Секрет азиатских режиссёров. Продолжая разговорПродолжая разговор об искусстве, для начала хочу сказать тебе, дорогой друг, обидевшийся на слово «вляпаться» по отношению к фильму Кар-Вая Вонга, что я имела в виду лишь первое, вполне нейтральное значение этого слова, относящееся больше к эмоциональному впечатлению. Я также добавлю, поскольку все мы – за свободу мнения и его выражения, что, например, не люблю Ханеке. Не люблю и вообще не буду смотреть, потому что в отличие от него тот же фон Триер, может сказать: а не пошли бы вы все! И перестаёт рассказывать. А Ханеке просто не может остановиться. Хотя… может, это и не касается последнего фильма. В общем, если я права, ближайшие лет пять никакого фон Триера мы не увидим… Но я не об этом, я о Вонге Кар-Вае. Кстати, пока нас не научат правильно писать, я так и буду переставлять буквы, то есть менять местами имя и фамилию… Ну так вот, напомню тебе, что со мной это происходит не в первый раз, что также оправдывает выбранный мной глагол. В первый раз я вляпалась в «Счастливы вместе», а вернее «Внезапные признаки весны» (1997 г.), между прочим, есть разница… Возвращаясь к мысли о том, что кино-это всё-таки к а к в гораздо большей степени, чем ч т о, на примере «2046» (моего последнего вляпывания) легко в этом убедиться, потому что это сплошное визионерство, кино таким и должно быть, его надо смотреть. Уже через десять минут становится неинтересно выяснять, снится ли это и кому – режиссёру или герою, неинтересна лучшая для кино форма «романа в романе», ты понимаешь, что сюжет вообще как таковой – не происходит, ты просто смотришь и видишь… Эти умопомрачительные платья, эти тоненькие руки, этот застывающий на несколько мгновений сигаретный дым… Здесь самый неразрешимый конфликт – это Его зонтик, с которым Она ну никак идти не может, а самая громкая фраза – из романа, который Они пишут… А фраз вообще должно быть мало, так мало, чтобы их можно было запомнить и чтобы они стоили того. Понять нужно только одну вещь: так мало зная и умея, как мы сегодня, ничего не видя больше пейзажа в собственном окне, не читая, не разговаривая, перестав писать письма, смотреть на закаты и рассветы, невозможно понять: зачем нашёптывать что-то в дупло дерева, зачем разрываться между приличным и важным и как можно потом принять всё, что было, и идти дальше, непременно оставив себе все воспоминания... То было лирическое отступление. Так вот, когда смотришь «Мои черничные ночи» (2008 г., моё второе вляпывание в Кар-Вая Вонга), хочешь ты или не хочешь – когда-нибудь всё равно возникает ощущение как бы не совсем того, что нужно. Как будто всё оказывается слишком… просто. Это правильно, и возможно, так и должно быть. Секрет азиатских режиссёров в том, что они – азиатские режиссёры. Это западный человек – человек действия, всё время куда-то несётся, ищет чего-то, что-то кому-то доказывает, задаёт вопрос: а что, собственно, своим фильмом хотел сказать Ким Ки-Дук? А он ничего не хотел сказать, он вообще не говорит, он – показывает. Поэтому и «Ночи», несмотря на обожаемого мной Джуда Лоу, очень замечательную Нору Джонс, выглядят совершенно по-другому. Не случайно многие испытали разочарование, оттого что Вонг Кар-Вай «опять ничего не сказал». Как говорится, смотреть надо было лучше. И дело не в актёрах другой культуры, потому что актёр – такой же инструмент режиссёра, как и любое другое изобразительное средство. Но Тони Люн – это просто инструмент другого формата, в отличие от Джуда Лоу. Они отличаются так же, как виолончель от фортепьяно, что не умаляет достоинств ни одного, ни другого. Конечно, они должны быть настроены, и если состояние погружения в какой-либо процесс у восточных народов в крови, то для других это тяжёлая работа по Чехову и Станиславскому. Почему, как ты думаешь, при виде одних актёров застываешь у экрана, а при виде других ничего не происходит, кроме пустой траты времени? Потому что одни воплощают собой процесс, а другие просто обозначают собой этот процесс. И что ты запомнишь? Возможно, то, как красиво летит на паутинке человек-паук. Или как ме-едленно выговаривает фразу дон Вито Корлеоне. Кто-то запомнит отличную перестрелку в Бронксе, а кто-то будет ходить и думать: как-то не так промолчал Рафаэля Джонни Депп в своём «Храбрец», что-то он должен был сказать ещё или не должен (кстати, ещё одна «простая история», но о простоте историй поговорим в следующий раз)… А в азиатском кино всегда происходит так. Это одна сплошная недомолвка – от Чоу Мо-Вана до Сломанного Меча, одна молчаливая загадка – от Брюса Ли до Джета Ли – без шансов проколоться от слишком поверхностного взгляда европейца/околоевропейца/псевдоевропейца. Когда закончилось европейское умение смотреть и видеть, на помощь мировому кинематографу пришло кино азиатское. Это всегда и до сих пор – к а к. Думаешь, Квентин Тарантино – это бесконечные молотиловки ниндзя, автоматные очереди из пистолетов, фонтаны кетчупа и неубиваемые герои? Ни хрена. Просто присмотрись повнимательней, чтобы убедиться: абсолютно неважно, что происходит в фильмах Тарантино. Это всегда – к а к. Это то, к а к, наклонив голову, думает, что бы такого сказать, Майкл Мэдсен во всех ипостасях, это то, к а к Дэвид Кэрредайн застёгивает пуговицы, перед тем как сделать последние пять шагов, как танцует Джон Траволта и Тиль Швайгер играет… немца. Это не имеет отношения к азиатскому кино, это просто кино. И ещё это, конечно, режиссёрский стиль, то, без чего режиссёра нет, то, по чему узнаешь этого автора, на каких бы инструментах он ни играл. Хотя сами они не любят, когда так говорят, но это правда, мы будем говорить – «последователь Тарковского», «в духе Кар-Вая»,» тарантиновский стиль»… Потому что это правда, то, что трудно найти, но должно быть, тогда и будет кино.
© Copyright: Плутонный Трактор, 2010.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
