Берем...
Для добавления:
Для добавления:
ТОТ
Когда навалится тоска не без причин
Из рук всё валится и не идёт работа.
Так нужен друг и лучший из мужчин!
И Тот Кто Рядом вызывает Тота.
Из глубины веков почти забытый бог
Седой но сильный, как побег бамбука,
Неотразимо улыбаясь - на порог...
И пропадают вмиг тоска и скука.
Тот ласково напомнит прописное,
Что мудрость оставляет говорящих,
А знание даётся для творящих -
Не для бездельника сеченье золотое!
Холодный разум, точность и расчёт.
Просчёты, мимолётные ошибки -
Всё поправимо, утверждает Тот.
Почти застенчиво и даже без улыбки.
Непоправимость - то порог последний.
Его хозяйка отменяет сущность.
О ней не помнить плохо. Думать - бредни.
А шутит окончательная глупость.
И Тот Кто Рядом медленно уходит
В туманности галактик и открытий,
Есть бог и друг и Тот его проводит
По жалу бритвы в "да" и "нет" событий.
Им открываются законы мирозданья,
Высокий смысл великих самых чисел.
Пусть всё забудется, но было осознанье,
Качались чаши звёздных коромысел!
Весна по Гомеру
"Всем человек пресыщается: сном и счастливой любовью,
Пением сладостным и восхитительной пляской невинной..."
Гомер
(из удалённого, кажется)
Как хорошо, что появилась ты,
Казавшаясь такою ненасытной;
В любви и воплощении мечты,
Не ведавшая битого корыта.
Уже не пишешь. Где же пыл былой?
Всё отпылало на последней стуже.
И вот молчишь... Не правда ли, весной
Всё те же звёзды, только в новой луже?
Всё это было: и кленовый лист
В миноре осени, и сердце сладко ныло,
И удручал метелью падолист -
Всё это было, - было, было, было!!!
И где-то там, та первая весна,
Когда звезда - нам чудом под ногами!
И в трепете прекраснейшего сна
Ты говорила первыми стихами...
Опять весна, всё снова зацветёт,
Черёмуха ударит ароматом
И пара юная, обнявшись, уплывёт
Под алыми... А мы домой, по хатам.
Стекая с крыши, юный майский дождь
В тазу запузырится шаловливо -
Увидишь, улыбнёшься и придёшь,
Чтобы сказать - и это, милый, было!
8 Марта
Мороз и солнце! Но грачи
Пока ещё не прилетели...
Натура мёрзлая молчит,
Не просыпаются капели...
Зато есть винный магазин!
Цветочный, то бишь... Орхидеи
Заждались там Екатерин
И розочки, по Вере млея,
Взывают к Тоту: "Не пройди,
Не упусти минуты эти!
Совсем недолго нам цвести
Увянем, как и всё на свете!"
Великий сразу же смекнул,
Что неспроста такие речи
И, размышляя, ус крутнул
По поводу нежданной встречи...
Но, оказалось, не случайной
Поскольку Март, хоть и мороз!
Подмигивая самой чайной
Из множества не чайных роз,
Всё это диво сгрёб в охапку,
Как раньше девушек, прижал
И сделалось до боли сладко,
Как если бы долги раздал!
И на Стихиру по скользящим,
Под башмаком снегам и льдам
И видом не таким пропащим,
Как ранее, - в чертоги дам!
Конечно же - целует ручки!
Во что, короче, попадёт...
И вот, не ожидая взбучки,
Уже за их здоровье пьёт!
Хорошо!
Мороз и солнце! Серебрится,
Сверкает искристый пушок
И вдоль по Кирочной клубится,
На кружева ветвей садится
В дворцовом парке. Хор-ро-шо!
Гончар и Тот
Не надо спорить - вы этруски.
Ещё задолго до расцвета
Египета, гробниц фаюмских,
Тем более, до минаретов,
Задолго до царя Латина,
В особо урожайный год,
Предвидя вспышку Санторина,
Вошёл в гончарню мудрый Тот.
И будущего словянина,
Спросил, как принято, по-русски -
Что будет, если Апеннины
Могилой станут для этрусков?
Как в будущем узнают люди
Обычаи, язык и нравы,
Когда живых уже не будет,
Ни памяти о них, ни славы?
Гончар задумался, однако,
Взбодрился, указав на глину -
О нём всегда узнает всякий
По черепку с того кувшина,
По знаку солнечного неба,
По той волнующей спирали!
Тот возразил, что мало неба
Нужны подробности, детали.
Нужна шифровка, много знаков,
В которых бы ожил язык,
Как оживают в поле злаки
Из зёрнышка. Как ты привык
Чтобы рождалось, колосилось,
И умирая жизнь давало,
И чтобы слово говорилось:
Так-что спирали будет мало.
Совместно долго рисовали
По свежей глине знаки речи
Гончар и Тот. И запекали
Навеки всё в гончарной печи.
Роза
Идёт, бывало, по планете,
Торопится куда-то Тот
И вдруг нечаянно заметит -
Навстречу женщина идёт!
Родная дочь земного бога
Вся, от макушки и до пят!
Пред нею стелется дорога,
И с нею звёзды говорят!
Тот удержаться не сумеет,
На миг их встретятся глаза
И ухнет в голове и шее
Рефлексы все затормозят...
И вот, уже сбиваясь с хода,
Проходит мимо не в себе,
Ну, ты дала, мол, мать-природа,
Спасибо, милая, тебе!
Чтоб уберечься от психоза,
Мол, мог бы Тот - не получил!
Он возразит, что эту розу
Другой из принцев приручил.
И понесёт зерно измены,
Духов тончайший аромат.
Случатся с ним и перемены
Но нет, не бросится назад!
А почему? А на планете
Живёт и ждёт другая роза,
Ей выжить без него не светит
Зимой в жестокие морозы.
Верба
Предчувствие, что именно сегодня
Пришла пора любовь изобразить
Чтобы весна, известнейшая сводня,
Не захотела Тота поразить.
Прислушался... Ан нет, любви не хочет,
Не захотелось бабушек смущать
И вот, потупив долу карi очi,
Идёт-бредёт в холодную кровать.
Надеется, что сам себе приснится
Когда-нибудь безбрежно молодым
И будет сердце учащённо биться,
И будет яблонь всюду белый дым.
Полёт пчелы разбудит в нём былое
И в томный вечер млеющей реки
Почти случайно проберутся двое
И Тот коснётся трепетной руки.
Случится нечто - перехватит горло
И в нём застрянут разные слова,
Когда всегда так поднятая гордо
К его плечу склонится голова.
Тот удивится, как тихонько верба
Под тихий шёпот камыша и струй
К ним подберётся для того, наверно,
Чтобы укрыть их первый поцелуй.
Слова
Горят восторгом девичьи глаза,
На них, от счастья, выступают слёзы...
Как он сказал! Ах, что он ей сказал,
Целуя раскрасневшуюся розу!
Заслушались далёкие миры,
И часто-часто замигали звёзды
От красоты невиданной игры
На маленькой планете у берёзы.
Великих слов великие дела
Разносятся, настраивая души
Нагие и одетые в тела...
И только души их умеют слушать.
Дождь
А в Питере дождь
В декабре, ближе к Новому году.
И юной сирени
Уже расцвести невтерпёж,
Но долгая ночь
Пролегла от заката к восходу -
Оставь эти грёзы
И соки свои не тревожь.
Ты так молода,
А не знаешь, спроси у берёзы
Насколько коварен
Здесь в долгие ночи мороз.
Из почек твоих
По весне расцветут только слёзы
От сизых туманов
И рано проснувшихся гроз.
Снег
Тот Кто Рядом
Как падал снег... Ах, как волшебно падал!
Какое счастье распирало грудь
От близости любви и снегопада,
И белизны, что устилала путь!
Ах, как искрились мокрые ресницы,
Как серебрился благородный мех
Вокруг лица, что ныне только снится,
И падал снег... Так тихо падал снег...
Благословите и простите нас
Тот Кто Рядом
Благословляем тех, кто рядом был,
Не ожидая никаких подарков,
На нас не строил планы, но любил,
Кому своей любви для нас не жалко.
Благословляем тех, кто отошёл
По надобности, или от обиды
За то, что в нас искал и не нашёл
Искомого; не те построил виды.
Ещё того, кто больше никогда
Не будет ждать от нас благого слова,
Чья покатилась по' небу звезда
И нам не встретить никогда такого.
И вот тебе, тебе, наш милый друг!
С кем путь давно далёк от середины,
Пока ещё не замкнут этот круг,
Успеть благословить твои седины.
Мы далеки, увы, от совершенства,
Но мы сгорали, согревая вас.
За счастье мимолётного блаженства
Благословите и простите нас.
Ларе Зориной
Тот Кто Рядом
Как рассказать - от зависти стихира
Немедленно вся вымрет от икоты!
Изо всего огромнейшего мира
Нашлась одна, кто почитает Тота!
Только его! И ничего что Белкин
Тысячелетиями числится в кумирах -
Она на Тота переводит стрелки,
Только Великого ей благозвучна лира!
Сама не пишет. Ну, видали, кто,
Ну, кто ещё способен тут на это?
Авторитетно заявляем, что никто -
Тут не читатели, тут же одни поэты!
Неслышно в маске, в чёрном домино
Она входила, притворяя двери,
А Тот куражился не зная, что давно
Эти глаза им наслаждались с верой.
С верой во что? Наверное, в те строки,
Что могут стать когда-нибудь стихами,
Предназначение окажется высоким
Служением. И вот, удача с нами!
Единственный из избранных - и Тот!
Это, пожалуй, больше чем везенье.
Как под венец великий Тот идёт
С великой верой в то предназначенье.
Нас вдохновляют! Где этот Брегет?
Лепажи разные и что ещё там было?
И в чьей руке не дрогнет пистолет
За то, что хоть одна, да полюбила!
Пока!
Тот Кто Рядом
И напоследок: уважая чувство
Лишь издали с улыбкой знатока
Мы очень ценим красоту искусства
И не прощаемся, но говорим - Пока!
Такое слово... В нём определённость
Растянута за скобки в степень "n".
Мы понимаем, что к лицу влюблённость
Лишь молодым. Для нас постыден плен
Любви и пылкости. Однако на трибуне
Мы забываемся и в зрительском ряду,
Свистим и хлопаем, кричим "Ура" Фортуне
Переживаем, если не в ладу
С самим собою победит поэт,
Забыв, что победителей здесь нет.
Пока же, дорогие! Мы согрелись
В объятиях нам дружественных рук.
Мы досыта напились и наелись,
Был славный пир! Пока, наш Милый Друг!
Тени... Яне Коцюбинской
Тот Кто Рядом
Зажжённые вчера и на ночь глядя
Сгорели свечи. С топорцом в руке
Заходит Тот в диковинном наряде,
Добытом где-то очень вдалеке.
В хвое неведомой его седые пряди,
Царапины на матовых щеках...
Швырнул на стол измятые тетради,
Где каждый лист чужбиною пропах,
И осторожно прислонил топорик
С орнаментом на топорище длинном.
А за окном в спокойствии былинном
Ночь заметает снегом тихий дворик.
Вздохнул и грузно сел за стол дубовый,
Роняя голову на преданность локтя.
Прикрыл глаза и взор его суровый
Взыскал покоя, сна и забытья.
«Iванку мiй!» - Тот голову поднял,
Повёл глазами по стене к порогу,
Затем на угол взгляд его упал.
Где теплилась его лампадка богу...
«Ты ошибаешься, я вовсе не Иван» –
Не оборачиваясь, тихо, осторожно
Тот произносит, а меж тем туман
Возник в углах, хоть это невозможно,
Но начал растворять углы и стены
Клубиться выше и ползти к нему.
У Тота стыло отозвались вены
На холод, неподвластный никому.
«Iванку, любий, ся не признаєш?
Я стiльки рокiв на тебе чекала,
Таж не було. Стомилася без меж,
А потiм, йой! Вжеж довго як шукала!»
Тот обернулся тяжело, угрюмо,
Не ожидая доброго от встречи;
И, кажется, уже совсем не думал
Под тяжестью, свалившейся на плечи.
Но к удивлению способность исчерпалась,
А потому на юную гуцулку,
Что выжидающе и робко улыбалась,
Лишь только сердце отозвалось гулко.
«Марiчка??!»
- «Леле! Свiте мiй! Признав!
Он ти який без мене - геть змарнiлий!
Бо хто б тебе, Iванку, так кохав,
Коли не я? Тому i посивiлий...»
И обвила, припала. Сквозь кептарь
Нет, не тепло струилось, жуткий холод!
Как будто бы в крещение январь
С ним обнимался, но тогда был молод
И так горяч неукротимый Тот,
Что мог расплавить зимние сугробы.
Но этот холод до костей берёт -
Неотразимый, вечный холод гроба.
«Да, это мавка... Радуйся гостям!" -
Взорвало голову и, сотрясая члены,
Гремело по суставам и костям
В узлы связуя встреченные вены
До нежити, до дрожи. Те колени,
Что от натуги прежде не тряслись
Теперь же подгибались. Чьи-то тени
В тумане заклубились, понеслись
И с ними Тот в заснеженные горы
В чащобы недоступные попал...
И пред Черемошем ревущим очень скоро
Растерзанно-расхристанный предстал.
«Iванку мiй!» - манила и звала
Над пропастью прекрасная Маричка.
У Тота кровь густела, как смола,
Накатывалась, будто электричка,
Неотвратимость и гнала на край
Обледенения. Клубящаяся прорва
В лицо дышала и звала: «Давай,
Давай же Тот, ваш мир уже разорван!"...
И Тот шагнул... Очнулся. Под щекой
Книжонка старая (почти-что однолетки).
«Михайло Коцюбинський»... Боже мой,
Забылся Тот в «Тенях забытых предков».
Муза
Ну, что мне далось это белое платье!
Чужая любовь и чужие объятья.
Тобой не живу, не люблю, не ревную!
Зачем же так страшно тоскую, тоскую...ы
И надо же было мне встретить такую,
Уже на излёте - под осень, под осень!
Вплела мою жизнь в свои чёрные косы,
И, стоит уснуть, снится - в губы целую.
Смуглянка, цыганка и чёрта невеста,
Тебе в моей жизни не может быть места!
Сноси города, как торнадо, цунами,
Не надо сносить мою голову снами!
Великому Тоту не спится, не спится,
А если, бывает, и смежатся веки,
Приходит вот эта и снится, и снится,
Решила совсем извести человека.
Вот был бы простым, а не Тотом великим,
Лежал бы на печке и грел себе пузо.
Так нет, не хотелось быть серым, безликим.
Ну, вот и попал, подцепил себе Музу.
Розы
Великий Тот в цветочный магазин
Заходит храбро, поглядеть на розы.
Он не какой-то чувственный грузин,
Он хочет оценить степень угрозы.
От этих роз сплошные беспокойства,
О них поют и пишут, даже дарят!
И все, в каком-то умственном расстройстве,
Безудержно все эти розы славят.
Тот вспоминает разные стихи,
Нашёптывает - розы, розы, розы...
Они стоят, загадочно тихи,
Не вызывают ни любовь, ни слёзы.
Везде обман! - смекает мудрый Тот -
Наследие больного фетишизма.
И розу белую он бережно берёт,
С каким-то чувством, но без фанатизма.
И вдруг уколы, как укусы змей.
Тот изумлённо розочку роняет -
За что ты так? Ведь Тот же не злодей,
Злодеев Тотов просто не бывает.
Тот удивлённо пялится на кровь,
Которая по капле вытекает -
Однако же, как колется любовь!
И от обиды слёзы закипают.
Тут вспомнилась прекрасная Зизи,
И скромная, как нежная фиалка,
Но розу белую, лежащую в грязи
Тоту до боли стало очень жалко!
Тот поднимает. И помчалась мысль
По континентам, странам и эпохам -
Как всё несётся, как прекрасна жизнь!
Когда ты с розой, всё не так уж плохо!
Ещё ему пригрезилась рука,
В чёрной перчатке, в лютые морозы
На холмик с Тотом, принявшим века,
Пурпурную на снег роняет розу.
Промчалась жизнь, в себя вернулся Тот,
Немного очумелый от видений.
Себе напомнил, кто он, где живёт,
Что он великий, светлый, добрый гений.
И со слезой он что-то нашептал
Прекрасным розам, каждую целуя.
И разослал по миру. Разослал,
Своим послам любовь свою даруя.
В каждом букете, кто бы ни поднёс,
У каждой женщины, неважно от кого там,
Зардеется среди прекрасных роз
Одна, окрашенная алой кровью Тота.
Сны
Всё дальше горестная Муза,
Всё чаще пропадает Тот,
Речами глупыми не грузит
И глупых песен не поёт.
Всё чаще взор его печальный
Сокрыт от нас. И где-то там,
В какой-то дали ирреальной
Счастливым предаётся снам.
Там крылья чёрные Танатос
Простёр над спящими вовек.
То и не барство, и не царство,
Там всяк покоен человек:
Не рвёт у нищего котомку
Вдовы не тащит кошелёк,
Не ищет злата. И потомство
Не производит. Не далёк,
Однако, путь туда. Не близок.
Известна мера - жизнь одна.
И только жизнь - цена круиза,
У каждого своя цена.
Простые равенство и братство,
И мир навеки - только там!
Ни подлостей и ни коварства.
Там утоление губам,
Алкавшим в непрестанной жажде
Чего-нибудь. Недолог путь.
И все дойдут туда однажды,
Чтобы забыться и уснуть.
А что же Тот нетерпеливо
Всё гонит бедного коня?
Не холит, заплетая гриву,
А мог бы, мог! Но даль, маня
Ушедшими туда, такими,
Которых здесь не заменить!
Их имена и это имя
Его лишают жажды быть.
Недремлющее Тота око
В твореньях Бога своего
Не видит Бога, мир высокий
Не отражает ничего
Из выстраданных прежде истин
На право быть или не быть.
Проходит всё, в лугах росистых
Табун коней... Забыть, забыть...
Осенний Сплин. Приветствие
Ну, наконец! Изысканность манер,
Безукоризненность в одежде, выбор стиля -
Всё безупречно! Бывший офицер
И дворянин от клотика до киля.
Набор познаний соответствует: искусства,
Литература, музыка, науки...
И подлинное благородство чувства,
Не выдадут породистые руки...
Тот восхищён и радуется гостю
Несдержанно и бурно - парвеню!
Что взять с такого выскочки? Он просто
Подобен театральной инженю,
В наивности доверчивой, открытой
Всегда навстречу людям дорогим.
Осенний Сплин, Вы нами не забыты.
Хотя Отечество уже горчит, как дым,
Замешанный в туманах, но упруго
Шпиль салютует шпагой золотой
Тебе навстречу, друг наш дорогой,
Блистательною славой Петербурга!
8 Марта умер Тот! Жесть
Великий Тот решился умереть.
Другие мрут, и он ничем не хуже.
Всего-то праздников: рождение да смерть,
А Тоту праздник очень, очень нужен!
Иные праздники все были да прошли.
Родился, жил, любовь и то случалась,
Бывало, в заколдованной тиши
Вдруг, ни с чего брала и приключалась.
Тот становился сразу идиот,
Цветочки нюхал, птичек разных слушал,
Но утешало то, что всё пройдёт,
И проходило. Тот, как прежде, кушал,
Ел, пил и жрал, нагуливая тело,
Чтобы любви дурацкой не хотело.
Все праздники проходят непрерывно,
Их преходящесть Тоту надоела.
Смерть не проходит... Это-то и дивно!
Не как любовь - была, и улетела.
К тому же, в смерти Тоты хороши!
И, говорят, что их жалеют, плачут.
Бывает, искренне, и даже от души,
А это праздник! Умираем, значит.
Савицкая... Ох, как она вздохнёт!
И скажет проницательно - Я знала,
Что эта сволочь как-нибудь умрёт,
Лишь бы ему хоть что-то написала!
А Верочка! Нет, Верочку за скобки,
Тут предсказать что-либо невозможно.
Тот с гениями очень осторожен,
Бывает, что застенчив, даже робкий.
Так, Дашкова... Красавица, вестимо.
Сторонница изысканных размеров.
Вздохнёт, конечно, что размерчик мимо,
Утешится, что грубоват, к примеру.
Вот Яночка! Она-то оторвётся!
Любимица... Чего уж там скрываться.
Махнёт стакан и сразу понесётся,
Чтобы от горя хоть кому отдаться.
Вишнёвая... С Татьяной всё сложней.
Её и Пушкин, помнится, уважил.
На мёртвом Тоте горечь. То по ней.
Такая незабвенная пропажа.
Оксана Стомина... Тяжёлый случай.
Коса и камень. Не закончен спор.
Там, где-нибудь в кустах, вернее, кущах
Тот с ней продолжит вечный разговор.
Мой Свет, однако! Да. За скобки тоже.
Здесь личное, здесь очень тонкий лёд.
Любовь и дружба, нежность и, похоже,
Она заплачет если Тот умрёт.
Но это грустно! А у нас же праздник!
Хороним Тота! Как он надоел!
От имени его, Амур, проказник,
Уже всадил в сердца немало стрел.
И если бы Тот под руку не вякал,
Народ бы женский сразу весь заплакал.
Тот в смерти даже потирает руки,
И предвкушает сладостную сцену -
Полина Лин, как бывшая Харуки,
С катаной и набором сюрикенов
Кошачьей поступью выходит на арену.
И надо же! Приветик! Мёртвый Тот!
Валяется, скотина, и не дышит.
Её танка, конечно, не прочтёт
И монолог учтивый не услышит...
Не поцелует, не обнимет... Гад!!!
И от пощёчины не будет харакири...
Недосягаемый теперь, чему и рад.
А как же ей без Тота на стихире?
Увы, увы... Оливочка у моря,
Застыв, глядит на лунную дорожку
И, как Пилат, хлебнув вина от горя,
Заместо Тота нежно гладит кошку.
В степях Прибалтики, наследница шатров
И табунов монгола Темучина,
Слезу в бокал роняет... Виардо!
И сожалеет - не её мужчина...
Великий умер! Ну, и слава богу.
Всегда надоедает, кто живёт.
Лишь для живых все эти недотроги,
А умершему каждая даёт
Хоть толику любви и состраданья,
И вечно запоздалого лобзанья.
Однако же, хоть умер, меру знай!
Не утомляй читателя, покойник,
Несостоявшийся поэт и друг-любовник,
Уж если умер, так и нафиг, в рай!
И вот подходит эта, в балахоне,
Становится у Тота в изголовье,
Темнеет маска в чёрном капюшоне -
То Москвина, пошли ей бог здоровье!
Душеприказчик и телохранитель,
Распорядитель Тота похорон.
Не обольщайтесь, снят предохранитель,
И не один раздастся хрип и стон!
Ужо она-то вас не пожалеет,
Она вас тоже любит, как умеет.
Людмила Станева! Тебе и всем другим,
Кому великий, не жалея сердца,
Отдал тепло, пока он был живым,
Но он не солнце. Всем не отогреться.
Сгорел, как маленький. Прощайте и привет.
Но, всё же, всё же, хоть на миг поверьте,
Что вас любили, любят!
Даже в смерти
Иные звёзды посылают свет.
Уж вы простите, если против правил.
Тот, как умеет, так вас и поздравил!
9 Марта
Весна, однако. Солнце обнажилось
И сделался уютным Петербург.
И каблучки зацокали вокруг,
Чего уже давненько не водилось.
Тот, выживший случайно со вчера,
С тоской сегодня созерцает розы,
А где-то там, с букетиком мимозы
Выходит Маргарита со двора.
Благословите и простите нас
Благословляем тех, кто рядом был,
Не ожидая никаких подарков,
На нас не строил планы, но любил,
Кому своей любви для нас не жалко.
Благословляем тех, кто отошёл,
По надобности, или от обиды
За то, что в нас искал и не нашёл
Искомого; не те построил виды.
Ещё того, кто больше никогда
Не будет ждать от нас благого слова,
Чья покатилась по' небу звезда
И нам не встретить никогда такого.
И вот тебе, тебе, наш милый друг!
С кем путь давно далёк от середины,
Пока ещё не замкнут этот круг,
Успеть благословить твои седины.
Мы далеки, увы, от совершенства,
Но мы сгорали, согревая вас.
За счастье мимолётного блаженства
Благословите и простите нас.
Другие статьи в литературном дневнике:
