Юрик.) Не перестаёшь удивлять. Что будет, если ты разупрямишься и разгордишься до такой степени, что дашь своему малолетнему сыну умереть на твоих глазах? Будет следующее: Господь придёт к тебе Сам, чтобы взыскать с тебя в уплату долгов. Затем Он отведёт Свою благодать, ты окажешься предоставлен самому себе и, как следствие, тотчас попадёшь под юрисдикцию эпигона, который в качестве инструментария для пыток использует людские страхи. Смерти ты не боишься, самое ужасное для тебя: 1. что станешь беспомощным, жалким и некрасивым (что, правда?)) и не сможешь покончить с собой, чтобы выйти из подобного печального состояния; 2. что тебя и твою поэзию забудут. Поэтому так и произойдёт: после прихода Господа так или иначе ты перейдёшь к овощной жизни, и тебя станут забывать ещё при тебе, а твоя поэзия (к которой впредь ты оглохнешь и думать стихи уже не сможешь) растворится в нарастающем информационном шуме, особенно при тех обстоятельствах, которые в скором времени накроют Россию. Ты будешь всё слышать и видеть, осознавать и молить Бога о пощаде и смерти, продолжая упорствовать в своём заблуждении, что смертью твоя мука закончится. Но смерть убежит от тебя, долго прождёшь. Когда она, наконец, явится, ты мучительно и болезненно перейдёшь в смерть вечную, которая, весьма вероятно, продолжит ту же линию самых лютых твоих страхов, только расширенную и углублённую, поскольку проходить она будет под прямым началом эпигона. В вечности времени нет, оно останется в тебе на уровне угнетающего и бесконечно тянущегося ощущения, и пока на Земле пройдут годы, ты промучаешься сотни или тысячи лет. На Страшном Суде подсчитают, скольких людей ты загубил своим упрямством, боязливостью, злонравием, избалованностью, непослушанием и неблагодарностью, сколько беды и горя принёс себе и другим, и Слово решит твою судьбу: очистить твоё сознание (из сострадания и любви к тебе, чтобы прекратить твою муку) и создать из высвободившейся чистой энергии Любви-Света новую чистую душу или… “Или” убогая не видит, но последнее Слово за Сыном Божиим. В связи с чем то обстоятельство, что ты не можешь и(или) не хочешь дать книге своё имя как адрес, выглядит тревожным предзнаменованием, особенно если вспомнить, что оно долгое время было для меня непроизносимым без каких-либо видимых и объяснимых причин. (Первая часть Элегий сегодня ушла в печать, остался последний шанс со второй, главной, где пишется Книга Живых. Жизнь никого не ждёт, даже (особенно) тех, кто, несмотря на многократные просьбы и предупреждения, опаздывает на свой Поезд. Но тебе повезло: есть ещё один, не опоздай и на него…)
Сверчок радостный полностью растворится в Боге и тоже забудет тебя, поскольку это станет единственным спасением для него, и ему помогут Небесные. Божии узоры перестроятся в нечто новое, где либо государь приедет в Лесну, либо Лесна приедет к государю, но так или иначе Правда Божия вернётся в мир, спасёт Его и Её земное Отечество, хотя и большей кровью, часть которой останется на тебе навечно. Евангелие от поэзии будет издано, услышано и отмечено, т.е. сбудется всё, только иначе и без тебя, медведь ты горемычный.
Грустно… С другой стороны, для сверчка путь через Лесну, учитывая твои удивительные качества, становится… ммм… … Если ты ничего не ценишь, то кто тебе поможет?..
Сластёна, может быть, ты до сих пор считаешь, что я с тобой в какие-то ролевые игры играю?) Или что я сумасшедшая? Как же ты не понимаешь, что нет и не было никаких “игр” и “сумасшествий”. Сумасшедший в данной ситуации тот, кто глядя на огонь, уверен что огонь притворяется огнём.
На кабине одного водителя автобуса в Островах (прототип Берегов из романа) был прикреплен плакат со смешным слоганом: “Сегодня я злой!”)) Эт точно.
…А как вы хотели? Чтобы поэтесса ответила, как принято в литтусне: “Ах, ну что вы! Какой я поэт, я — пупсик, который примус починяет”? Самое смешное, что все, кто отвечает подобным образом, втайне абсолютно уверены, что уж они-то и есть самые что ни на есть гениальные поэты. Или на вопрос о поэзии ответить: ах, разве я могу говорить о моём творчестве? пусть о нём судят другие, а я в сторонке скромно постою и вообще: не могу об этом серьёзно, хи-хи-хи.
…Ах, графоманы! Несчастные люди, больные, поэтому надо любить их, холить и лелеять и ни в коем случае не говорить вслух об их недуге. Надо приглашать их в гости, усаживать на почётные места, давать им микрофон, подобострастно глядеть в их рты, аплодировать, поздравлять, а за их спинами втайне шушукаться, насмехаться и осуждать. А кто посмеет честно и открыто сказать что-то против, тот бездушный урод и живодёр — на мыло его, ату!
Притворство, лицемерие, ханжество, жеманство, ложь, кривляние, все эти позы и мины при плохой игре, дешёвый провинциальный театр. Человек сам себе задаёт перед публикой вопрос: кто ты? и отвечает: я Маша. Супер. Мотивация: ах, я такая скромная, это что-то! Не филолог, не редактор, не корректор, не дочь, не внучка, не мать, не жена, не человек… ребят, да бросьте! Я — Маша. Без отчества, без фамилии, просто Маша, такая же пустая, как мои глаза и слова, которой такие же пустые глаза и слова ставят лайки и смайлики в блоге, наполненном сором, вынесенным из избы, и грязным бельём оттуда же.
Например, в Островах у нас была кобыла Манька, которая тоже могла сказать: ребят, я — Маня, и знаешь, Маньке я больше поверила бы. Человек по-настоящему скромный ответил бы: я никто, а так — эгоцентризм, возведённый в высшую степень.
Однако кто по молодости не проходил через подобное — была у меня одна знакомая, 3о с небольшим, от сохи в прямом смысле, недавно раскрыла учебник по стихосложению и взяла (на короткое время, потом одумалась) ник “Просто Нина”. Но ведь не осуждала при этом поэтов, которые, являясь поэтами, именно так и называли себя, по праву. Не осуждала, а преклонялась перед ними, осознавая своё крайнее недостоинство, как повёл бы себя любой живой человек, у которого есть что-то святое в душе и который видит ещё кого-то, кроме себя.
Это твой мир, Юрик, за который ты так отчаянно цепляешься, что готов пожертвовать многими жизнями, включая свою собственную?..
Прости, пожалуйста, накипело.
Сегодня на вопрос о “моей поэзии” я ответила бы грустной улыбкой, а если бы спросили, считаю ли себя поэтессой — ещё одной грустной улыбкой.
Ну а теперь, раз с потрясным вопросом мы закончили), пожалуй, перейдём к Метаморозам — в пятницу чудик служит, и вообще пора завязывать с многословием. Знаешь, мне вообще-то намного страшнее, чем тебе, потому что я младше и женщина, и тоже тебя никогда не видела, а то, что наблюдаю, в особенности как ты яростно отбрыкиваешься от меня, не вселяет оптимизма, и ведь есть ещё и чётко обозначенные перспективы на будущее… Плюс сомнительная радость встречи с Россией в том виде, в котором она сейчас пребывает — такая же омертвевшая, как ты. Так что, положа руку на сердце, могу сказать, что сегодня Господь верит в тебя сильнее, чем твой преданный сверчок, которого ты ласкаешь преимущественно метлой поганой.) Но Он верит, поэтому сверчок смиряется и изо всех сил старается прощать, не гневаться, не отчаиваться, не раздражаться, терпеть, милосердствовать, не искать своего, принимать тебя таким какой ты есть безо всяких “а вдруг он изменится к лучшему”, надеяться и любить. Но иногда нужно высказаться, чтобы не держать за душой.
Кстати, о платьях. Вспомнила, через несколько дней после тех стихов, что у меня, оказывается, есть такое платье. Оно надёжно завёрнуто в полиэтилен и пылится на шкафу с 2014 года. Надела я его лишь однажды, в Москве. Оно из искусственного шёлка, очень красивое, почти свадебное или очень-очень вечернее. Кремового цвета, с ленточной шнуровкой на спине. Летние монашеские одежды — тоже из шёлка, только чёрного. Так что выбирай, родной, какого шёлка тебе надо.) Ну, или быть тыквой, она оранжевая и шершавая. Ещё раз: никто тебя не наказывает, ты сам делаешь это с собой, и мне достаётся, поскольку мы нераздельны.
Итак, вернёмся к нашим баранам: Метаморозы. Вернёмся и неожиданно признаем, что спешить больше некуда, и теперь это может спокойно подождать до завтра.
Иди ко мне, горе ты моё счастье, обниму тебя, к сердцу прижму… античное ухо твоё нежно прикушу, конфету тебе свою отдам)… Что-что… разве не понятно? — прощаю тебя и прошу прощения. Сильно расстроилась из-за книги, так больно и обидно за Свет, за тебя, за нас, а тут ещё этот ужасный вопрос, который ты задал или ещё задашь, от него совсем тошно стало. Но ведь на всё — Его воля, а Он — с нами, и значит мы прорвёмся.) Прости меня, я всего лишь человек.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
