К Галатам

Любовь Андреевна Берёзкина: литературный дневник

Рано утром, перед самым пробуждением, видела странный сон: я находилась в России, то ли на вокзале, то ли в городском подземном переходе. Меня окружало очень много людей, толпа, толчея… Люди толкались и шли по своим делам, двигаясь во всех направлениях плотной серой массой. Они были одеты по-дачному, но не на жару, а по средней межсезонной погоде. Женщины полные, дородные, грудастые, шумные и хамовитые, мужики — сутулые, хилые, тихие, виноватые, подкаблучные…
На лестнице, по которой я поднималась среди живого людского потока, была разлита коричневая мутная жидкая склизкая грязь с характерным запахом старой половой тряпки. Грязи было много, сантиметра три, не меньше. Она не лежала на поверхности, а медленно стекала мне навстречу, текла по бетонным стенам перехода, по перилам лестницы, текла везде… Как я ни старалась найти хотя бы какие-то свободные от этой грязи клочки суши, их не было. Пришлось ступить в мутную скользкую жижу и идти по ней, глядя, как мои ноги покрываются её липким слоем. Слева, из-под ног рядом идущих, грязь брызнула и запачкала полы моего плаща или низ платья, но длинной тёмной одежды, которая была на мне… А потом прозвенел будильник.


“Вечный русский поворот: всё становится апокалиптическим, грозно-нагнетенным. Что выльется из этой грозы? Да ничего хорошего. Но всё равно русский, как всем известно, рвется к действию и перспектива просто думать кажется ему чуть ли не унизительной.” «Узнай себя»


Русский народ — мессианский, апостольский народ, плоть Пресвятой Богородицы и Сына Божия, это у русских в крови — у русских, но не у декадентов Бибихиных. Какие говорящие названия… Узнай себя… Воистину.
Сравни: Митрополит Виталий (Устинов), РПЦЗ. " Воспоминания о России".


“Я родился в 1910 году. Другими словами, я застал царскую Россию в продолжении моих первых семи лет. Я помню ее в деталях, а главным образом помню ее дух. Я не могу точно описать, что я чувствовал и что осталось в глубине моей души. Но я только знаю одно, что в царское время все было спокойно и благочестиво. Бывало, выйдя в сад, слышишь перезвон церковных колоколов. Так хорошо и сладко было на душе, будто небо спускалось на землю и чувствовался непонятный, глубокий мир. Запомнил я все это скорее не просто памятью, а сердечной памятью.
Мое самое дорогое воспоминание, это приезд Государя Николая II и Его семьи в Севастополь. Это был настоящий праздник. Во всех домах были вывешены флаги. В воздухе чувствовалось общее волнение.
Сам Государь в это время с наследником посещал крейсера. Пока Государь беседовал с офицерами, Царевич путешествовал с одного корабля на другой. Далеко было слышно «Ура! Ура!» матросов, которые приветствовали мальчика. Государь обратил на это внимание и, когда ему сказали, что происходило, он приказал Наследнику не отвечать. Бедный Алексей был страшно огорчен, когда на его приветствие морякам не последовало ответа. Он чуть даже не заплакал. Тогда все матросы ответили ему. После этого Государь приказал его привезти к нему и на этом дело кончилось.
Я помню эту незабываемую разницу, когда грянула революция. Все переменилось. Небо изменилось. На всех напал мистический страх. Все потеряли душевный мир. Все стали вести себя раздражительно. Появились новые песенки, которых мы никогда не слыхали раньше, и настолько пошлые, что я даже не стану их передавать, настолько все это противно, настолько это все низко и пошло. Вообще пошлость появилась повсюду. У меня была няня, с которой я часто ходил в город. В этот день няня шла на почту и я с ней. В то же самое время по той же улице шла красная, большевицкая манифестация и пели песенку: «Вставай, подымайся рабочий народ...!» Когда они проходили мимо нас, я вцепился в юбку няни и со страхом проговорил: «Няня, няня, смотрите, они все злые, они все злые!» Это было видно по их глазам. Это было видно по их походке. Это, вообще, уже были не люди, а злодеи. Ребенок это понимает своим сердечным, проникновенным умом.
Русская революция была восстанием русского хама. Я помню, что было опасно в то время интеллигентному лицу появляться на улице. Ходили банды черноморских матросов, которых объявили «героями революции», потому что революция началась именно матросами Черноморского флота. Люди, принадлежащие к интеллигентному, ученому классу, выходя на улицу, одевали на себя грязные кепки, самые изношенные костюмы. Все это делалось, лишь бы не казаться интеллигентными людьми. Помню как мой дядя у дворника взял грязную кепку, дырявый, заплатанный пиджак и только в таком виде рискнул выйти на улицу.
Еще вспоминается интересный момент. Приехали из города моя мама и ее сестра. Они ездили в город для того, чтобы купить там всякие «утешения» к чаю. Уезжая, сказали кухарке поставить самовар. Вернувшись домой, мама и тетка занялись приготовлением чая и небрежно бросили газету на стол. Я точно помню как бабушка, надев очки, взяла газету и сказала следующие слова: «Это конец России!». На передовой странице крупными буквами было написано, что Государь отрекся от престола. Когда она сказала эти слова, я прижался к ней и на меня напал мистический страх. Бабушка, как вдова старого русского генерала, просто дышала Россией и, конечно, все правильно понимала. Она редко выражала свои чувства, но когда говорила, то попадала не в бровь, а в глаз.
Вот Вам старая Россия, а что сейчас? Были мужчины и женщины высоких принципов. Их сломить было невозможно. Их можно было только убить, и этим и кончалось. Это была настоящая Россия, и коммунисты уничтожили 60 миллионов лучших русских людей. Этого история не забудет…”


Пошлость — вот одна из самых ярких отличительных черт человека, предавшего свою русскость, свой народ и страну. Пошлость, низость, трусость, лживость, лицемерие, тщеславие и ненасытная алчность до животных благ любой ценой.


Вот ты и узнал себя… Да ладно.) Правда что ли?) Я глазам своим не верю. Юрик, ты снова сделал это?.. И как ни в чём не бывало являешься на мои страницы и сюда?.. Читаешь мои стихи, где в каждой строке, кому бы она ни была посвящена — о тебе, всё о тебе… Читаешь и предаёшь одновременно.
Есть такие вещи, которые убогая никогда не сможет постичь. Наверное, филологического образования не хватает.)
Но давай разложим по полочкам то, что есть. Ты поправь меня, если я что-то забуду, ладно?
1. Ты “опыляешься” на этих записях моими идеями, а затем “перекрашиваешь” их в свои и транслируешь в мир. Варахиил говорил, что ты буквально “питаешься” моими письмами, но не уточнил в каком именно смысле — теперь ясно, в каком… Вкусно, родной?)
2. Тебе на меня как на человека и на женщину глубоко пофиг. Ты относишься ко мне как подопытному животному, за которым интересно наблюдать с научной т.з.
3. Несмотря на мои просьбы уйти, если я ошибаюсь в твоём взаимном чувстве ко мне, (про взывания к благородству смешно упоминать) ты бессовестно продолжаешь приходить сюда, хотя испытываешь ко мне исключительно филологический интерес — “наука превыше всего”.
4. Зная, что у меня сейчас происходит в жизни и как я ослабла физически и душевно, ты молча выставляешь очередной видос с забавным фото в рамке — на переднем плане. Картинка маслом: дедушка и внучка.
А коза и кошик замечательные. Твоя коза?.. Это хорошо, её молоко очень полезно для сердца и сосудов. Тоже у меня идею позаимствовал?..
5. В октябре стартует твой новый курс лекций, я тебя поздравляю совершенно искренне — убогая рада, что её мысли, каким бы способом они ни попали в твои монологи, услышат люди.
6. Хм… эмоций не так много, как можно было бы себе представить. Если кратко: хочется помыться.
А мне любопытно, твоя Настя знает, как ты поступил со мной?.. Нет? Или она с тобой в одной лодке? В той, где тонут (но не замечают этого) люди, которые хладнокровно обманывают любящую женщину и злоупотребляют её доверием в корыстных целях?..
Ладно, сластёна. Ты получил то, что хотел, моих идей тебе хватит на дольше, чем ты сможешь ими воспользоваться. Обрабатывай их под себя и озвучивай на благо поэзии, сколько успеешь. Сверчок не против: туне приясте — туне дадите. И да, однажды я разрешила тебе использовать мои мысли о поэзии в своих лекциях и статьях. Но никак не могла предположить, что вместе с моими мыслями и идеями ты используешь и меня. Используешь и, не сказав ни слова, выбросишь за ненадобностью.
…Я смотрела, как ты идёшь, смотрела на твою спину, ты на прощание даже не повернулся ко мне лицом… И через всю ту безумную боль, которую ты причинил мне, мне так тебя жаль, горе ты моё счастье медвежье, ты такой несчастный, такой потерянный и одинокий… пропащий… Такой любимый и родной, что дышать невозможно… Что ты с собой делаешь, Юрик, что ты делаешь?!.. Что ты сделал с нами…



"Удивляюсь, что вы от Того, Кто призвал вас благодатью Христовою, так скоро переходите к иному благовествованию".


В остальном — смятохся и не глаголах.
Если что, адрес моей эл. почты у тебя есть. Не обещаю, что стану заглядывать в неё каждый день, но если напишешь, когда-нибудь прочитаю.
Обещала, что не оставлю тебя. Я помню. И не оставлю — молитвенно, поскольку больше ничего для тебя не могу сделать.


Рильке, дорогой Рене… Он проник в поэзию так же глубоко, как сверчок, и мы в ней соприкоснулись духовно, это так. Те стихи, что я переводила: часть из них не я выбирала, они появлялись на Пру в ужасных переводах, и убогая не могла молчать, заступалась за милого Рене, переводила его, чтобы показать, какой он удивительный и что его почти никто так и не понял… По своей воле я выбрала три перевода: “Цветодерево цвети светом нараспашку”, “Тишину” и “Прощание”. Встретилась я в поэзии и с тобой, Юрик… И если бы в тебе осталось хоть что-то живое и человеческое, ты не смог бы так поступить со мной. Но ты поступил, и значит…


Что ж… Перед Францией надо наладить сон, режим, там очень ранние подъёмы. Пускай не спит твоя любимая, а я нелюбимая, могу выспаться, наконец.) Надо собираться, сегодня уже начала, буду продолжать; побольше бывать на свежем воздухе, благо лето уходит, певчие птицы улетели, и ранняя осень уже растворена в усталом воздухе. Пора завязать с нервотрёпкой, укреплять оставшееся здоровье, восстанавливаться — впереди прекрасная Неизвестность, и девочка-сталкер в предвкушении чуда замерла на пороге тёмной комнаты… Одна посреди вселенной, одна посреди Бога и Любви, не одна…
Как ты жить после того, что сделал со мной, собираешься?.. Неужели ты до сих пор так и не понял, что не сможешь жить после такой подлости и предательства по отношению к человеку, который был тебе единственным другом, единственным, кто любил тебя?.. Нет оправданий, немота — не оправдание, ты мог попросить Настю написать мне правду, но ты лгал ей, ты лгал ей, мне, себе, всем. Ты ведь не друга предал, не женщину, любящую тебя больше жизни — ты себя предал, Юрик. Бедная твоя бабушка.


С моими материалами осторожнее: после случившегося сегодня, если будет на то воля Божья, я собираюсь сама составить и издать монографию, куда войдёт Адамово зрение и другие мои исследования, с которыми ты ознакомился через мои любовные письма к тебе и публичные интернет-страницы. Включая сравнительный анализ наших книг: твоей “Боль” и моих “Элегий”. Так что если станешь в очередной раз заимствовать, то, пожалуйста, делай это лишь в общих чертах, иначе ты знаешь, как это называется, у меня ведь есть сохранённые чаты с Гем, в том числе и тот, где мы работали над твоей книгой. А ещё лучше займись анализом своей книги сам: ты же мне не веришь, не так ли?.. Вдруг я всё придумала, чтобы “околдовать” тебя, вот будет номер.))
До меня только сейчас дошло: это ты ходил перечитывать ту запись, где я рассказываю, что не умею за себя постоять, чтобы прикинуть, стану ли я выводить тебя на чистую воду, когда ты начнёшь публиковать мои идеи и разработки от своего имени?..
Юрик.) С Даной я справилась, справлюсь и с тобой. Не в силе и известности Бог, а в правде. Нет ничего тайного, что не стало бы явным, как бы ты ни изворачивался. Есть сохранённые чаты с Гем, есть черновые файлы с датами внутри скрипта, переписка с Флорей, где мы обсуждаем Адамово зрение, письмо, отправленное Седаковой, публикации в ВК и на прозе.ру, мои письма к тебе, которые я могу обнародовать, если ты вынудишь меня. Прикинь, чем для тебя обернётся твоё заимствование, если всё это всплывёт. Монастырь и постриг не помешают мне, будь уверен. Так что лучше не буди лихо, пока оно тихо.
Мы должны были работать над Пятым Евангелием вместе и тогда бы в нём стояло твоё имя. Но ты решил иначе, поэтому твоего имени нет и не будет ни в моих разработках (кроме некоторых фрагментов Адамова зрения, где я веду с тобой полемику, и того места, где приводится сравнительный анализ наших книг), ни во второй книге Элегий. Собственно, без Элегий всё рассыпается и превращается лишь в предположение, в храм без Бога и в форму без содержания.
Тебя предупреждали, что ты получишь ровно то, что выберешь.
Что ещё… Привет Нордису, кошику и козе.)



Другие статьи в литературном дневнике: