Откройте свой ВоображариумТерри Гиллиам о фильме «Дон Кихот»: «Кто-то же должен. Придётся мне, видимо». Ещё раз открещусь от того, что будто бы здесь я пытаюсь писать какие-то «рецензии». Нет, нет и всегда нет, и даже не в связи с тем, что понятие рецензии мы нивелировали до невозможности. Это всегда скорее эссеистическое размышление на тему, то есть по поводу фильма, и то, что так или иначе с ним связывается в процессе. В лучшем случае меня поймут те три человека, к которым так или иначе я постоянно обращаюсь мыслями, чувствами и желанием быть с ними. Хоть иногда, хоть на какой-то малой территории… Так вот они-то прекрасно знают, что я не могу дать оценку фильму по какой бы то ни было шкале, я могу только рассказать, что мне понравилось, почему понравилось, а почему нет. А зависит всё это от моего личного «багажа», от того, к чему я на данный момент сумела придти, что узнала, с кем познакомилась, что прочитала и о чём ещё узнать не успела. Но это с одной стороны. А с другой стороны, огромную признательность и благодарность я выражаю всем тем, кто дождался этого фильма, сходил в кинотеатр (если была такая возможность), посмотрел кино и сказал замечательные слова в своих дневниках, на форумах, в блогах и просто разговорах, всем тем, кто понял: это кино. И хорошо, что каждый сумел увидеть что-то своё, потому что интерпретируется всё это только в меру и силу собственной наполненности. Все версии и трактовки, которые и делают кино интересным для зрителя, придают фильму дополнительный вес и значимость. Это значит, что этот фильм можно каждый раз открывать заново, это значит, что все эти замечательные люди работали для вас. Это значит, что вы читаете книги, смотрите кино, разговариваете с друзьями, ищете в жизни что-то своё и задаёте вопросы. Спасибо вам огромное! А теперь о себе, вернее, о том, что Терри Гиллиам сделал для меня. Меня он так порадовал, так порадовал, что я две недели только слова подбирала, чтобы ещё что-то было, кроме «Ох!.. Ой…» и т.д. Это как простые вещи, сформулированные Виктором Франклом, как во второй раз увидеть море, как дочитать Дюма или Реверте, хотя за окном два часа ночи и спят даже бродячие собаки… Это то, о чём можно говорить бесконечно, пересматривать с любого места, это Терри Гиллиам, который с полным правом говорит: «Я никогда не скатывался в посредственность, потому что у меня не было на это денег. Что-то получалось лучше, что-то хуже, но я не снял ни одного бездарного фильма». Сколько человек (любой профессии) может сказать тоже самое и остаться честными? Самое обидное – очень много таких. Очень много актёров, которым сегодня негде (я имею в виду по-настоящему) и нечего играть: талантливейший Эван МакГрегор, потрясающий Киллиан Мёрфи, Роберт Дауни-младший, пребывающий в восторге от «Железного человека», а также Орландо Блум, Эрик Бана, Вигго Мортенсен, тот же Лоу, не случайно сбегающий на театральные подмостки, как и Хью Джекман, Шон Бин и многие, и многие… Хорошо, если есть куда сбежать. «Я создаю свой собственный мир, чтобы уйти от мира реального, и призываю всех людей заняться тем же», – Терри Гиллиам. Самые честные из них озвучили-таки очевидное: один фильм для денег, чтобы снять другой – для души, если повезёт… Я уж промолчу о всех замечательных наших актёрах, начиная от умопомрачительного Алексея Серебрякова, который любую телевизионную хрень превращает в искусство, просто потому что по-другому не умеет, и не заканчивая, например, выросшим во всех отношениях Артуром Смольяниновым, которого я увидела ещё в «Тайном знаке»… А называется всё это «поплачь о нём, пока он живой»… И о смерти. Опять же, если кто не в курсе, это вообще никогда не является большой случайностью, это всегда трагическая закономерность. Пораскиньте тем, что у вас осталось в головах, вертикально вы ущербные, и вообразите себе вот что: закономерная смерть – это когда тебе ну хотя бы восемьдесят и сожалений у тебя не больше, чем всего остального. Закономерная – когда ты известный на всю округу наркоман, закономерная – когда ты талантливый и не признанный даже близкими людьми художник и одновременно известный наркоман (это условность или метафора, как говорит доктор Хаус). Но это совершенно неправильно, когда тебе двадцать восемь, ты известный и успешный человек и ты понимаешь, что не справляешься с этим один. И даже если тебе сорок, ты успешный, известный и даже вроде любимый человек, но ты встаёшь с утречка и решаешь: а не пошли бы вы все вместе с этим всем?.. Не хотите, ладно, я сам уйду. А рядом никого, кто бы сказал: ты – идиот, и уходить тебе нельзя, потому что ты это ещё не понял. Вот это неправильно. И так быть не должно, и когда такое происходит, это должно сказать вам, линейно вы ограниченные, что у вас что-то не в порядке. У вас в частности и вообще в мире. Ну при условии, что кого-то из вас вообще интересует этот долбанутый со всех сторон мир. Ну, и всё-таки немного о фильме. Фильм похож на мозаику, но рисунок настолько сложен, что привыкшие в лучшем случае к треугольникам (но обычно это квадраты) современные зрители не захотят потратить время на соединение кусочков причудливых конфигураций. На фиг! С самого начала, когда фургончик с Воображариумом оказывается на совершенно обычной, современной улице, где проходят те же самые люди, что каждый день проходят мимо тебя, кажется, что пазы не подходят, эти кусочки не сложатся и ты ничего не увидишь!.. И линия мозаики – такая же основополагающая линия в фильме, как и остальные. Всё не то, чем кажется на первый взгляд и всё именно так и есть – эти два впечатления почти невозможно отделить друг от друга. Но как в классическом паззле светлый тон переходит в тёмный, так лицо Хита Леджера (Повешенный Джокер Тони) совершенно невероятно образом в том самом, двухгодичной давности материале) приобретает деповские очертания! Мне кажется вот это – самая главная загадка этого кино, вещь совершенно нереальная, даже если это мой собственный глюк. Если это не мистика, то, наверное, также не странно было начинать свой последний фильм с петлёй на шее (вне зависимости оттого, как переписывался сценарий – это начало)… Но я поспрашивала других, и оказалось, не я одна совершенно пропустила момент, когда под маской вместо Леджера оказался Депп… Потом пришлось пересматривать. Потому что Тони-Леджер почти также чуть-чуть прищуривался, слегка наклонял голову и невидимо улыбался (ну, не зря о его дыхании за спиной в качестве достойной смены обмолвился как-то Депп). И когда в зеркало смотрится Тони-Депп, он сам офигевает от этой перемены и не даже сразу решает: Джордж, Барри… Да хоть Эдвард! И той, кому он сообщает имя, так глубоко всё равно… Но ещё раз снимается маска, и Тони-Лоу уже не любуется отражением – нет причин: ещё тонкий, но уже не обаятельный, уже Тони Лаер, может, только жалости и достойный, как бы половинчатый. Те, кто не увидели и не поняли, невнимательно следили за Лоу, не заметили, как за три минуты экранного времени создаётся драматический разрыв между одним «я» и другим. И наконец Тони-Фаррелл – не тонкий, не милый, а брутально-современный, сегодняшний властелин мира – паззл сложился, а мир рухнул. И, может, и не самое главное, но, на мой взгляд – сегодня редкое явление: по большому-то счёту сказка заканчивается хорошо. Понимая, что это не в традиции Гиллиама как художника и что главный герой – это всё же доктор Парнас, который по-прежнему, опять и снова и ещё не единожды после будет отправляться в дорогу, в одиночестве, с балаганчиком или без, неузнанный и непризнанный, всё же оставляешь себе надежду: однажды ты создашь нечто, и кто-то скажет тебе «спасибо», однажды ты найдёшь ответ, однажды люди станут другими… И напоследок… © Copyright: Плутонный Трактор, 2010.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
