О железных дверях и о вреде курения

Елена Шукаева: литературный дневник

В лихие девяностые постсоветские люди просто помешались на железных дверях. Зажиточные граждане обшивали свои двери рейкой, люди победнее ограничивались более дешевым вариантом из листового железа. Наверное, у них еще сохранилось имущество, которое они боялись потерять. Лично мне не нужна была железная дверь, а уж тем более - после реформы цен 1992 года, когда моей зарплаты хватало ровно на 1 поход в магазин, где я могла купить 1 литр молока, 1 килограмм творога и 1 килограмм сметаны. Тогда я уже разошлась с первым мужем и встретила Арсена, молодого, красивого парня, с которым мы не то, что жили, а буквально выживали в жестокую послеперестроечную эпоху. От первого брака у меня на руках оставались двое детей.
Арсен думал-думал, как семью прокормить, да и вовсе бросил это бесполезное занятие – работу, и начал присматриваться к умным и ловким людям. Умные и ловкие люди не учились в университетах, они заканчивали зону. Теперь, когда после перестройки белое оказалось черным, черное запросто могло оказаться белым. Арсен не сильно мучился сомнениями, а пошел за советом к жуликам: научите, дескать, жить радостно и безбедно. Жулики оказались отзывчивыми, особенно один из них – Вадик. Он как раз недавно откинулся с зоны и все искал, кому бы помочь. Он стал приходить в наш дом слишком часто.
Сказать, что мы жили бедно на одну мою зарплату, пока Арсен искал себя в новой жизни – это ничего не сказать. У нас не было бытовой техники, кроме старенькой «Бирюзы», еда в которой не задерживалась. У этого обстоятельства был свой плюс – фигура у меня тогда стала просто фантастически стройная. Честно сказать, я не понимала, чему так завидовали подруги и знакомый тренер по шейпингу: голова кружилась, и я даже на новый паспорт никак не могла сфотографироваться, потому, что через бледную тусклую кожу так и просвечивали кости черепа. Можно сказать, не то, что железная – нам вообще никакая дверь фактически была не нужна.
Арсен не умел хранить ключи от квартиры. За время нашей совместной жизни он потерял их не меньше десяти штук. Если меня не было дома, ему приходилось ломать и заново чинить замок. Наша деревянная дверь со временем стала напоминать детский конструктор: вытащил несколько щепочек, вынул замок, поставил на место щепочки, вставил замок. Нас это обстоятельство не напрягало – красть нечего, да и были заботы поважнее.
Единственной радостью семьи оказался большой двухкассетный магнитофон с реверсом – я по вечерам ставила для детей кассеты со сказками, чтобы им легче было уснуть и не мечталось о всяких сникерсах. И хотя я считала, что украсть в квартире нечего, мой женский собственнический инстинкт каждый раз восставал против пребывания вора в нашей квартире, особенно – в присутствии детей. Поэтому говорить «за жизнь» им с Арсеном приходилось в основном на лестничной клетке. Вадик настолько привязался к своему новому другу, что мог часами с ним беседовать, сидя перед нашей многострадальной дверью на корточках и выкуривая папиросу за папиросой. Арсен был просто счастлив этим знакомством и часто, когда раздавался звонок в дверь, просил меня сделать вид, что его нет дома. Прием срабатывал, но только наполовину: тогда выдерживать осаду приходилось мне. Я не впускала Вадика в квартиру, а он, в отместку, когда лестью, когда - пугающими полунамеками не отпускал меня с лестничной клетки. Я чувствовала себя так, словно оказалась наедине с хищником – не дай бог повернуться спиной или отвести взгляд.
Это противостояние длилось два или три месяца, и никак не могло закончиться. Мы не обращались в милицию, потому что милиция от нас была дальше, чем Вадик. Детям было пять и шесть лет, и они знали, что у взрослых есть свои ключи, а чужим открывать не следует.
Однажды Арсен возвращался домой после новых поисков нового себя в новой жизни, и вдруг увидел: в двух метрах впереди в сторону нашего дома двигался Вадик с двумя приятелями. Арсен философски рассудил, что незачем ему обнаруживать свое присутствие: позвонят-позвонят жулики, и уйдут ни с чем.
Жулики – в лифт, Арсен пешком поднялся и на общей лоджии затаился. Прислушался – все абсолютно тихо и абсолютно спокойно. Мы с соседями совсем недавно скинулись на замок для общей двери, закрывающей секцию. Хоть она тоже была деревянная, но тихо проникнуть за нее средь бела дня, в считанные секунды не представлялось возможным, да и смысла большого не было. Арсен закурил, задумчиво глядя во двор с высоты седьмого этажа, и вдруг увидел Вадика и компанию, выходящими, как он и ожидал, из нашего подъезда, но только Вадик почему-то нес в руках наш единственный магнитофон!


А случилось вот что:
Арсен курит на балконе. Вадик, как и ожидалось, звонит в дверь. Дети, как и ожидалось, затаились и молчат. Тем временем Арсен курит на балконе. Вор и не думает ломать общую дверь, он решительно звонит соседям. В двух квартирах его резонно посылают: если тебе нужна пятьдесят первая, туда и звони, а если не открывают, это уже не наше дело. Но свет не без добрых людей: семнадцатилетняя дочь нашей третьей соседки зачем-то впускает Вадика и компанию, несмотря на их откровенно бандитские рожи, в общую секцию. Тем временем Арсен все никак не накурится!
Оказавшись, наконец, перед нашей дверью, Вадик советует отзывчивой соседке скрыться и не мешать работе милиции. Он очень убедителен, особенно – его руки, досиня разрисованные татуировками. Просто настоящий милиционер! Он стучит в нашу дверь, потому что он вежливый. И когда дети говорят, что мама спит, это вор демонстрирует просто чудеса человеколюбия: он заботливо предупреждает: - Ну-ка, дети, отойдите от двери! – и после этих слов одним ловким движением бьет по замку, который тут же вываливается. Тем временем Арсен все курит и курит!
Вадик ворвался в квартиру и мечется в поисках детей. Дети сидят в шкафу, и встречаться с гостем не хотят. Наверное, от огорчения, что никого не застал, Вадик хватает магнитофон ... Вот и научил, как надо жить!


Дверь давно сменили. Дети выросли из шкафа. Мы с Арсеном разошлись и каждый по-своему адаптировался к новой жизни. Вадик, наверное, еще не раз украл, выпил и снова сел. А то, что было, теперь вспоминается как анекдот. Веселое и трудное время перемен.



Другие статьи в литературном дневнике: