Волосы покрываются инеем, выбиваясь из капюшона; голуби клюют заледеневшие хлебные корки; собака спряталась меж стеклянных дверей метро. Двери эти открываются и закрываются, раскачиваются, как ленивые мысли, во все стороны, запуская внутрь морозный воздух. Но всё-таки здесь получше, всё-таки потеплее. И собака спит, а может быть, она медленно умирает от старости и от февраля. Бездомный человек в клетчатом пальто гладит её мохнатую спину.
Если бы это был чужой город, что бы я делала? Хорошо знать, что среди этих сотен домой есть один мой. Такой маленький и забавно прямоугольный, если посмотреть на него с непривычного ракурса, с другой стороны улицы.
Бездомного человека прогоняют отовсюду, даже если он в клетчатом пальто. Его прогоняют из отвращения и тайного страха: а как бы он не пожелал здесь обосноваться надолго!
А если он не пьян? Если лицо у него не опухшее, а глаза не бессмысленные? Он дышит на руки, пытаясь отогреть пальцы, ставшие деревянными, красными, больными.
День рассыпался на крошечные кусочки: пять минут на почте, десять минут в метро, три минуты у дверей магазина… И так до самого вечера, а потом будет ночь, она – самая страшная.
Не заглядывать в чужие окна! Постоянно ходить, ходить, не переставать двигаться. Только не так это просто, если не ел уже несколько дней, если кончились силы, да и какой смысл?
И вот, уже вечер, он проходит мимо маленькой стеклянной двери. Его шатает от слабости, а за дверью горит свет. Не понимая, что делает, он с неожиданной дерзостью дёргает дверь и заходит внутрь. А там – крошечная кондитерская, тихо играет музыка, всего три столика, никто не сидит за ними. Только девушка, облокотившись о барную стойку, читает книгу. Ей пора уже закрывать кафе, но хочется сперва дочитать главу до конца.
Бездомный замирает на пороге. Дверь за ним закрылась, и он не может поверить этому мгновенному блаженству тепла. А девушка медленно поднимает голову и смотрит на бездомного: сначала испуганно, потом задумчиво. Он всё стоит и стоит, и ничего не замечает. Потом тянет к ближайшему стулу дрожащую руку, не глядя, как слепой, придвигает стул, опускается на него, роняет голову на стол и мгновенно засыпает.
Девушка по-прежнему смотрит, и вдруг потихоньку начинает плакать – ну, она просто очень чувствительная. Вытирает уголки глаз поскорее рукавом блузки, нервно перелистывает книжку, смотрит на часы.
Бездомный сидит, не шевелясь, опустив голову на столик. Девушка тихонько ходит вокруг со шваброй, моет пол. Дверь уже запрета изнутри, кто-то там пытается зайти, стучит в стекло, но девушка показывает жестами: нет, извините, уже закрыто!
От стука очнувшись, поднимается бездомный. Глядя на девушку, он пытается встать, но его не держат ноги.
- Ничего, посидите ещё, - говорит девушка.
Он ничего не отвечает, только глядит на неё с благодарностью и думает о том, что разучился даже улыбаться.
