Конь без пальто

У Коня в пальто http://stihi.ru/avtor/konvpalto есть имя. Василий Борисов. По крайней мере, так он представился, когда о нём не говорил никто. Я ему бросил - что, правда Борисов? Да, говорит, причём именно Василий. Странные у этих коней в пальто имена.
Ещё он публикует в сети стихи под именем Шмубзик. Не Шибздик, нет. Точно Шмубзик. Давно, больше 10 лет. Проверьте в Гугле, там всегда есть ответ. Он не скрывает своей симпатии к Пригову, а если бы скрывал, то мы, конечно, ни за что бы не догадались. Но он не скрывает, и Пригову уже скрывать нечего. Доскрывался. Смерть - что дышло.
Ещё известно, что раньше он был москвичом, в теперь стал... нет, не малорослым запорожцем, что, в общем, не далеко от прайса - в Норвегии он, возиожно, даже в самом Осло. Но если не в Осло, а в Бергене или в каком стрёмном Лиллестрёме, не обессудьте, автор ошибался, тем более, что по словам самого Василия, как был он москвичом, так им и остался.
Мне иногда кажется, что он - не гений, но очень близко, потому что сделать что-то из ничего нормальный человек не умеет, умеет только не совсем нормальный, точнее творец, точнее фантазёр, точнее великий фантазёр. Но я, всё-таки, думаю, что он настоящий гений, потому что лишь гении не имеют страшных амбиций и не хотят, чтобы о них много говорили, настоящие гении или огромные сволочи, как... сами знаете кто, или застенчивые и нелюдимые, как Шмубзик или Конь в пальто. И последний аргумент в пользу гения, который витает не на нашей орбите - стихи Василия просты, легки, искренни, светлы, но НЕПОВТОРИМЫ, таких людей метит Бог. Если не верите - повторите.

Как он это делает? Не знаю, но очень хочу узнать.

http://stihi.ru/2001/05/04-286

Вот Глашка на пол упадает,
и Машка тоже вслед за ней,
и Танька бледная рыдает,
но нет Светланочки бледней.
Вот Катериночка упала,
и Верка тоже на бочок,
а ты никак не понимала
Землетрясенье али чо?

Водка плохая!
Какое, на хрен, Землетрясение?!

Далеко не лучший, из наиболее ранних текстов, опубликованных аж в 2001 году. Можно было бы на нём не останавливаться. Если бы не два момента.
"Упадает" здесь не случайно. Это не описка и не безграмотность автора, это прямая речь, очевидец рассказывает. Очень важный приём, который работает у Борисова во многих текстах. Повествование идёт от лица реального свидетеля, что придаёт стиху доверительную интонацию. Простонародное-непростонародное, дурачество-не дурачество, но налицо элемент своего языка, да, придуманная штучка, но придуманная не для форса, она работает.
Второй момент - развязка. Всегда неожиданная, а если ожидаемая, то высказанная совсем не так, как сделал бы любой другой автор. И часто не в рифму и плюя на размер.

http://stihi.ru/2001/05/04-386

Взлетает Коленька на шаре
в голубознательную синь -
звезда обоих полушарий,
и день, и ночь, и янь, и инь.
Очаровательно смеется,
и тычет пальчиком вовне,
и сердце аленькое бъется
комочком маленьким во мне.

Придурковатого рассказчика поменял сентиментальный, впрочем, придурковатый тоже был сентиментальным, но "голубознательной сини" в его рассказе появиться не могло. А она здесь была страшно необходима, потому что Коленьке туда очень надо. В текстах Коня в пальто много всяких имён, но Коленька возникает часто. Кто он автору? Кто он в тексте? Ребёнок? Возможно. Но почему звезда, почему янь и инь? Ещё одна фишка - много необъяснимых вещей, но это не раздражает, наоборот, забавляет и заставляет возвращаться назад, вглядываться и вдумываться. И снова есть своя неправильность - "тычет пальчиком вовне". У кого угодно это неправильность, а у Коня - снова этакий авторский каприз, и читатель опять зачарованно пропускает его мимо глаз и ушей, видимо, так нужно.

http://stihi.ru/2001/05/04-403

"Тебе воздастся по заслугам", -
всевышний боженька сказал!
И, умилен моим испугом,
в мои безумные глаза
взглянул и мило улыбнулся,
и стал, как будто, мне знаком.
Я удивился, и проснулся...
увы, все тем же дураком
несусветным.

Концовку отметили? Ага, фирменная.
Ещё один завсегдатай шмубзиковых стихов - боженька. Он здесь то ли свой парень, то ли родственник какой. Оттого атмосфера не благостная, а бесхитростная и душевная.

Вот она - иллюстрация к вышесказанному:

http://stihi.ru/2001/05/10-187

Суда не будет страшного,
нестрашный будет суд!
Когда труда домашнего
я не перенесу -
тарелка, недовытерта,
падет в сковороду,
и с неприличным вывертом
я тоже упаду.
И кухонька убогая
растает без следа,
и окажусь у Бога я,
конечно, как всегда,
далеко от окошечка -
три тысячи седьмой…
“Ах, Боженька, ах Божечка,
помилуй, милый мой!”
Дождусь, скажу фамилию,
мож где-то распишусь,
и в райскую идиллию
немедля погружусь.
И вы меня, прохожие,
узрите в высоте
как облачко похожее
на коника в пальте.

А ещё Конь часто говорит самые обычные вещи, мы и сами так, вроде бы, говорим, но у нас из этого не получается стихов:

http://stihi.ru/2001/05/30-237

Жена вот в дочке отразилась,
а теща, стало быть - в жене.
Вот что-то мрачно завозилось
у тещи в самой глубине...
наверное -
бабка
ихняя...

Господи, коряво-то как. Употребите "вот" в своих текстах, Ни за что не достигнете такого же эффекта. Потому что надо ЗНАТЬ, ЧУВСТВОВАТЬ где его вворачивать. Это лампочку все знают куда вворачивать, а ввернуть "вот" - дело штучное, тонкое, интуитивное, его звон надо уметь услышать.

http://stihi.ru/2001/05/30-437

У Валерика лирика скорая,
а у Толика легкая лирика,
словно птичность одна легкоперая -
и америка им, и сибирика.
Подлетает обколотый Коленька,
подметает Галина - уборшица,
алко-жалко, давно уже - голеньки,
все полней  наливают, не морщатся.
Слабо сильное, сильное - слабое,
слезы слабости, с****или, сладили,
косолапая, горькая баба я,
разрыдался тут, ****ь,
над оладьями.

Бы-то-ву-ха. Быт, далеко не самый идеальный, чаще окраинный, барачно-коммунальный или хрущёвочный, кухни, коридорчики, кладовочки, подзаборчики. Но с лёгким просветом, то ли дверь приоткроется, то ли форточка с калиточкой. Знакомый нам Коленька, теперь обколотый, а Валерик с Толиком - ясно для лирики, а Галина - сеструха той Глашки, ну, что "упадает", помните? Текст с сильными выражениями, ещё одна отличительная черта лирики Коня. Есть тут, правда, какая- то особенность, мат звучит не грубо. Понятно, что технический секретик - смягчение аллитерацией и осторожное, почти ювелирное использование частушечной мелодичности.
Без мата, господа, иногда нельзя. Это очень мощный инструмент воздействия на читателя. Вот только пользоваться им умеют немногие.

http://stihi.ru/2001/06/18-455

Когда была бы мудрость правотою,
а правота бы мудростью была,
то я бы, с непреложной прямотою,
вершил разнообразные дела!
И справедливость бы торжествовала,
и мне бы, хоть на сотый юбилей,
товарищ верный - Петька Коновалов
отдал уже, скотина, пять рублей
с процентом!

Кроме Пригова в стихах Коня с лёгкостью можно обнаружить тени Хармса или Введенского, но гигантская тень ещё одного классика почти постоянно там присутствует. Это я намекаю на дорогого моему сердцу товарища Зощенко. Многие персонажи стихов Борисова - дети, внуки и правнуки персонажей рассказов Михал Михалыча. Герой последнего стиха - наверняка!

Талант Коня в пальто, однако, проявляется не только в узких местах бытописания, иногда его выносит на самые широкие просторы и вот что из этого выходит:

http://stihi.ru/2001/07/02-251

Аэродром раскинулся широко,
и на него красивый самолет
как птица величавая садится,
и люди вниз по трупику идут,
по трапику  с улыбками на лицах,
и самолет садится, и встает
пилот из кресла, а вокруг широко
лежит аэродром и никого
вокруг, лишь трупик маленький подъехал,
подъехал трапик, люди на него
ногами занемелыми ступают,
широкие улыбки - целиком
сегодня получилось приземлиться
и сесть как птица мягкая на грунт
широкого как море ирадрома,
и самолет на солнышке блестит,
блестят улыбки, трапик подъезжает,
пилот привстал, глядит куда-то вдаль,
но нет конца его аэродрому -
сегодня сел, а завтра нет совсем,
сегодня лишь, а завтра нет в помине,
есть лишь сегодня - завтра вовсе нет,
и время не проходит, только миг,
в который самолет его садится,
и лица улыбаются и труп,
и трапик подъезжают незаметно,
услужливо подставившись подлюк,
и люди занемелые выходят
из внутренности птицы голубой,
притихшей на краю аэродрома
бескрайнего, как этот краткий миг,
и море, море, море, море, море,
и мо-ре-мо-ре-мо-ре-мо-ре-мо-ре,
и мореморемореморемо.

ПРОДОЛЖЕНИЕ БУДЕТ