Хороший день
Ну вот, ты совсем скрылся под своими лапами… Юрик, радость моя, зачем ты прячешься? Я правда тебя не съем, и даже маленький кусочек не откушу, хотя мне очень этого хочется — ты сладкий.)
Началась вёрстка, Ирина вышла из отпуска. Пробуем разные шрифты, стараемся придерживаться выбранного книгой стиля. Тебе понравится.)
Когда она будет готова, я попрошу Степашку под мою ответственность одну отправить моему драгоценному учителю, можно?.. Ты уж не сердись, пожалуйста. У меня твоего адреса нет, а у него догадываюсь, что есть. Если что, употребишь на растопку.)
Вчера начала в десять вечера с правила перед. Вообще, как я уже рассказывала, Л-я начинается с желания, с её намерения быть. Поэтому началась она за несколько дней до своего осуществления: мыслями о ней, дыханием Божиим, образами и образа’ми… В четверг читала покаянный канон, необходимо было, поскольку три недели не подходила к престолу и не молилась каноническими молитвами. На каноне прорвались из глубины слёзы. В пятницу вечером проснулась тоже со слезами, и на предварительном правиле они скрутили меня в конец. Вообще не слёзы, не плач, это мука страшная, словно с тебя по живому сдирают кожу, но только не внешнюю, а внутреннюю… Боль невыносимая, от которой кричишь, а звука нет, плачешь, но слёзы не успевают за тобой… Духовное очищение, покаяние, освобождение от скверны… Не хочу, чтобы ты когда-нибудь видел меня такой, Юрик. Подумай всё-таки, где сверчок радостный мог бы со своим Господом разместиться, чтобы не на твоих глазах. Хотя, в принципе, предбанник тоже сойдёт, и до холодов любой уголок природы — храм, но зима продолжает немного меня беспокоить…
…Хороший день, спокойный, чудик отдыхает после ночного. Много сил оставляю на службах, иногда не помню, как отпуст произносила. Но прекрасно, слов нет.
Ты, конечно, снова посчитаешь меня чокнутой), но моя боль как-то связана со вспышками на солнце, уже не в первый раз замечаю. Будто оно за чудика убогого сердится и кипятком пыхает.) А впрочем, забудь, это, наверное, какие-то глюки мои.
На Литургии Господь чудиком Своим приступил к чтению Откровения св. Ап. Иоанна Богослова. Почему-то это очень важно, так важно, что соседствует с чтением Евангелия.
Июль будет тяжёлым и радостным: много служб. На последней неделе — всю неделю, кроме одного дня, Великой Пятницы, и там чудик садится на строгую диету: св. вода и сухарики из хлеба животного. Пока плохо себе представляю.)
Думала, что весь ВП проведу в коленопреклоненных молитвах, но вместо этого меня сначала погрузили в горе и отчаяние, а затем я пишу письма тебе и стихи тоже тебе — дивен Бог…
Пишу днём, чтобы успеть послужить молебен за человека моего родного и любимого, за молчаливого чувака в домике под красной крышей.)
Ты ведь тоже догадался, что туман — это область задумчивости Господней, да?..
Не прячься, а?.. Ну, пожалуйста-пожалуйста.) Ты моё счастье, такой какой ты есть со всеми твоими гениальностями и задвигами. Сластёна великий и стеснительный.)
Хочешь, сходим вечером куда-нибудь? Как это некуда, а луговые скрипки? А духовые реки? И воздух — хор, прислушайся… Камушки под ногами — клавиши, трава — струны, ветер — контрабас… Птица пролетела — мелодия, тенью по воде провела — ксилофоны и треугольники…
Ну и что, что дождик, а я тебе айфельского солнышка в клюве принесу, тепла летнего, от которого под вентилятором целыми днями спасаюсь.)) На, держи, мне не жалко, мы тут от него уже сварились.) И вообще, дождик — это сурдина, при нём мир звучит тише и мягче. Ты же тоже это слышишь, правда?.. И никаких филармоний не надо, зачем нужна музыка в переводе на человеческий, если умеешь воспринимать её в Божественном оригинале?
Держись, половинка, держись. Невозможно поэту вместить себя в человека обычного, не под силу просто. Не занимайся этим, напрасный труд. Ты — прообраз человека вечного, ты — иной, не такой как они, и за это они тебя ненавидят и хотят убить. Потому что ты и за смертью живой, а они уже при жизни мёртвые. Так было от начала мира и будет до самого его конца.
И ты никому ничего не объяснишь, даже не пытайся, всё равно не поймут: они смотрят и не видят, слушают и не слышат. Просто оставайся собой, это главное. Ты — чудо, прекрасное создание Божие, будь собой, береги себя, не падай в грязь, не опускай руки, плыви — я рядом, ладони у тебя под животом держу, страхую тебя, не утонешь; борись, не позволяй никому отнимать у тебя свет и любовь — неси себя как знамя ради Бога, Который ради тебя сквозь смерть и ад прорывается, ради меня, ради нас.
Яптос.
Мне сказали, что кое-кто хотел бы снова увидеть чудика в роли Галадриэль.)
Вот, пожалуйста:
https://www.dropbox.com/scl/fi/wk2v3e3zcqxuqqchy02s6/20250415_174604.jpg?rlkey=m0pt6mqxgj8ob9qi05mod9p4k&st=m95xnagp&dl=0
Слушай, это правда, что когда ты выходишь на прогулку, находишься в воскликновенном настроении: ох, какая чудесная вода! ох, какие чудесные сосульки! ох, вот это дерево!..? Такой милый.) Смеюсь.)) Сверчок твой радостный не охает, он просто всё время дёргает за рукав того, кто идёт рядом и говорит или шепчет: смотри, какая чудесная вода… глянь, какие обалденные сосульки… офигеть какое дерево… с ума сойти, какая птица…)) Поэтому теперь я гуляю исключительно с собакой, которая не может осуждающе взглянуть на меня и если не сказать вслух, то подумать: странная она, придурковатая, наверное… Собака меня вынужденно понимает.
Нет, молебен всё-таки завтра утром, а сегодня — медведь мой ласковый: поесть салата с тофу, орехами и поджаренными сухариками (очень вкусно, кстати), обнять тебя и спать, набираться сил…
Я слушаюсь, Господи, но если он после этого снова начнёт подозревать нас в каком-нибудь чудовищном умысле, чудик убогий не виноват.
Родной, тут буквально заставляют рассказать тебе, что мне приснилось позавчера. Я не хотела и не собиралась, имей в виду, пожалуйста.
Мне приснились мы с тобой, одетые в джинсы и какие-то джемперы, похоже что была зима… Мы находились в казённом помещении средних размеров и со светлыми стенами. С нами была какая-то блондинистая тётка в светло-сером брючном костюме и с сусальным выражением ярко накрашенного лица. Блин, не хочу об этом говорить.))
Мы оба волновались, и оба пытались скрыть своё волнение друг от друга…
Заученным голосом она произносила слова, больше напоминавшие мне химические формулы, чем живую речь. Потом мы поставили подписи на документе, одетом в нарядную папку, и обменялись кольцами: я надела тебе широкое, а ты мне узкое, потому что у чудика руки маленькие, детские, толстые кольца не подходят совсем. Тётка уже открыла рот, чтобы назвать нас молодожёнами, но вспомнила, что перед началом я попросила её не называть нас этим словом, потому что смешно.) И мы поцеловались: ты властно и нежно, а я — нежно и нежно… Никаких людей, цветов и прочего.
Пока ехали домой, молчали и улыбались, отворачиваясь в сторону, чтобы другой не видел, но иногда не получалось скрыть… Вернулись, к ночи я собрала нам на стол что-то вроде праздничного ужина на двоих и переоделась в длинное платье из искусственного шёлка, цвета кофе с молоком (много молока), с длинной ленточной шнуровкой на спине. Переодевалась так, чтобы ты не видел. Привела себя в порядок, открыла дверь и вошла…
Да… Рассказала. Ужас какой-то.))
Он считает, что тебе может это помочь.
Ну, не знаю… )
Юрик, прости, родной, я проспала полночь. Почему-то будильник поставила не на без десяти одиннадцать вечера, а на то же самое, только утра. Сильно устала вчера, наверное. Прости меня.
Другие статьи в литературном дневнике: