охотник, и как отпетый задира, круглый год. В наше время этот вид гнездится к северу от Египта, а зимует южнее его. То есть, он не более чем пролётный мигрант.

Но желторотый юнец-слёток на росписи из гробницы номарха указывает на то, что в древности в этой стране была его популяция. У А. Брема нубийский сорокопут – законный резидент южного Египта и средней Нубии. Так что, видимо, ещё в XIX веке положение дел было совсем другим. То, что на памятниках времён фараонов сорокопут был, очевидно, редок, вовсе не означает, что люди его столь же редко видели. Но, правда, другого сорокопута-мигранта, жулана, в Египте и правда обычно видишь от случая к случаю. В гробнице Хнумхотепа II он один и нарисован: его легко узнать по пепельной головке и красно-каштановой спине с узором из волнистых пестрин.

Жулан прилетает в Египет в начале августа
и, нигде подолгу не останавливаясь,
держит путь дальше на юг. К весне (март – апрель) он летит над нильской долиной обратно. А вот нубийский сорокопут может задержаться и до мая. Уже в конце февраля в южном Египте «нубийцев» тьма тьмущая. Их нельзя не заметить И всё же странно, что египетский художник не предпочёл написать портрет, скажем, красноголового сорокопута (Lanius senator/auriculatus), который живёт и в Египте, и в Нубии. Или этот вид ему показался слишком уж обычным, даже несмотря на его «алый берет»? А может, дело лишь в том, что авиафауна Египта слишком богата, а необъятного не объять?

При случае, если позволяли габариты гробницы
художники
не забывали в своих сюжетах и про мелких птичек, и про насекомых, но всё равно, интерьеры были не «резиновые». Не каждый мастер, вдобавок, отваживался внести что-то новое в каноничные гробничные сцены, ставшие эталоном на века. А светских картин до наших дней дошло мало.

В так называемой "зелёной комнате"
амарнского Северного дворца на росписи

в тревоге озирается очень изящная чёрно-белая птичка. И это может быть уже знакомый "нубиец", или самочка жулана, птицы нервной, либо пустынный сорокопут (Lanius Lahtora). А может и подвид большого серого (Lanius excubitor elegans) или же малый серый сорокопут (Lanius minor).

Все они резиденты Египта. У большого серого сорокопута, между делом, слава ловчей птицы! В не столь далёкое, как времена фараонов, прошлое, и в странах Ближнего Востока, и на северо-западе Индии, и на западе Китая его ловили, учили и напускали на очень мелкую дичь вроде дроздов и жаворонков. Гурманы, рабы искуса, бывают куда жаднее любого хищника. В первой половине XVIII века при дворе французского короля Людовика XVIII серый сорокопут занимал своё законное место между соколами, ястребами и кречетами. И охота с ним не была шутовской пародией. В Абхазии соколятники уважают жулана, но не травят им никого, а используют как живой манок при охоте на ястреба, с которым они потом ходят на перепелов.

У многих хищных птиц вырос «острый клюв» на сорокопута,
который любит

играть с огнём и при виде орла, сокола, беркута и того же ястреба пускается в дерзкий кураж. В дикой природе это может ему стоить жизни, но в ловушке, устроенной охотниками, ему ничего не грозит. Ему даже покрывают голову шапочкой, чтобы он не видел пикирующей на него грозной птицы. Так неужели сорокопуты, показанные в сети, служили тоже чем-то вроде приманки? Во времена фараонов ещё не было охоты с соколами и кречетами. Но зато многие крылатые хищники уже в глубокой древности считались священными. В одном мемфисском погребении времён I династии нашли мумии птиц, как видно, храмовых, обёрнутые в тонкие пелены.

Ни одной мумии сорокопута до сих пор не обнаружено, но он чем-то всё же привлекал внимание открытых миру природы людей древней цивилизации. В нём могли бы видеть миниатюрное подобие сокола Ра и Хора,

как в кошке видели малую ипостась львицы. До глубины души их мог бы поразить и один пугающий обычай сорокопутов – они накалывают свои трофеи на шипы. Не ради глумления – так легче терзать на кусочки. В охотничьем угаре сорокопут не знает удержу, он собирает целые «кладовые» в колючих кронах. Но ни на одном египетском памятнике мы не видим этой картины.

И, тем не менее, люди, глядя на такие птичьи инсталляции, должно быть, от всего сердца благодарили юркого истребителя саранчи и мышей. Такой запас очень важен во время гнездования, и отвечает за него сорокопут-отец, истовый кормилец и защитник. Так же и самец щурки, одной из обычных птиц Египта, опекает свою избранницу. Чета птиц на осколке барельефа из гробницы Усеркафа и правда выглядит двусмысленно: они хоть и вскинули лапки, как бы толкаясь, но не растопырили крылья, тогда как дерущихся птиц, или хотя бы одну из них рисовали яростно бьющей крыльями.

Если это не более чем «свадьба» сорокопутов с вручением «невесте» обетного дара, то неловкие позы птичек можно объяснить тем, что они потеряли равновесие после того, как их накрыло сетью. Или же им просто трудно балансировать на тонких стеблях камышей. В случае беды сорокопуты обороняют свой дом с остервенением. В битве чета действует сообща. Даже были случаи, когда верная парочка забивали до смерти сунувшуюся было в их гнездо змею. Трудно не оценить их пыл и отвагу, трудно не выделить их в пёстром море прочих мелких птиц, от которых рябит в глазах, особенно во время шквала сезонных миграций.

Не одно изображение указывает нам на то, что египтяне любили ручных птиц. Но, правда, кажется, что многим из них была уготована роль чуть ли не живых игрушек. С ними часто обходились безобразно, особенно если их тискали малые дети. Даже не все девочки держали их бережно. Но если подумать, смог бы стать сорокопут «комнатной канарейкой»? Не все виды для этого годны, да и поёт лютый малютка не особо – в репертуаре сороки. Но у него, как у скворца или попугая дар пересмешника. У взрослого сорокопута в обычную его песню бывают вплетены все звуки из его бурного прошлого.

Лишь в том случае, если он вырос и долго жил в местах, изобилующих пернатыми маэстро, он будет радовать слух. Но как же сразу по нему понять, что его соседом был, скажем, бюль-бюль, а не лягушка или брехливый пёс? Да и не жалует он соседей. Даже сорокопут мелкого вида, который при случае между скарабеем и жёлтой трясогузкой выберет первого, то и дело наносит урон племени певцов. А те молятся, чтобы этого головореза филин унёс. С ночной птицей дневному палачу не тягаться. Итак, певчий сорокопут – вопрос редкой удачи. В этом вопросе можно делать ставку разве что на жулана, самого умелого имитатора.

С виду он, к тому же, очень красив, во всяком случае, очень приметен. Но, правда, его сложно приручить. По всей вероятности, сорокопутов действительно просто выпускали в саду из чисто практических соображений – как «живое пугало». А тот был волен как остаться, так и улететь в родные пенаты. Сады по обычаю лежали далеко от поймы и цветущей долины, на границе с пустыней. Дорога домой, пусть и по воздуху, была бы долгой и опасной, однако сорокопут не даром прижился в Египте и других жарких странах: к зною он вынослив и он даже умеет и дерзает парить под ярым солнцем не хуже священного сокола.

На снимке: фрагмент росписи из гробницы номарха Хнумхотепа II в Бени-Хасане с группой птиц на акации, совмещённый с подобной же, созданной в целях реконструкции, композицией из живых птиц (работа Австралийского центра египтологии при Университете Маккуори в Сиднее). Их виды: удод (Upupa epops либо Upupa africana), два маскированных сорокопута: слёток и взрослый (Lanius nubicus), жулан (Lanius collurio) и горихвостка (Phoenicurus phoenicurus).

Источники:
2.
Рельефы и росписи оформляли стены храмов и гробниц. Все изображения – это рассказ,
своеобразная «опись» богатств и деяний вельможи. В потаенных, темных, замурованных
погребальных камерах разворачивалась длинная и подробная повесть о земной жизни.
Изображения в рельефах и росписях искусно сочетаются с иероглифами.
3.
Рельефы были двух видов: очень низкие барельефы и углубленные рельефы или контррельефы.
Рельеф из гробницы Мерерука в Саккара.
Охота Рамсеса III на диких быков.
Деталь рельефа на пилоне храма
Рамсеса III в Мединет –Абу.
Росписи выполнялись темперой по сухой поверхности или этой же техникой но в сочетании с
вкладками из цветных паст (появлялся цветной силуэт). Применяли минеральные краски:
красную и желтую охры, зеленую – из тертого малахита, синюю – из тертого лазурита, белую –
из известняка, черную – из сажи. Кисти делали из травы.
В изображении главную роль играла линия, а не цвет!
4.
В рельефах и росписях изображались сельские работы, труд ремесленников, охота, рыбная
ловля, процессии носителей даров, погребальные шествия, загробные пиршества,
строительство лодок, игры детей и многие другие сцены. «Владелец» гробницы как бы наблюдал
за всем происходящим.
Сбор плодов. Роспись из гробницы номарха Хнумхотепа в Бени-Хасане.
5.
Композиция изображений на стенах была построчной. Рельефы развертывались полосамифризами, один над другим. Фигуры располагались вереницами – в схожих позах, с одинаковыми
жестами. Такие изображения спокойны и ритмичны.
Воины. Рельеф из храма Хатшепсут в Деир-эль-Бахри.
6.
Фигуры людей изображались традиционно плоскостно: ноги и голова в профиль, глаз в
фас, а плечи и торс – в трехчетвертном развороте. Художники пытались таким образом показать
персонаж с разных сторон, совместив наиболее выигрышные точки обзора. Также египтяне
пользовались специальными сетками, по которым определяли пропорции человека.
Рельеф из мастабы царского писца.
Пропорции человеческого тела
по канонам Древнего Египта
7.
Фараон или вельможа всегда изображался более крупным по сравнению с окружением.
Правители выглядят торжественно и величественно. Разнообразие движений, поз, поворотов
наблюдается только в фигурах слуг, крестьян и ремесленников.
Пирующий Птаххотеп перед жертвенным столом. Рельеф из гробницы Птаххотепа в Саккара.
8.
Познакомимся с некоторыми,
самыми известными изображениями.
9.
Плита фараона Нармера.
10.
Плита фараона Нармера.
Плита фараона Нармера из черно-зеленого шифера создана в
ознаменование объединения этим царем долины Нила (Верхнего и
Нижнего Египта) в единое государство.
Такие плитки служили для перемешивания, растирания красок,
применявшихся во время магических обрядов.
Одна и та же тема повторяется на плите Нармера в разных вариантах
четыре раза.
В центре на одной из сторон плиты Нармер булавой раздробляет
голову вражескому вождю. Выше – царский сокол держит за веревку
голову врага, торчащую из шести листов лотоса – символического
обозначения Нижнего Египта. Так же это и обозначение шести тысяч
поверженных врагов.
На другой стороне, вверху, Нармер в короне Нижнего Египта как
победитель направляется к месту, где лежат связанные и обезглавленные
военнопленные.
Внизу царь изображен еще раз, но уже в виде тельца, разбивающего
рогами зубчатую глинобитную ограду поселения и топчущего копытами
поверженного врага, остальные в ужасе убегают.
Центр лицевой стороны плиты занимает углубление для ритуального
растирания краски. Здесь композиционное решение углубления
получило блестящее решение: два гепарда перевились фантастически
вытянутыми шеями, их сдерживают поводыри. Фигуры эти также
являются символом неразрывного объединения Верхнего и Нижнего
Египта.
11.
Зодчий Хесира.
Рельеф из гробницы Хесира в Саккара.
Портретный деревянный рельеф «Зодчий Хесира» создан
в начале третьего тысячелетия до нашей эры – 50 веков тому
назад!
Зодчий
Хесира
изображен
то
стоящим
с
принадлежностями для письма и жезлом в руках – знаком его
высокой должности, то сидящим за пиршественным столом.
Его стройная фигура и тонкое лицо с резким профилем
вырезаны на золотисто-коричневых досках утонченно легким
рельефом. Рождается образ энергичного, волевого, умного
человека.
Мускулистое, стройное тело живет: чувствуется мерный
ритм пружинящей поступи, орлиный профиль прекрасен.
Глядя на этот рельеф, начинаешь понимать, в чем
художественный смысл «распластанности» египетских фигур.
Египетские рисовальщики оценили значение плечевого пояса
как конструктивной основы туловища и раз и навсегда
выделили эту выразительную горизонталь.
12.
Гуси. Детали росписи гробницы в Медуме.
13.
Дерево с певчими птицами. Фрагмент росписи гробницы Хнумхотепа II в Бени-Хасане.
Искусство
Среднего
царства необыкновенно богато
росписями. Оказалось, что
мягкие известняковые скалы, в
которых в то время строились
гробницы, не годятся для
выполнения рельефов.
В этой росписи мастера
передали свое восхищение
красотой окружающего мира.
НаряднаяОсобенно больших успехов достигли художники номов среднего Египта в изображении животных, где они также были меньше стеснены каноном. В знаменитых росписях со сценой охоты среди нильских зарослей из гробницы номарха 1б-го нома Хнумхотепа II дана совершенно новая трактовка природы — папирусов с летящими и сидящими птицами и охотящимися дикими кошками. Животные даны в разнообразных живых позах новшеством является и богатство их окраски: не только новые оттенки (густооранжевый, желтовато-серый и др.), но и переходы от одного цвета к другому — серебристая голубизна чешуи на спине рыбы незаметно переходит в розовато-белую окраску брюшка, голубой затылок цапли в желтовато-белую шею. Росписи отличаются смелым сопоставлением цветовых пятен: на фоне нежной зеленой листвы акаций выделяется яркое оперение сидящих на ее ветвях птиц - оранжевого с черно-белыми крыльями удода, белогрудого сорокопута-жулана с пепельно-голубой головкой и коричневыми крыльями и др. Особенно интересно дана расцветка кошки, где художник при помощи серовато - коричневых мазков по желтому фону попытался передать пушистую шерсть животного.

14.
Охота в заролях Нила. Роспись гробницы Хнумхотепа II в Бени-Хасане.
15.
Охота вельможи в зарослях Нила. Деталь росписи из некрополя в Фивах.
16.
Охота фараона или вельможи в нильских зарослях – традиционный сюжет,
повторявшийся из века в век. И всегда в нем присутствуют жизненные, точно подмеченные
детали.
Птицы не только изображены натурально, но художник хочет показать их смятенное,
беспорядочное разлетание в разные стороны: они напуганы вторжением охотника, и кажется, можно
слышать гулкое хлопанье их крыльев.
Кошка участвует в ловле, и так усердно, что хватает сразу трех птиц: одну зубами, другую
передними лапами и третью задней лапой, обвивая птицу хвостом. Тростники гнутся от ветра,
порхают красивые бабочки, под ладьей плавают, среди водяных лилий, рыбы.
Фараон как самый главный по иерархии выделен большим размером, маленькая фигурка у его
ног – это жена.
17.
Пир. Прорисовка росписи из гробницы Рехмира в Фивах.
18.
Музыканты и танцовщицы. Деталь росписи из некрополя в Фивах.
19.
Музыканты. Деталь росписи из некрополя в Фивах.
20.
Пиры и праздники – традиционный сюжет росписей Древнего Египта.
Согласно традиции, росписи расположены одна над другой горизонтальными полосами.
Владелец гробницы и его жена перед жертвенником, гости в креслах и на циновках, слуги,
служанки, музыканты, певцы, танцовщицы образуют единую композицию. Мужчины – и господа,
и слуги – занимают одну стену росписей, женщины – другую. Служанки – молодые, стройные и
чаще всего обнаженные девушки – подают изящным египетским дамам цветы, разносят плоды и
вино. Им уделено основное внимание живописца. Неподвижность прямых фигур одних служанок
помогает оценить непринужденность движений других: они наклоняются так естественно, что
черные пряди волос падают на их лица. Гибкость стана подчеркивается изящными позами.
Гостей развлекают музыкой, пением, танцами. Музыканты – мужчины и женщины – играют на
арфах, мандолинах, двойных флейтах, лирах, барабанах. Они образуют живописную и необычную
группу: вопреки канону некоторые изображены в фас. Рядом танцуют две юные миниатюрные
девушки, золотисто-смуглые тела которых украшены только поясками, ожерельями, браслетами; на
головах у девушек диадемы. Цветы лотоса в руках пирующих – не столько изысканное украшение
праздника, сколько символ, дарующий бессмертие.
Сцены пиров позволяют судить о вкусах и моде египетского общества того времени.
Египтянки нарядно одеты, украшены великолепными драгоценностями. На некоторых из них
открытые, облегающие платья,
напоминающие сарафан. Мода менялась:
ткани стали прозрачными,
струящимися,

а одежда более просторной,
. Причудливы сложные парики
до плеч из множества плетеных косичек.

Хлопотливые служанки водружают на них маленькие
колпачки с ароматическими благовониями.
В обрамлении тяжелых париков, серег, диадем; с контурной обводкой миндалевидных глаз,
щеками и губами, тронутыми краской, тонкие лица женщин, как и удлиненные пропорции их
легких, словно неосязаемых тел, наделены непревзойденной в Древнем мире таинственной
прелестью.
21.
Плакальщики. Рельеф из гробницы в Мемфисе.
Это произведение дышит экспрессией, динамикой, свободнее обращается с канонами. Здесь нет
прежней параллельности фигур, равномерности интервалов.
Теперь это не процессия, а толпа;

фигуры теснятся, смешиваются, их ритм усложнился –
одни согнулись, другие падают наземь, третьи
запрокинулись назад. Что может быть выразительнее,
драматичнее этих простертых, заломленных,
поднятых к небу гибких рук?

Разнообразные движения рук и пальцев
воплощают богатейшую гамму
скорбных чувств – разные степени отчаяния, горя,

тоски по умершему.
Экспрессия чувствуется в самих движениях

резца художника, нервных и порывистых.
Рельеф не
возвышается над фоном, он врезан в поверхность, причем одни линии
очень сильно углублены,подчеркнуты,

другие проведены легко – так достигается беспокойная игра теней и усиливается ощущение
сложности композиции.

22.
Таким образом, искусству в Древнем Египте отводилась необычайно
важная роль: оно

должно было дарить бессмертие,
быть продолжением
жизни.
Художники обеспечивали умершему владыке посмертное благополучие.

На стенах гробницы
располагались фризами

росписи и рельефы с изображениемвереницы

земных событий: тут были войны, захват пленных, пиры, охота,
отдых в кругу семьи, труд его рабов на полях, пастбищах и ремесленных
мастерских.

В потаенных,
темных,
замурованных
погребальных
камерах
разворачивалась

длинная и подробная повесть:
о земной жизни. И всех этих
рельефов и росписей

никто не видел, никто ими не любовался.
Они предназначались

не для осмотра, а обладали особой магической силой,
помогая усопшему в его путешествии в мир вечности.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 04.10.2025. ***