Олени

Рецензия на «Конкурс Мифы народов мира» (Сукины Дети)

Оленевод
http://www.stihi.ru/2015/11/23/3268

Камусы* из изюбра топчут ягель и торф,
стадо оленей пасёт смуглолицый тоф*.
Неба лоскут проткнут листвяком насквозь.
Волк за периметром пастбища гложет кость.
К ночи костёр и бубен шаманский в пляс:
Оленевод безумен и черноглаз!
Не подходите дикие звери к костру,
оленевод свиреп и длиннорук!
Вмиг вас поймает за холку и упечёт
в угли горячие, оленевод, как чёрт!
Ночь переждёт, пересчитает рога.
Медленно корешками врастает в него тайга.
--------
Камусы* - они же унты
тоф*(тофалар) - представитель малой народности, проживающий
в горной стране Тофалария, в центральной части Восточных Саян.

Ирина Рыпка 17.01.2016 18:31

"Оленевод"
"стадо оленей пасёт смуглолицый тоф"

*
Оленей пестрая гурьба
Замшелый берег окружила.
Но сухо - не журчит вода
В придоньях тИнистого ила.

Утратив всяческий испуг,
Они питье найти хотели,
Но ждал охотник потнорук,
Взведя курок на самостреле.

Он был как тать душевно глух,
К оленьей доле безразличен
И прогремел ужасный "пух",
Согнувши крон гордовеличье.

Упал олень, замяв траву,
Неторопливо, как спросонка.
Гурьба, закрыв собой вдову,
Облизывала олененка.

Олень качаясь на спине,
Затряс копытокаблуками -
Ему казалось, что во сне
Он побежал над облаками...

Сан-Торас 20.01.2016 10:36

____Жалостливая пестня, Сан!)
почто так с олешкай?))
Ирина Рыпка 20.01.2016 15:06

____Жалостливая? - Ок, меняем эмоцию:)

Базня. Классика д-жанра.

Олену добрый бог
Послал картох-мундиру.
Олен отщастя заведясь,
Весь на карлуху взгромоздясь,
Собрался вставить в растопыру...

А тут лисун, вломись в квартиру!

Олен, кайтусьево кряхтя
Прохрип: "А, ну пошла б-лядя!"
А-лиска - хвать картох мундиру,
Хвостом вильнув и до свидя!

Мураль: кто хочет в растопыру
Пусть лезет хоть на медведя! -
Но лакомый картох мундиру
Не оставляй напоследя!

Отакот:)

Сан-Торас 20.01.2016 15:39

____Оленья темо неустанно вдохновляет:))

Диптих.
*
О-ленин всталый утром рано,
Поймал в себе порыв смутьяна!
На броневик залез и вот,
Стал всей гурьбе оленевод!

О-лененцы, шагая строем
Олений пыл удво…утроя,
Перевернули мир ввех дном,
Чиня Гоморру и Садом.

Кругом погром и кувыркасти -
Хай все помрут заради щастя!

*2*

В облаков кучевое кипенье
Устремглавлен О-ленина взор,
Ведь душа отлетела оленья,
Не предавшись земле по сих пор.

Неустанно народное бденье,
Мовзолеет вдоль площадь гурьбой,
Где скучалое тело оленьей
Обретает уют и покой.

Он прилег, подогнувши колени:
"Для чего я лежу тут, как псих?"
И вздыхают все стадо – о-ленин!
И об них я пешу этат стих:))

Сан-Торас 21.01.2016 18:55
;

Пушкин и Лермонтов. Две судьбы, две дуэли. ч1
Яков Рабинер
ПУШКИН И ЛЕРМОНТОВ.
ДВЕ СУДЬБЫ, ДВЕ ДУЭЛИ.

Повсюду страсти роковые
И от судеб защиты нет.

А.С.Пушкин

За каждый светлый день иль сладкое мгновенье
Слезами и тоской заплатишь ты судьбе.

М.Ю.Лермонтов

СОВПАДЕНИЯ

Два красивейших дерева растущих на почтительном расстоянии друг от друга создают впечатление абсолютного отсутствия какой-либо связи между ними. Но что остаётся спрятанным от глаз – это их корни. Они не только соприкасаются ими, в иных местах корни этих деревьев оказываются переплетёнными друг с другом, словно намекая на некую возможную общность их судьбы.
Именно там, «в глуби времён», родословное древо Пушкина переплелось с корнями лермонтовского древа. Среди предков Лермонтова числится некая Евдокия, она была дочерью казнённого по приказу Петра за участие в стрелецком бунте Фёдора Матвеевича Пушкина. Это его упомянул в своём стихотворении «Моя родословная» Пушкин: «С Петром мой пращур не поладил». Так вот Евдокия стала второй женой капитана Ивана Боборыкина, а их дочь Анна в 1746 г. вышла замуж за секунд-майора Юрия Петровича Лермонтова. Это и были прабабка и прадед М.Ю.Лермонтова.

Предпоследняя дуэль Лермонтова с сыном французского посланника Э.Барантом, на которой Лермонтов едва не погиб, произошла тоже у Чёрной речки, причём стрелялись Лермонтов и Барант точно теми же пистолетами, что Пушкин и Дантес.

ЧАСТЬ 1
ПУШКИН

СУДЬБА СТУЧИТСЯ В ДВЕРЬ

Рок, судьба. Насколько предопределены и неотвратимы они? Именно судьба едва ли не главный герой всех античных трагедий. «Дамоклов меч» неотвратимого рока висит над головой каждого. Падение этого меча неизбежно. Человек, одновременно с чудом рождения, получает и смертный приговор, который будет приведён в исполнение в срок угодный некой высшей астральной силе или силам.
По мнению автора статьи «Судьба», напечатанной в «Википедии», «приговор судьбы делает её, своего рода, «небесным» аналогом земного тоталитаризма».
Вопрос, конечно, открыт, насколько возможно предсказать судьбу человека или хотя бы её ключевые моменты. Вместе с тем, нельзя отделаться от мысли, что те, кто обладает этими феноменальными талантами способны каким-то образом заглянуть всё же в «книгу судеб», в этот потусторонний сценарий, расписанный кем-то для каждого из нас.

Раннюю смерть Пушкина предсказала ему его сестра Ольга. Вот как об этом рассказывает её сын Л.Павлищев:
«Одним из любимых занятий Ольги Сергеевны в молодые годы её было изучение физиогномистики и френологии, так что сочинения Лафатера и Галля сделались её настольными книгами, с помощью которых она, как говорила, безошибочно распознавала характер людей. Занялась она, следовательно, и хиромантией, сама иногда изумляясь своим предсказаниям...
Однажды Александр Сергеевич, вскоре после выпуска своего из лицея, убедительно стал просить посмотреть его руку. Ольга Сергеевна долго не соглашалась на это, но, уступив наконец усиленной просьбе брата, взяла его руку, долго глядела на неё и, заливаясь слезами, сказала ему, целуя эту же руку: «Зачем, Александр, принуждаешь меня сказать тебе, что боюсь за тебя?... Грозит тебе насильственная смерть, и ещё не в пожилые годы»...

В тени этого мрачного предсказания произошло и последнее свидание сестры и брата. Оно окрасило их расставание особо глубокой печалью.
«Свидание между матерью и дядей в 1836 году оказалось последним, – пишет Павлищев. Расставанье её с ним было до крайности грустное. Оба они томились предчувствием вечной разлуки, и брат, провожая сестру, залился горькими слезами, сказав ей:
«Едва ли мы увидимся когда-нибудь на этом свете, а впрочем, жизнь мне надоела, не поверишь, как надоела! Тоска, тоска! Всё одно и то же, писать не хочется больше, рук не приложишь ни к чему, но... чувствую – недолго мне на земле шататься»...
По получению рокового известия в Варшаве (о гибели Пушкина) явился чиновник дипломатической канцелярии к моим родителям ночью на квартиру. С таинственным видом прошёл он в кабинет отца и на вопрос: «Зачем пожаловали не к чаю, а так поздно?» отвечал: «Известие страшное – Александр Сергеевич убит!»... Между тем мать моя, услышав голоса разговаривавших, позвала отца по уходе печального вестника и спросила, кто был у него так поздно и зачем?
- Александр Сергеевич... – начал отец.
- Что, болен? Умер?
- Убит на дуэли Дантесом.
Это известие было для моей матери таким страшным ударом, что она занемогла очень серьёзно. Кровавая тень погибшего брата являлась к ней по ночам. Она вынесла жестокую нервную горячку, во время которой неоднократно вспоминала, как, рассматривая руку брата, предсказала ему насильственную смерть».

Гибель Пушкину предсказала и знаменитая в то время в Петербурге гадалка Кирхгоф.
«Шарлотта Федоровна Кирхгоф, - пишет о ней в романе «Дела давно минувших дней» П.Каратыгин, - приехала в Петербург на вербной неделе 1818 г.
Высокая ростом старуха лет 60-ти, она наружностью менее всего походила на колдунью. Довольно свежее лицо напоминало старушекРембрандта, Жерара Доу или Деннера.
Кирхгоф на её квартире посещали преимущественно мужчины, молодые и пожилые, и не только статские, но и гвардейцы. Многие шли к ней посмеиваясь, но выходили серьёзные и угрюмые. Предсказаньям не верили, называли их вздором, враньём...
... В приёмную вошли Сосницкий и Пушкин.
- Неужели, Александр Сергеевич, это вас серьёзно занимает?
- Как сказки старой няни: сознаёшь, что пустяки, а занимательно и любопытно. Не верю, но хотелось бы верить».

О подробностях этого визита к гадалке вспоминал позже приятель Пушкина Соболевский:
«Я часто слышал от него самого об этом происшествии . Он любил рассказывать его в ответ на шутки, возбуждаемые его верою в разные приметы.
Предсказание (Кирхгоф) было о том, что во-первых – он скоро получит деньги,
во-вторых, что ему будет сделано неожиданное предложение, в-третьих, что он прославится и будет кумиром соотечественников, в-четвёртых, что он дважды подвергнется ссылке, наконец, что он проживёт долго, если на 37-м году возраста не случится с ним какой беды от белой лошади, или белой головы, или белого человека, которых он должен опасаться.
Первое предсказание о письме с деньгами сбылось в тот же вечер. Пушкин, возвратясь домой, нашёл совершенно неожиданно письмо от лицейского товарища, который извещал его о высылке карточного долга, забытого Пушкиным. Не менее странно было для него и то, что несколько дней спустя в театре его подозвал к себе Алексей Фёдорович Орлов (впоследствии князь) и предлагал служить в конной гвардии».

Во время пребывания Пушкина в Одессе грек-предсказатель повторил предупреждение Кирхгоф об опасности для него беловолосого человека.

Отныне мысль о том, что его убьёт белокурый человек не покидала Пушкина. Она не была доминирующей в его раздумьях, а если и была то лишь на какое-то время, вытесняемая другими заботами и тревогами, которые с его женитьбой, похоже, нагромождались одна на другую. Но стоило ему наткнуться на подобного, как ему казалось, «вестника гибели» и он тут же вспоминал о зловещем предсказании, обескураживая странной реакцией как подозреваемого, так и окружающих.
Вот что пишет летом 1827 г. А.Н.Муравьёв. «Когда я возвратился летом в Москву, я спросил Соболевского: «Какая могла быть причина, что Пушкин, оказавший мне столько приязни, написал на меня такую злую эпиграмму?» Соболевский отвечал: «вам покажется странным моё объяснение, но это сущая правда: у Пушкина всегда была страсть выпытывать будущее, и он обращался ко всякого рода гадальщицам. Одна из них предсказала ему, что он должен остерегаться высокого белокурого молодого человека, от которого придёт ему смерть. Пушкин довольно суеверен, и потому, как только случай сведёт его с человеком, имеющим все сии наружные свойства, ему сейчас же приходит на мысль испытать: не этот ли роковой человек? Он даже старается раздражать его, чтобы скорее искусить свою судьбу. Так случилось и с вами, хотя Пушкин к вам очень расположен».

ЖЕНИТЬБА КАК ШАГ НАВСТРЕЧУ
«БЕЛОКУРОМУ ЧЕЛОВЕКУ».

«Никогда ещё не видал я чужой земли, - пишет Пушкин в очерке «Путешествие в Арзрум», - Граница имела для меня что-то таинственное, с детских лет путешествия были моей любимой мечтой. Долго вёл я потом жизнь кочующую, скитаясь то по югу, то по северу, и никогда ещё не вырывался из пределов необъятной России».
Так и не довелось Пушкину увидеть, говоря его словами «далёкий Китай» и «кипящий Париж». Не помогли ему жалобы на аневризм (заболевания вен), под предлогом лечения которого он рассчитывал выехать за границу. «Если бы царь меня для излечения отпустил за границу, - писал Пушкин, - то это было бы благодеяние, за которое я бы вечно был ему благодарен». Ответом Пушкину было предложение Александра I выехать в Псков и лечиться у тамошних эскулапов, мол, наши врачи тоже не лыком шиты.
Пушкин поинтересовался специалистами в Пскове: «Мне указали на некоторого Всеволожского, - пишет он не без сарказма Жуковскому, - очень искусного по ветеринарной части и известного в учёном свете по своей книге о лечении лошадей»

Попытки Пушкина добиться официального разрешения на поездку заграницу, (что можно воспринимать и как попытку избежать уготованной ему судьбы в России) проваливались одна за другой. В глазах властей он был слишком неблагонадёжен. Провалился его секретный план бегства заграницу через Кавказ. Брат Лёвушка разболтал об этом плане всем, кому только мог, и слежка за Пушкиным стала ещё интенсивней.
Петербург оказался для него капканом, западнёй. Не потому ли он как-то сказал в сердцах: «Чёрт меня дёрнул родиться в России с умом и талантом». Он был патриотом, никто не мог упрекнуть его в недостаточном патриотизме и всё же - отсутствие свободы, слишком плотная, с его точки зрения, опека властей (куда входил даже просмотр его личных писем) душило, уязвляло самолюбие, служило источником его депрессивного настроения.

«Как себе хочешь, Ольга, - жаловался он сестре, - здесь в Петербурге, мне не житьё, а прозябание, Тоска, понимаешь, тоска меня ест».
На что сестра, судя по воспоминаниям, отвечала:
- Слушай, Александр! Сознаться в причине тоски ты сам не желаешь, а причину-то я вижу насквозь.
- Но...
- Без всяких «но». Просто-напросто, тебе тридцать лет стукнуло. Человек для одиночества не создан... Скажу без обиняков: жениться пора, вот что!
- Жениться? Боже сохрани и избави! Могу ли я, в состоянии ли я осчастливить женщину Нет, нет и нет – ни материально, ни нравственно. Если за меня бы и вышли, то, спрашивается, по каким причинам? По расчёту? На это скажу, что карман мой очень невелик. Из-за моей литературной известности, ну, положим даже, литературной славы? И на это опять скажу, что русские барышни и вдовушки ставят не только стихи, но и прозу ни в грош, а требуют состояния или, по крайней мере, такой служебной карьеры, которая принесла бы прочные, вещественные выгоды, а не суп из незабудок. Наконец, статься может, из-за моей наружности? (Тут дядя, как говорила мне мать, засмеялся неприятным, принуждённым смехом), – но стоит мне подойти к зеркалу – сам вижу чего я стою. Не Бог знает сколько вёрст от орангутанга уехал...».

27 апреля 1830 г. дядя поэта В.Л.Пушкин пишет П.А.Вяземскому: «Александр женится. Он околдован, очарован и огончарован».
Но не всё так просто. Даже будучи «огончарован», он всё ещё полон сомнений. Ведь на кон поставлена «холостяцкая вольница» со всем, что было столь привлекательно в ней
для него. Он топчется у этого психологического Рубикона, то исчезая на время из поля зрения семейства Гончаровых, то вновь нажимая на мать Натали, полную собственных сомнений по поводу будущей помолвки не внушающего ей доверие жениха.

Между тем, свадьба Пушкина с Натальей Гончаровой едва не сорвалась. Ссоры с будущей тёщей настолько «заминировали» в какой-то момент предпосылки к будущей женитьбе Пушкина, что Пушкин-жених в переписке с друзьями вновь возвращается к теме о преимуществах холостяцкой жизни.
«Свадьба моя отлагается, - пишет он П.А.Плетнёву. Между тем я хладею, думаю о заботах женатого человека, о прелести холостой жизни».
Ещё немного и Пушкин-жених заговорит с Натали словами Пушкина-поэта, а точнее словами Евгения Онегина из его письма к Татьяне :

Когда бы жизнь семейным кругом
Я ограничить захотел,
Когда б мне быть отцом-супругом
Приятный жребий повелел.
Когда б семейственной картиной
Пленился б я хоть миг единый,
То верно б кроме вас одной
Невесты не искал иной.
Но я не создан для блаженства,
Ему чужда душа моя,
Напрасны ваши совершенства,
Их вовсе не достоин я.

«Порой Пушкина охватывал страх перед тем, на что он идёт, - пишет Вересаев, - и у многих друзей было впечатление, что он был бы рад, если бы свадьба расстроилась».
Кажется, она и впрямь близка к тому, чтобы «расстроится». Кажется, вот-вот и пушкинская судьба примет совсем другой оборот, без формулы

Натали+Пушкин+будущий убийца - «белокурый» Дантес.

Но нет, похоже, что никакие поправки в сценарии его жизни, увы, не предвидятся. Свадьба всё же состоится. «Совершенства» Натали перевесили, в конце концов, все остальные соображения.
Как пишет тот же Вересаев в книге «Загадочный Пушкин»: «машина уже катилась по рельсам, красота девушки тянула к себе, а в душе была усталость от холостяцкой жизни, жажда тишины, семейного уюта. И Пушкин шёл к роковой цели, как бык под занесённый обух».

«Александр Сергеевич венчался 18го числа, в день, который считал неблагополучным – пишет племянник Пушкина Павлищев. - Кроме того, мать мне рассказывала, как её брат во время обряда неприятно был поражён, когда его обручальное кольцо упало неожиданно на ковёр».
«Боюсь, Ольга, за себя, а на мою Наташу не могу иногда смотреть без слёз; едва ли будем счастливы, и свадьба наша, чувствую, к добру не поведёт! Сам виноват кругом и около:
из головы мне вышло вон не венчаться 18 февраля, а вспомнил об этом поздно – в ту самую минуту, когда нас водили уже вокруг аналоя».

«Я – женат, пишет в письме к М.И.Кривцову незадолго до свадьбы Пушкин. Женат – или почти. Всё, что бы ты мог сказать мне в пользу холостой жизни противу женитьбы, всё уже мною передумано. Я хладнокровно взвесил выгоды и невыгоды состояния мною избираемого. Молодость моя прошла шумно и бесплодно. До сих пор я жил иначе, как обыкновенно живут. Счастья мне не было. Счастье – только на избитых дорогах. Мне за 30 лет. В тридцать лет люди обыкновенно женятся – я поступаю, как люди и, вероятно, не буду в том раскаиваться».
«Жена Пушкина - прекрасное создание, - замечает в письме князю Петру Вяземскому графиня Фикельмон, - но это меланхолическое и тихое выражение похоже на предчувствие несчастия».

Интересны воспоминания Брюллова о семьянине Пушкине.
«...Вскоре после того, как я приехал в Петербург, вечером, ко мне пришёл Пушкин и звал к себе ужинать. Я был не в духе, не хотел идти и долго отказывался, но он меня переупрямил и утащил с собой. Дети Пушкина уже спали, он их будил и выносил ко мне поодиночке на руках. Не шло это к нему, было грустно, рисовало передо мной картину натянутого семейного счастья, и я его спросил: «На кой чёрт ты женился?» Он мне отвечал: «Я хотел ехать заграницу – меня не пустили, я попал в такое положение, что не знал, что мне делать, - и женился».

«ЗВАНЫЙ» ГОСТЬ - ЖОРЖ ДАНТЕС

«Пушкин, которому понравился остроумный и весёлый француз, сам ввёл его в свой дом, - пишет о Дантесе в книге «Чёрная речка» Вадим Старк. - Он познакомился с ним летом 1834 г., когда из-за отъезда Наталии Николаевны вёл холостую жизнь и обедал в ресторане Дюме , где столовался и Дантес».
Об этом же упоминается и в изданной в 1863 году брошюре «Последние дни жизни и кончина А.С.Пушкина»: «Данзас познакомился с Дантесом в 1834 году, обедая с Пушкиным у Дюме, где за общим столом обедал и Дантес, сидя рядом с Пушкиным».

Итак, Дантес наносит первые визиты в дом Пушкина. Отныне тень этого «белокурого человека» будет почти неотвязно следовать за Пушкиным, намереваясь, рано или поздно, подтвердить угрюмые предсказания гадалки Кирхгоф.
Будущий убийца поэта настолько обаятелен, что своими манерами, по-крайней мере, на первых порах, умудряется «обворожить» Пушкина, словно забывшего о своём беспокойстве при появлении того, кто казался ему «вестником гибели». Остроумный, («он умел и Пушкина смешить»), опытный ловелас, пылкий красавец Дантес, после первого визита к новому другу, должен был прийти к выводу, что среди блистательных амурных побед в петербургских гостиных, ему явно не хватает Натали Пушкиной.
Пушкины стали принимать его тем охотней, что Натали была озабочена будущим своих сестёр, которые жили с Пушкиными. Очень ей хотелось найти женихов для Асиньки и Коко, как называла она своих сестёр. В негласном списке «выгодных женихов» числился и холостяк Дантес. Но так уж получилось, что увлекли его не две девушки на выданье, а неотразимо красивая супруга радушного хозяина.
Он «влюбился в неё чуть не с первого взгляда, - пишет в книге «Пушкин» Ариадна Тыркова-Вильямс, - что опять-таки никого не могло удивить. Наталья Николаевна была в зените своей женской прелести, и одно её появление делало других женщин незаметными.
Дантес был ей ровесник. Когда они встретились, ему было 22 года. Многие считали его красавцем. У него был отличный цвет лица, густые белокурые волосы, открывающие плоский, срезанный назад лоб. Голубые выпуклые глаза смотрели дерзко и ласково. Маленький красивый рот был всегда готов раздвинуться в призывную улыбку. В нём была та самоуверенная наглость молодого, здорового зверя, которая на некоторых женщин действует безошибочно. Наталье Николаевне с этим ничтожным французом было несравненно веселее, чем с умными друзьями мужа. И потом он был видный, статный, высокий, на много вершков выше Пушкина.
- Меня судьба, как лавочник, обмерила, - с усмешкой говорил про свой рост Пушкин».

На великосветских приёмах, где нередко присутствуют император с императрицей, к этой скользящей по инкрустированному паркету, самозабвенно вальсирующей паре всё чаще присматриваются «гении» сплетен и интриг, чувствуя, что тут безусловно есть чем поживиться.
Должно быть, они и впрямь потрясающе смотрелись оба - одна из первых петербургских красавец и её уверенный в себе и в своей неотразимости, кавалер.
«Мне с ним весело, - ответила как-то Натали на предостережения княгини Вяземской. - Он мне просто нравится. И ничего не случится».
Между тем, «танец беды» с Дантесом, в который так легкомысленно и с упоением втягивалась всё больше Натали, становится в глазах следящего за этим с нарастающим беспокойством Пушкина зловещим символом будущей семейной катастрофы.
Его всё чаще видят одиноко стоящего в углу и угрюмо посматривающего в сторону танцующей с Дантесом Натали.
«Получился настоящий бал, - делится своими впечатлениями от проведенного вечера С.Н.Карамзина. - И очень весёлый, если судить по лицам гостей, всех, за исключением Александра Пушкина, который всё время грустен, задумчив и чем-то озабочен. Его блуждающий, дикий, рассеянный взгляд с вызывающим тревогу вниманием останавливается лишь на его жене и Дантесе...
Жалко было смотреть на фигуру Пушкина, который стоял напротив них, в дверях, молчаливый, бледный и угрожающий!»

Ленц, гостивший в тот роковой год у графа Вельегорского вспоминал:
«Балкон дачи Кочубея, где жили Вельегорские, выходил на саженное берёзами шоссе, которое вело от Каменноостровского моста вдоль реки к Елагину Острову. Здесь я увидел картину, выступавшую из пределов действительности... После обеда доложили, что две дамы, приехавшие верхами, желают переговорить с графом. Все вышли на балкон. На высоком коне, который не мог стоять на месте и нетерпеливо рыл копытами землю, грациозно покачивалась несравненная красавица, жена Пушкина. С нею были её сёстры и Дантес. Граф приглашал их войти.
- Некогда, - был ответ.
Прекрасная женщина хлестнула по лошади, и маленькая кавалькада галопом скрылась за берёзами аллеи. Это было как идеальное виденье. Той же аллеею суждено было Пушкину отправиться на дуэль с Дантесом».

«Характер мой – неровный, ревнивый, подозрительный, резкий и слабый одновременно – вот что иногда наводит на меня тягостные раздумья» - сказал как-то Пушкин о самом себе.
И всё же, читая многочисленные исследования о Пушкине, воспоминания современников, приходишь к выводу, что не ревность была основным катализатором того настроения, которое найдёт свой выход в его роковой дуэли с Дантесом.
Всё расширяющиеся пересуды о нём, сплетни о взаимоотношениях Натали и Дантеса, всё
это «жужанье клеветы» перешли далеко за пределы Петербурга. Их география явно расширилась. Он становился чуть ли не всероссийской мишенью насмешек, под угрозой оказались - его честь и достоинство.
Его имя, которое раньше связывали только с литературными шедеврами, трепали отныне на все лады чуть ли не во всех «градах и весях» России.
«Неужели вы думаете, что мне весело стреляться? - сказал Пушкин Соллогубу после так и несостоявшейся с ним дуэли... - Да что делать? Я имею несчастье быть человеком публичным, и знаете, это хуже, чем быть публичной женщиной».

Он попытался сбежать от предначертанной ему судьбы в деревню, но натолкнулся на противостояние этому царя. Да и Натали не выказывала никакого желания менять весёлую петербургскую карусель, ухаживания Дантеса, влюблённый взгляд обращённый на неё светскими щёголями на бесконечно скучное, в её глазах, прозябание в деревне.
Когда она, похоже, решится на это, то будет поздно. Слишком поздно что-либо изменить.

Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит –
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоём
Предполагаем жить, и глядь – как раз умрём.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля –
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальнюю трудов и чистых нег.

4 ноября 1836 г. Пушкин получает по почте, как он сообщает Бенкендорфу: «три экземпляра анонимного письма, оскорбительного для моей чести и для чести моей жены».
В письме сообщалось, что Пушкин, единогласным решением участников «Ордена Рогоносцев», принят в его ряды.
Среди тех, кто получил по почте копии этого письма были Карамзины,Жуковский, Вельегорский и даже Николай I.

Пушкин показал письмо Натали. «Эти письма, - как писал Вяземский, - привели к объяснениям супругов Пушкиных между собой и заставили невинную в сущности жену признаться в легкомыслии и ветрености, которые побудили её снисходительно относиться к навязчивым ухаживаниям молодого Геккерна...(Дантес к тому времени был усыновлён голландским посланником в России бароном Геккерном и взял его фамилию).
Обладая горячим и страстным характером, он не мог хладнокровно отнестись к положению, в которое он с женой были поставлены: мучимый ревностью, оскорблённый в самых нежных, сокровенных своих чувствах, в любви к своей жене, видя, что честь его задета, он послал вызов молодому Геккерну» .

«На свете счастья нет. Но есть – покой и воля». Семейное счастье, на которое он так уповал первое время после женитьбы вместе с покоем, развеялись на его глазах, «как сон, как утренний туман».
Оставалась лишь – воля, воля совершить то, что он считал единственным выходом для себя из этой безвыходной ситуации.

Вызов на дуэль, который он послал Дантесу, был также и его вызовом судьбе.
Дуэль должна была состояться на год раньше, чем она произошла, в 1836 г. Но...
Дантес вдруг дал понять, что не жена Пушкина его интересовала и интересует, а её сестра Екатерина Гончарова и что он, оказывается, настолько увлечён ею, что готов сделать ей предложение.
Если верить источнику, это произошло при следующих обстоятельствах:
«Пушкин возвратясь откуда-то домой, находит Дантеса у ног своей жены. Дантес, увидя его, поспешно встал. На вопрос Пушкина, что это значит, Дантес отвечал, что он умолял Наталью Николаевну уговорить сестру свою идти за него. На это Пушкин сухо заметил, что тут не о чём умолять, что ничего нет легче, он звонит, приказывает вошедшему человеку позвать Катерину Николаевну и говорит ей: «Voila M.Dantes qui demande ta main (Г-н Дантес просит твоей руки), согласна ли ты?»
Затем Пушкин прибавляет, что он тотчас же испросит на этот брак разрешение императрицы (Катерина Николаевна была фрейлиной), едет во дворец и привозит это разрешение». Я.Грот (Из книги Вересаева «Пушкин в жизни»).

Похоже, что все, кто знал о настойчивых, у всех на виду, ухаживаниях Дантеса за Натали, были поражены этим необъяснимо-загадочным оборотом событий.
«Это событие удивило весь свет, - пишет, сообщая отцу подробности сватовства Дантеса к Екатерине Гончаровой сестра Пушкина О.С.Павлищева. Не потому, что один из самых красивых кавалергардов и один из самых молодых людей, располагающий 70 тыс. дохода, женится на девице Гончаровой – она для этого достаточно красива и хорошо воспитана, - но дело в том, что его страсть к Наташе ни для кого не было тайной».
Сам Пушкин видел в этом лишь трюк Дантеса, его попытку избежать таким образом дуэли с ним и считал, что несмотря на то, что Дантес решил жениться на сестре Натали, дело до свадьбы не дойдёт.
Но, всем на удивление, свадьба всё же состоялась.

Долгое время оставалось загадкой, почему Дантес решил всё же жениться на Екатерине Гончаровой. Только ли желание избежать дуэли, как считал Пушкин, руководило им?
Ответ на этот вопрос был найден только в 1988 году, когда один из авторов сборника «Чёрная речка, до и после» Серена Витале, будучи во Франции, получила неожиданно доступ к никогда не публиковавшимся ранее письмам Дантеса, которыми он обменялся с посланником Геккерном, когда последний уехал в Голландию для оформления документов по усыновлению Жоржа Дантеса и, что не менее важно, с письмами Дантеса к Екатерине Гончаровой. Впрочем, надо оговориться, что выводы авторов книги не являются абсолютным ответом на столь неясный вопрос с женитьбой Дантеса и, скорее всего, их можно назвать - довольно убедительным предположением.
Так вот, исходя из содержания писем Дантеса к супруге, авторы пришли к выводу, что ко времени столь удивившей всех скоропалительной помолвки, Екатерина была беременна. И Дантесу ничего не оставалось, как, избегая грядущий скандал по этому поводу, объявить о давних любовных чувствах к ней и о желании жениться на ней.

С неожиданной помолвкой и свадьбой исчезает и основание для вызова Дантеса на дуэль. Ведь его, оказывается, интересовала отнюдь не Натали, так что ревнивый муж может на этот счёт успокоиться.
К делу подключается Жуковский. После напряжённой и многократной челночной дипломатии (от Геккернов к Пушкину и от Пушкина к Геккернам), Пушкин решает более не настаивать на поединке с Дантесом.
Дантес же решил воспользоваться подобным оборотом дел. Женившись на сестре Натали, он рассчитывает войти в семью Пушкина и на правах родственника иметь теперь серьёзный повод бывать у Натали в доме, куда вход ему, еще до вызова на дуэль, был, по распоряжению Пушкина, закрыт раз и навсегда.

Свадьба Дантеса с сестрой Натали состоялась, но ситуация оставалась всё такой же напряжённой, как и раньше. Дантес пользуется любым случаем, чтобы продолжить свои ухаживания за Натали, с которой он чуть ли не каждый день видится в свете. Более того, его ухаживания теперь носят чуть ли не демонстративный характер. Он словно хочет дать понять всем, кто наблюдает за этой драмой, что он женился на сестре Натали вовсе не потому, что испугался дуэли с её мужем, как это пытается внушить всем Пушкин.

Возможно, что Дантес знал, (ему могла рассказать об этом сестра Натали Екатерина Гончарова) о том, что у Пушкина была встреча с императором и тот взял с него слово «не драться (на дуэли) ни под каким предлогом». Не это ли придало его поведению особенно наглый и вызывающий характер? Он, видимо, решил, что поскольку Пушкин связал себя обязательством данным царю, то теперь можно игнорировать в ещё большей степени «бешенно ревнивого супруга». Теперь, везде, где появляется Пушкин с женой, появляется и Дантес. Он танцует с Натали один танец за другим, он пользуется любым случаем, чтбы обменяться с ней репликами, остротами, которые носят иной раз довольно вульгарный характер. Натали, тем временем, делится с мужем всеми подробностями встреч с Дантесом, в том числе и с двусмыленными шутками в её адрес, причём как самого Дантеса, так и его названного отца – барона Гекерна.

Не финал ли объяснения по этому поводу Пушкина с Натали застал И.П.Сахаров, который по приглашению поэта посетил его незадолго до дуэли:
«Пушкин сидел на стуле, на полу лежала медвежья шкура, на ней сидела жена Пушкина, положа свою голову на колени мужу...»
Л.А. Якубович, который посетил Пушкина в тот же день, что и Сахаров, отмечал в своих воспоминаниях, что Пушкин был «очень сердит... ходил скоро взад и вперёд по кабинету, хватал с полки какой-нибудь том и читал...»

Пушкин - взбешён. Он всё больше видит выход в беспощадной дуэли с Дантесом, которая одна только и способна разрубить этот «гордиев узел»
К тому же, после личного расследования источника анонимных писем, посланных ему и другим, он приходит к убеждению, что эти письма, скорее всего, дело рук старшего Геккерна. Его убеждение в этом крепнет и он отправляет ему оскорбительное письмо, в котором даёт выход всему, что накопилось в нём за все эти месяцы.
«Я не могу позволить, - пишет он Геккерну, - чтобы ваш сын, после мерзкого поведения, смел разговаривать с моей женой и – ещё менее – чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь. Тогда как он просто трус и подлец».

В ответ на письмо, он получает от Дантеса вызов на дуэль.
«Зимой 1836-1837 гг. , – вспоминал П.Вяземский, - мне как-то раз случилось пройтись несколько шагов по Невскому проспекту, промежду Н.Н.Гончаровой_Пушкиной, сестрой её Гончаровой и молодым Геккерном. В эту самую минуту Пушкин промчался мимо нас, как вихрь, не оглядываясь и мгновенно исчез в толпе гуляющих. Выражение его лица было страшно. Для меня это был первый признак разразившейся драмы».

При встрече с секундантами, Пушкин даёт согласие на довольно жёсткие условия дуэли, даже не взглянув на бумагу, в которой они излагались.
«Чем кровавей – тем лучше» сказал он своему секунданту, когда тот, ещё в первый раз, до женитьбы Дантеса, вёл переговоры об условиях дуэли.

ДУЭЛЬ

Утро того рокового дня Пушкин провёл, как обычно, нисколько не изменяя своим правилам и привычкам. Это и отметит Жуковский, с точностью хронометра отсчитывая оставшиеся в распоряжении поэта часы:
«Встал весело в 8 часов, после чего писал часу до 11 –го. С 11 обедал, ходил по комнате необыкновенно весело, пел песни, потом увидел в окне Данзаса (секунданта), в дверях встретил радостно. Вошли в кабинет, запер дверь. Через несколько минут послал за пистолетами. По отъезде Данзаса начал одеваться, вымылся весь, всё чистое, велел подать бекешь, вышел на лестницу. Возратился. Велел подать в кабинет большую шубу и пошёл пешком до извозчика. Это было в 1 час».

Что было за этим спокойствием: покорность судьбе, уверенность в том, что он-то уж не промахнётся? Временами кошки скребли на душе от предчувствий. Но о шаге назад не могло быть и речи, и надо было двигаться только вперёд, навстречу развязке, а там – как господь распорядится.
«Если дело это не закончится сегодня же, - успел он сказать своему секунданту Данзасу, - то в первый же раз, как встречу Геккерна, отца или сына, я им плюну в физиономию».

Пушкин ждал Данзаса в условленном месте – в кондитерской Вольфа на Невском проспекте. Заказал лимонад. Отпивал неспеша, думая о своём. Приехал Данзас. Они сели в сани и отправились к Троицкому мосту.
На Дворцовой набережной произошла встреча, которая могла бы расстроить дуэль, по крайней мере на время. Они встретились с экипажем жены Пушкина. Она отправлялась в этот момент к Мещерской, дочери Карамзина, за находившимися там детьми. Но Натали была близорука, а Пушкин смотрел в другую сторону. Казалось, что вместе с этим сама судьба отвернулась от возможности что-либо изменить.
День был ясный. Петербургское общество каталось на горках и в то время некоторые уже оттуда возвращались. Многие знакомые Пушкина и Данзаса раскланивались с ними, но никто как будто и не догадывался куда они ехали.

На Каменноостровском проспекте они встретили двух знакомых офицеров: князя Голицына и Головина. Думая, что Пушкин с Данзасом едут кататься, Голицын закричал: «Что вы так поздно едете, все уже оттуда разъезжаются!» Данзас хотел как-нибудь дать знать другим о цели их поездки (ронял пули, чтобы увидели и догадались), но никто не обратил на это внимание. Пушкин всю дорогу спокойно сидел в санях, закутанный в медвежью шубу. Завидя Петропавловку, пошутил:
«Уж не в крепость ли ты меня везёшь?»
«Нет, - ответил Данзас. - Через крепость на Чёрную речку самая близкая дорога».

К месту дуэли они подъехали одновременно с Дантесом и его секундантом.
Дул сильный ветер, обдирая щёки. Чтобы укрыться от него и посторонних глаз место для дуэли выбрали в небольшой роще. Секунданты почти проваливались в снег, пытаясь протоптать тропинку. Высокие сугробы не позволили отмерить достаточно широкие, размашистые шаги, а это, в свою очередь, ещё более усугубило условия поединка.
Секунданты сбросили свои шинели с обеих сторон в снег и обозначили ими условные барьеры для дуэли. Пушкин, закутанный в шубу, сидел на снежном холме, взирая на приготовления. Время от времени обменивался репликами по-французски с Данзасом. Вообще на протяжении всего времени Пушкин говорил по-французски.
Когда Данзас спросил его, находит ли он удобным выбранное для дуэли место, Пушкин ответил: «Мне это решительно всё равно, только, пожалуйста, делайте всё это поскорее». Через несколько минут он окликнул Данзаса, спросив нетерпении: «Ну как? Уже готово?»
Противников развели, раздали пистолеты и по сигналу, который подал Данзас, махнув шляпой, они начали сходиться. Пушкин стремительно подошёл к барьеру и стал наводить пистолет. Дантес опередил его - он выстрелил, не доходя одного шага до барьера. Пушкин упал на служившую барьером шинель и, лёжа лицом в снегу, остался неподвижен. Секунданты бросились к нему, но когда Дантес тоже хотел подойти, он остановил его: «Подождите! Я чувствую достаточно сил, чтобы сделать свой выстрел».
Дантес стал на своё место боком, прикрыв грудь правой рукой. Пушкин, полулёжа на земле, стал целиться. Он целился несколько минут - мешал снег, слепивший глаза и туманяющееся сознание, и он прицеливался вновь и вновь. Выстрелил. Пуля пробила Дантесу руку и, ударившись о пуговицу, отскочила. Увидев падающего Дантеса, Пушкин воскликнул «Браво!» и потерял сознание. Вскоре, придя в себя, он спросил д’Аршиака, секунданта Дантеса:
- Убил я его?
- Нет, - ответил тот, - вы его ранили.
- Странно, - сказал Пушкин, - я думал, что мне доставит удовольствие его убить, но я чувствую теперь, что нет... Впрочем, всё равно. Как только мы поправимся, снова начнём.

Между тем, он истекал кровью. Крови было так много, что она пропитала шинель под ним и окрасила снег. Секунданты пытались на руках донести Пушкина до саней, но это оказалось им не под силу. Тогда, вместе с извозчиком, разобрали забор из тонких жердей, который мешал проехать к тому месту, где лежал раненый Пушкин. Его уложили в сани. Кони медленно, шагом поплелись по тряской дороге. У комендантской дачи встретили карету . Её на всякий случай прислал за Дантесом Геккерн. Пушкина перенесли в карету, скрыв от него её принадлежность противнику. Он был ранен в правую часть живота, испытывал жгучую боль, говорил отрывистыми фразами, обмороки довольно часто следовали один за другим. Карету трясло, приходилось не раз останавливаться. Несмотря на испытываемые боли, Пушкин беспокоился о том, чтобы по приезду домой не испугать жену и давал указания как вести себя (Натали потеряет сознание, когда истекающего кровью Пушкина внесут в дом).
«Кажется, это серьёзно, - сказал он в какой-то момент Данзасу. - Послушай, если Арндт (врач) найдёт мою рану смертельной, ты мне это скажи. Меня не испугаешь. Я жить не хочу».
Секунданты шли пешком рядом с каретой. Скорбный кортеж протянул снежную колею от Чёрной речки до Мойки, словно подводя собой черту под всем, что называлось до сих пор жизнью.


ГИБЕЛЬ НА ДУЭЛИ,
ИЛИ САМОУБИЙСТВО?

Из воспоминаний племянника Пушкина:
«В день рождения он в написанном по этому случаю стихотворении «Дар напрасный, дар случайный – жизнь зачем ты мне дана?», прямо скорбит, что живёт на земле. Прочитав моей матери эти последние стихи, дядя Александр сказал: «Хуже горькой полыни напрокутило мне житьё на земле, нечего сказать, знаменит день рожденья, который вчера отпраздновал. Родился в мае и век буду маяться».
При этом Пушкин зарыдал. Ольга Сергеевна тоже не могла удержаться от слёз и впоследствии при всякой постигавшей её невзгоде вспоминала стихи брата, но на этот раз возразила ему так, думая утешить:
«Не будь бабой, Александр, перестань, полно плакать, а спрашивается из-за чего? Из-за каких-нибудь пошлостей журнальной ракальи? Охота тебе предаваться чёрным мыслям! Эти идеи – больше ничего, как расплясавшиеся нервы... Если мир земной гадок, то плачь не плачь – всё равно, людей не переделаешь... Твои стих – очаровательная музыка, - продолжала утешать Ольга Сергеевна брата, - но верь, ничто не случается без Божьего промысла, стало быть и ты появился на свет не с бухты-барахту».

«Такой бесплодной осени отроду мне не выдавалось, - пишет он Плетнёву осенью 1835 г. из Михайловского. Пишу, через пень колоду валю. Для вдохновения нужно сердечное спокойствие, а я совсем не спокоен».

Племянник Пушкина Л.Н.Павлищев замечает, что «нервы Пушкина ходили всегда, как на каких-то шарнирах, если бы пуля Дантеса не прервала нити его жизни, то он немногим бы пережил сорокалетний возраст».

Мысли о самоубийстве не были чем-то новым для Пушкина.

В январе 1820 г. до Пушкина доходят слухи, распространяемые графом Ф.И.Толстым о том, что его, якобы, вызывали в Тайную канцелярию, где подвергли телесному наказанию, проще говоря – выпороли. Пушкин потрясён. В полном отчаянье противостоять клевете, он решает свести счёты с жизнью. Спасает его от этого шага Чаадаев, о чём Пушкин ещё вспомнит, погодя, в стихотворении «Чаадаеву»:

В минуту гибели над бездной потаённой
Ты поддержал меня недремлющей рукой

И всё же, была ли последняя дуэль Пушкина закамуфлированной попыткой свести счёты с жизнью?
«Денежные дела Пушкина, - замечает в комментариях к своему сборнику «Пушкин в жизни» В.Вересаев, - были в это время почти катастрофическими. Наталья Николаевна писала брату, что у Пушкина «совершенно нет денег». «Я тебе откровенно признаюсь, - обращается она к брату, - что мы в таком бедственном положении, что бывают дни, когда я не знаю, как вести дом, голова у меня идёт кругом. Мне очень не хочется беспокоить мужа всеми своими мелкими хозяйственными хлопотами, и без того я вижу, как он печален, подавлен, не может спать по ночам и, следственно, в таком настроении не в состоянии работать, чтобы обеспечить нам средства к существованию: для того, чтобы он мог сочинять, голова его должна быть свободна».

Вот что пишет автор книги «Пушкин» Ариадна Тыркова Вильямс:
«Пушкин всем был должен: дровянику, молочнице, булочнику, в мелочную лавку, прислуге, каретнику, извозчику за наём лошадей. Раулю за вино 777 рублей. Портному за фрачную пару 450 рублей. В этом неоплаченном фраке Пушкина похоронили. Модистке Зихлер, за наряды Натальи Николаевны, он был должен 3364 рубля. И приблизительно столько же книгопродавцу Белизару за свою единственную роскошь, за книги. Когда он умер, в доме было только 300 рублей. Не на что было его похоронить».

Кроме обычных затрат, много денег уходило на то, чтобы поддерживать необходимый уровень внешнего благополучия из-за чуть ли постоянного присутствия при царском дворе. Немало денег уходило на выпуск журнала «Современник», который Пушкин выпускал на свои личные деньги. Бедственное состояние принадлежавших ему по наследству деревень не позволяло ему опереться хотя бы на доходы от них.
Увеличивающиеся снежным комом в связи с этим долги, невероятно нервозная обстановка в семье, связанная с откровенно-наглым и вызыващим поведением Дантеса вкупе с легкомысленно кокетничающей на глазах мужа Натали - всё это расшатывало нервы Пушкина, обостряло его и без того тяжёлое психическое состояние, приводило к мыслям о самоубийстве.

«Дуэль и смерть Пушкина, - пишет Зощенко, который одно время много занимался психологией и психоанализом, - в какой-то мере напоминает самоубийство или желание этого, может быть даже и не доведенное до порога сознания. Во всяком случае, если проследить всё поведение поэта за последние три-четыре года жизни, то это соображение покажется правильным.
Достаточно сказать, что Пушкин за последние полтора года своей жизни сделал три вызова на дуэль. Правда, два первых вызова (Соллогуб, Репнин) остались без последствий., но они были показательны – поэт сам стремился найти повод для столкновений. Настроение искало объект. Третья, состоявшаяся дуэль, привела Пушкина к гибели. Однако погиб не тот здоровый, вдохновенный Пушкин, каким мы его обычно представляем себе, а погиб больной, крайне утомлённый и неврастеничный человек, который сам искал и хотел смерти. Уже начиная с конца 1833 года жизнь Пушкина стремительно идёт к концу».

Известна запись о Пушкине в январе 1834 года (Граббе):
«Пылкого, вдохновенного Пушкина уже не было. Какая-то грусть лежала на его лице».

Осипова пишет в 1835 году:
«Приехал Пушкин, скучный и утомлённый...»

Муж сестры Пушкина:
«Она была (в январе 1836 года) поражена его худобой, желтизной лица и расстройством нервов. Ал.Серг. не мог долго сидеть на одном месте, вздрагивал от звонка и шума...»

Начиная с 1834 года в письмах Пушкина всё время попадаются такие фразы: «Жёлчь волнует меня...», «От жёлчи здесь не убережешься...», «У меня решительно сплин...», «Жёлчь не унимается...», «Все дни болит голова...», «Начал много, но ни к чему нет охоты...», «Головная боль одолела меня...»
«Эти письма, - по мнению Зощенко, - написаны человеком несомненно больным, разбитым и страдающим неврастенией.
Эта болезнь развивалась и усиливалась со дня на день и привела поэта к желанию смерти».
В подтверждение этой мысли Зощенко приводит отрывок из письма знакомой Пушкина по Тригорскому П.А.Осиповой А.И.Тургеневу:
«Встретившись за несколько дней до дуэли с баронессой Вревской, Пушкин, сам сообщил ей о своём намерении искать смерти». Пушкин бы непреклонен. Наконец, она напомнила ему о детях его. «Ничего, - раздражительно отвечал он, - император, которому известно всё моё дело, обещал мне взять их под своё покровительство».

При всём при этом есть свидетельства и другого рода, находящиеся в противоречии с гипотезой Зощенко и вообще с идеей «дуэль-самоубийство»:

Вот что вспоминал А.И.Тургенев:
«Я видел его накануне весёлого, полного жизни, без малейших признаков задумчивости: мы долго разговаривали о многом, и он шутил и смеялся... 3-го и 4-го дня я также провёл с ним большую часть утра, мы читали бумаги, кои готовил он для 5-ой книжки своего журнала».
Вяземский вспоминает как вечером 26 января, на балу у графини Разумовской, Пушкин подошёл к нему и попросил его написать в Варшаву П.Б.Козловскому, напомнив ему о том, что он обещал статью для «Современника», который выпускал и редактировал Пушкин.
Полный недоумения Жуковский отмечает, что Пушкин «за час перед тем, как ему ехать стреляться, написал письмо Ишимовой (воспоминания которой он собирался печатать в своём журнале) как будто бы ничего иного у него в эту минуту в уме не было».
В эти же дни, незадолго до дуэли, он встречается с Далем, Одоевским и другими авторами, чьи произведения он намеревался печатать в ближайшем номере «Современника».

А.Н.Вульф в своих «Рассказах о Пушкине» утверждал, что по его мнению «Перед дуэлью Пушкин не искал смерти: напротив, надеясь застрелить Дантеса, поэт, по свидетельству
близкого к нему современника, располагал поплатиться за это лишь новою ссылкою в Михайловское... и там-то на свободе предполагал заняться составлением «Истории Петра Великого».

Отчаянье что-либо изменить постоянно боролось в нём с решимостью противостоять судьбе, противостоять несмотря ни на что, вопреки собственным страхам и тяжёлым предчувствиям.

«Естественно ли, - вопрошал Баратынский в письме Вяземскому, - что великий человек, в зрелых летах, погиб на поединке, как неосторожный мальчик? Сколько тут вины его собственной, чужой, несчастного предопределения?»

Продолжение следует.
Читайте ч.2
http://www.stihi.ru/2015/02/02/9354

_____________

Использованная литература

Серена Витале, Вадим Старк «Чёрная речка до и после».
К истории дуэли Пушкина. Письма Дантеса.
Из-во журнала «Звезда», Санкт-Петербург. 2000 г.

И.Ободовская, М.Дементьев
«Наталья Николаевна Пушкина».
Москва, Из-во «Советская Россия». 1985 г.

В.Вересаев
«Пушкин в жизни».
Из-во «Московский рабочий». 1984 г.

В.Вересаев
«Загадочный Пушкин».
Москва. Из-во «Республика». 1996 г.

А.С.Мельников
«Друзья! Вам сердце оставляю...»
Хроника жизни и творчества Пушкина.
Москва. Из-во «Олма-Пресс». 1999 г.

«Мир Пушкина. Семейные предания Пушкиных»
Санкт-Петербург. Из-во «Пушкинского фонда». 2003 г.

«А.С.Пушкин в воспоминаниях современников»
Москва. Из-во «Художественная литература». 1985 г.
Ариадна-Тырнова Вильямс
«Пушкин». ЖЗЛ.
Москва. Из-во «Молодая гвардия». 1998 г.

А.С.Пушкин
Письма 1831-1837.
Собрание сочинений. Т. 10.
Москва. Из-во «Художественная литература». 1978 г.
Пушкин и Лермонтов. Две судьбы, две дуэли. ч2
Яков Рабинер
ПУШКИН И ЛЕРМОНТОВ.
ДВЕ СУДЬБЫ, ДВЕ ДУЭЛИ.

ЧАСТЬ 2
ЛЕРМОНТОВ.

ЛЕРМОНТОВ КРУПНЫМ ПЛАНОМ.

«Прошлую зиму я встретился с ним в Петербурге в одном доме, именно у Арсеньевых, его родственников, - пишет о Лермонтове приятель Пушкина А.Н.Вульф, - и с любопытством вглядывался в черты его лица, думая, не удастся ли на нём подглядеть напечатления этого великого таланта, который так сильно проявлялся в его стихах.
Ростом он был невелик и не строен; в движениях не было ни ловкости, ни развязности, ни силы; видно, что тело не было у него никогда ни напрягаемо, ни развиваемо... Голова его была несоразмерно велика с туловищем, лоб его показался для меня замечательным своею величиною; смуглый цвет лица и чёрные глаза, чёрные волосы, широкое скуластое лицо напомнили мне что-то общее с фамилией Ганнибалов, от которого по матери и Пушкин происходит.
Хотя вдохновение и не кладёт тавра на челе, в котором гнездится, но всё, кажется есть в человеке черты, в которых проявляется гениальность человека.
Так и у Лермонтова страсти пылкие отражались в больших, широко расставленных чёрных глазах, под широким нависшим лбом и в остальных крупных очерках его лица».

Несколько иначе описывает наружность Лермонтова Боденштедт, много занимавшийся впоследствии переводом произведений Лермонтова на немецкий язык:
«У вошедшего была гордая, непринуждённая осанка, средний рост и замечательная гибкость движений. Вынимая при входе носовой платок, чтобы обтереть мокрые усы, он выронил на пол бумажник или сигарочницу и при этом нагнулся с такою ловкостью, как будто был вовсе без костей, хотя плечи и грудь у него были довольно широки.
Гладкие, слегка вьющиеся по обеим сторонам волосы оставляли совершенно открытым необыкновенно высокий лоб. Большие, полные мысли глаза вовсе не участвовали в насмешливой улыбке, игравшей на красиво очерченных губах молодого человека».

СТРЕЛКА СУДЬБЫ
ПОКАЗЫВАЕТ НА ПЯТИГОРСК
И НА ДУЭЛЬ

Когда стихотворение Лермонтова «Смерть поэта» вызвало неслыханный шум и возмущение среди наиболее консервативной части светского общества, увидевшего в нём «призыв к революции», более других ужаснулась последствиям этого его бабушка. Она самозабвенно любила своего внука, плотно опекала его с тех пор как умерла рано от чахотки её дочь, мать Лермонтова. Где угрозами, где посулами она добилась от зятя передать ей все права на внука, запрещая ему многие годы даже видиться с сыном. Теперь она бросилась использовать все свои связи при дворе, стараясь хоть в какой-то мере облегчить участь своего любимого Мишеля.
Она даже предложила, как пишет В.П.Бурнашев «словно фальшивые ассигнации, исхитить их (стихи) из обращения в публике, но это решительно невозможно: они распространялись с быстротою, и вскоре их читала вся Москва, где старики и старухи, преимущественно на Тверской, объявили их чисто революционными и опасными».

Лермонтова подвергли сначала домашнему аресту, а затем по Высочайшему повелению перевели в Нижегородский драгунский полк, действующий на Кавказе. Позже, хлопотами бабушки, его переводят в гусарский полк, стоявший в Новгороде. В январе 1838 г. Лермонтов уже в Петербурге.
Через два года, в наказание за дуэль с сыном французского посла Э.Баранта, его приговаривают к повторной ссылке на Кавказ.

В начале февраля 1841 года, Лермонтов получает двухмесячный отпуск и вновь приезжает в Петербург. Он лелеет мечту получить отставку. У него обширные литературные планы: основать свой журнал, написать роман-трилогию о жизни в русском обществе, в котором события простирались бы «от дней Екатерины и Александра I до современного ему времени», ну и конечно стихи, среди них - продолжение работы над поэмой «Демон» и другие поэтические замыслы.
Знал он о «победных лаврах», обещанных ему за мужество, проявленное в боях на Кавказе. В рапорте от 5 марта 1840 г. генерал-адъютант Граббе испрашивал для Лермонтова орден св. Владимира 4-й степени. Полковник Голицын, в том же наградном списке, предлагал наградить Лермонтова золотой саблей с надписью «за храбрость».
Вместо этого, на него обрушивается «ледяной душ» императорской опалы. Указом свыше награждение его орденом и саблей аннулируется. «Из Валерикского представления меня здесь вычеркнули!» - грустно констатирует он в одном из писем.
Кроме того, он получает приказ в течение 48 часов покинуть Петербург и вернуться в свой полк на Кавказе. Власть решила держать его как можно дальше от Петербурга и Москвы.

Причин для опалы было много, но последней каплей оказалось, как посчитали наверху, его предосудительное поведение на балу у Воронцовых, где присутствовал «двор».
Авторы сборника «Лермонтов в жизни» пишут: «Появление опального армейского поручика там, где присутствовали император, иператрица и великие князья, «нашли неприличным и дерзким».
Дерзким был костюм, в котором он явился на великосветский бал и то, что, он продолжал танцевать, делая вид, что не замечает попыток великого князя сделать ему замечание.
«Приехав сюда в Петербург, - пишет Лермонтов Д.С.Бибикову, - я на другой же день отправился на бал к г-же Воронцовой, и это нашли неприличным и дерзким. Что делать? Кабы знал, где упасть, соломки бы подостлал».

Перед отъездом на Кавказ, в гостиной Карамзиных, давних друзей Пушкина, Лермонтов застаёт среди других гостей и бывшую жену Пушкина.
Между ними происходит разговор, о котором со слов своей матери рассказала впоследствии А.П.Арапова, дочь Натали от её второго брака:

«Слишком хорошо воспитанный, чтобы чем-нибудь выдать чувства, оскорбительные для женщины, он (Лермонтов) всегда избегал всякую беседу с ней, ограничиваясь обменом пустых, условных фраз.
Матери это было тем более чувствительно, что многое в его поэзии меланхолической струей подходило к настроению ее души, будило в ней сочувственное эхо. Находили минуты, когда она стремилась высказаться, когда дань поклонения его таланту так и рвалась ему навстречу, но врожденная застенчивость, смутный страх сковывали уста. Постоянно вращаясь в том же маленьком кругу, они чувствовали незримую, но непреодолимую преграду, выросшую между ними.
Наступил канун отъезда Лермонтова на Кавказ. Верный дорогой привычке, он приехал провести последний вечер к Карамзиным, сказать грустное прости собравшимся друзьям. Общество оказалось многолюднее обыкновенного, но, уступая какому-то необъяснимому побуждению, поэт, к великому удивлению матери, завладев освободившимся около нее местом, с первых слов завел разговор, поразивший ее своей необычайностью.
Он точно стремился заглянуть в тайник ее души и, чтобы вызвать ее доверие, сам начал посвящать ее в мысли и чувства, так мучительно отравлявшие его жизнь, каялся в резкости мнений, в беспощадности осуждений, так часто отталкивавших от него ни в чем перед ним не повинных людей.
Мать поняла, что эта исповедь должна была служить в некотором роде объяснением; она почуяла, что упоение юной, но уже признанной славой не заглушило в нем неудовлетворенность жизнью. Может быть, в эту минуту она уловила братский отзвук другого, мощного, отлетевшего духа, но живое участие пробудилось мгновенно, и, дав ему волю, простыми, прочувствованными словами она пыталась ободрить, утешить его, подбирая подходящие примеры из собственной тяжелой доли. И по мере того как слова непривычным потоком текли с ее уст, она могла следить, как они достигали цели, как ледяной покров, сковывавший доселе их отношения, таял с быстротою вешнего снега, как некрасивое, но выразительное лицо Лермонтова точно преображалось под влиянием внутреннего просветления.
В заключение этой беседы, удивившей Карамзиных своей продолжительностью, Лермонтов сказал:
— Когда я только подумаю, как мы часто с вами здесь встречались!.. Сколько вечеров, проведенных здесь, в этой гостиной, но в разных углах! Я чуждался вас, малодушно поддаваясь враждебным влияниям. Я видел в вас только холодную неприступную красавицу, готов был гордиться, что не подчиняюсь общему здешнему культу, и только накануне отъезда надо было мне разглядеть под этой оболочкой женщину, постигнуть ее обаяние искренности, которое не разбираешь, а признаешь, чтобы унести с собою вечный упрек в близорукости, бесплодное сожаление о даром утраченных часах! Но когда я вернусь, я сумею заслужить прощение и, если не слишком самонадеянна мечта, стать когда-нибудь вам другом. Никто не может помешать посвятить вам ту беззаветную преданность, на которую я чувствую себя способным.
— Прощать мне вам нечего, — ответила Наталья Николаевна, — но если вам жаль уехать с изменившимся мнением обо мне, то поверьте, что мне отраднее оставаться при этом убеждении.
Прощание их было самое задушевное, и много толков было потом у Карамзиных о непонятной перемене, происшедшей с Лермонтовым перед самым отъездом.
Ему не суждено было вернуться в Петербург, и когда весть о его трагической смерти дошла до матери, сердце ее болезненно сжалось. Прощальный вечер так наглядно воскрес в ее памяти, что ей показалось, что она потеряла кого-то близкого.
Мне было шестнадцать лет, я с восторгом юности зачитывалась «Героем нашего времени» и все расспрашивала о Лермонтове, о подробностях его жизни и дуэли. Мать тогда мне передала их последнюю встречу и прибавила:
— Случалось в жизни, что люди поддавались мне, но я знала, что это было из-за красоты. Этот раз была победа сердца, и вот чем была она мне дорога. Даже и теперь мне радостно подумать, что он не дурное мнение обо мне унес с собою в могилу».

Сопровождать Лермонтова на Кавказ назначили капитана Нижегородского гусарского полка, родственника Лермонтова А.Столыпина, известного в то время под прозвищем «Монго». Согласно предписанию, которое имелось у Столыпина, Лермонтов должен был ехать в полк, расположенный в Темир-Хан-Шуру.
По дороге оба остановились недалеко от Пятигорска, в Георгиевске. Настойчивое желание Лермонтова ехать непременно в Пятигорск застала сопровождающего его Столыпина явно врасплох.
«...На другое утро Лермонтов, - вспоминал встретивший их в пути Магденко, - входя в комнату, в которой я со Столыпиным сидели уже за самоваром, обратясь к последнему, сказал: «Послушай, Столыпин, а ведь теперь в Пятигорске хорошо (он назвал несколько имён), поедем в Пятигорск».
Столыпин отвечал, что это невозможно. «Почему?» быстро спросил Лермонтов. - Решайся, Столыпин, едем в Пятигорск!». С этими словами Лермонтов вышел из комнаты.
Столыпин сидел, задумавшись. «Ну что, - спросил я его, - решаетесь, капитан?»
«Помилуйте, как нам ехать в Пятигорск, ведь мне поручено везти его в отряд.
«Вон, - говорил он, указывая на стол, - наша подорожная, а там инструкция – посмотрите». Дверь отворилась, быстро вошёл Лермонтов, сел к столу и, обратясь к Столыпину, произнёс повелительным тоном: «Столыпин, едем в Пятигорск!»
С этими словами вынул он из кармана кошелёк с деньгами, взял из него монету и сказал:
«Вот, послушай, бросаю полтинник, если упадёт кверху орлом – едем в отряд, если решёткой – едем в Пятигорск. Согласен?». Столыпин молча кивнул головой. Полтинник был брошен, и к нашим ногам упал решёткой вверх.
Лермонтов вскочил и радостно закричал: «В Пятигорск, в Пятигорск!»

Уже находясь в Пятигорске и, заручившись от известного своей сердобольностью врача справкой, Лермонтов пускается во все тяжкие, чтобы оправдать перед военным начальством свою, вопреки предписанию, поездку в Пятигорск.

«...утром, часов в девять, явились в комендантское управление. Полковник Ильяшенков, человек старого закала, недалёкий и боязливый до трусости, находился уже в кабинете. При докладе плац-адъютанта о том, что в Пятигорск приехал Лермонтов со Столыпиным, он схватился за голову обеими руками и, вскочив с кресла, живо заговорил:
- Ну, вот опять этот сорвиголова к нам пожаловал! Зачем это?
- Приехал на воды, - ответил плац-адъютант.
- Шалить и бедокурить! – вспылил старик, - а мы отвечай потом! ..Да у нас и мест нет в госпитале, нельзя ли их спровадить в Егорьевск?.. а?.. Я уже не знаю, право, что нам с ними делать?..
- Ну, позовите их, - махнул рукой комендант, и Столыпин с Лермонтовым были введены в кабинет.
- А, здравствуйте, господа, - приветствовал их нахмуренный представитель власти, сделав шаг вперёд, - зачем и надолго ли пожаловали?
- Болезнь загнала, господин полковник, - начал было речь Лермонтов, но Ильяшенков, желая выказать строгость, перебил его словом «позвольте!» - и, обратившись к Столыпину, сказал:
- Вы – старший, отвечайте.
Столыпин объяснил причину прибытия и подал медицинское свидетельство и рапорт о дозволении лечиться в Пятигорске. Его примеру последовал и Лермонтов.
Комендант, прочитав рапорты, передал их плац-адъютанту с приказанием представить их в штаб, а молодым людям, пожав руки, сказал:
- Хотя у меня в госпитале и нет мест, ну, да что с вами делать, оставайтесь! Только с уговором, господа, не шалить и не бедокурить! В противном случае вышлю в полки, так и знайте!
- Больным не до шалостей, господин полковник, - отвечал с поклоном Столыпин.
- Бедокурить не будем, а повеселиться немножко позвольте, господин полковник, - поклонился, в свою очередь, почтительно Лермонтов. – Иначе ведь мы можем умереть от скуки, и вам же придётся хоронить нас.
- Тьфу, тьфу! – отплюнулся Ильяшенков. – Что это вы говорите!
Хоронить людей я терпеть не могу. Вот если бы вы, который-нибудь, женились здесь, тогда бы я с удовольствием пошёл к вам на свадьбу.
- Жениться!.. тьфу, тьфу! – воскликнул с притворным ужасом Лермонтов, пародируя коменданта. – Что это вы говорите, господин полковник, да я лучше умру!
- Ну вот, ну вот! Я так и знал, - замахал руками Ильяшенков, - вы неисправимы, сами на себя беду накликаете. Ну, да идите с Богом и устраивайтесь!.. а там что Бог даст, то и будет.
И он откланялся. Аудиенция закончилась»

П.К.Мартьянов. «Лермонтов в жизни».

В Пятигорске, как пишет Е.П. Ростопчина: «Он спешит дать понять Мартынову, презрительно называемому им Мартышкой, что он в Пятигорске. «Потирая руки от удовольствия, Лермонтов сказал Столыпину: «Ведь и Мартышка, Мартышка здесь. Я сказал Найтаки, чтобы послали за ним».
Она же пишет: «Прибыв на Кавказ, в ожидании экспедиции, Лермонтов поехал на воды в Пятигорск. Там он встретился с одним из своих приятелей, который с давних пор бывал жертвой его шуток и мистификаций. Он принялся за старое, и в течение нескольких недель Мартынов был мишенью всех безумных выдумок поэта».

Лермонтов был знаком с Николаем Мартыновым давно. И тот и другой учились в Школе юнкеров, по окончанию которой осенью 1834 года Лермонтов был произведён в корнеты лейб-гвардии гусарского полка, а Мартынов зачислен корнетом в кавалергардский полк, где, кстати, служил в то время и Жорж Дантес.
Лермонтов и Мартынов были долгое время приятелями. Лермонтов нередко бывал в гостях у Мартынова и, судя по некоторым предположениям, особо симпатизировал (или был влюблён) в одну из его сестёр. А.И.Бибикова упомянула об этом в своих записках:
«Неравнодушна к Лермонтову была сестра Н.С.Мартынова... Лермонтов был сильно влюблён и сильно ухаживал за нею, а может быть и прикидывался влюблённым».

О частых встречах с Лермонтовым в Москве вспоминал позже Мартынов:
«В Москве я остановился недели на две. Всё моё семейство жило там постоянно, но в этот год и оно поднималось на Кавказ. Отец был болен, и доктора предписали ему лечение кавказскими минеральными водами... В эту самую эпоху проезжал через Москву Лермонтов. Он был переведен из гвардии в Нижегородский драгунский полк тем же чином за стихи, написанные им на смерть Пушкина. Мы встречались с ним почти всякий день, часто завтракали вместе у Яра...»
С отъезжавшим на Кавказ Лермонтовым родные Мартынова передали пакет, в который отец Мартынова вложил деньги для сына, а сестра - свой дневник. Лермонтов по приезду на Кавказ сказал Мартынову, что у него украли пакет и вернул Мартынову деньги, которые в нём были. Этот злополучный пакет называется среди других причин дуэли. Он упоминается в записках Мартынова, который таким образом пытался оправдать свою вражду с поэтом. Согласно этой его версии, Лермонтов для того, чтобы узнать из дневника сестры Мартынова её мнение о себе, вскрыл пакет, а затем соврал Мартынову, что его обокрали.
В письме отцу от 5 окт.1837 г. Мартынов упоминает о пропаже этого пакета: «Триста рублей, которые вы мне послали через Лермонтова, получил, но писем никаких, потому что его обокрали в дороге, и деньги эти, вложенные в письме также пропали, но он, само собой разумеется, отдал мне свои».
«Из семейной переписки Мартыновых видно, что Лермонтова подозревали в намеренной непередаче Н.С.Мартынову писем от его сестёр и отца. Лермонтов сказал Мартынову, что пакет с письмами у него украли в дороге, но в то же время хотел вернуть ему находившиеся в этом пакете деньги, о которых Лермонтову ничего не должно было быть известно. «Я думаю, - говорил потом старик Мартынов сыну, - что если Лермонтов узнал, что в письмо было вложено триста рублей, то он либо ясновидец, либо письмо это вскрыл».
Лермонтов М.Ю. – ПСС (полное собрание сочинений), 1913 г., т.5, с СХУ

Вот что пишет о Мартынове автор биографической справки в Википедии:
«Николай Мартынов получил прекрасное образование, был человек весьма начитанный и с ранней молодости писал стихи...
Среди литературных произведений Мартынова чаще всего упоминается его поэма «Герзель-аул», повесть «Гуаша», стихотворение «Декабрист».
Прослужив некоторое время в кавалергардском полку, Мартынов в 1837 г. отправился добровольцем на Кавказ...Был награждён орденом Св.Анны 3-й степени с бантом. К моменту ссоры с Лермонтовым имел чин майора в отставке».

ПРЕДСКАЗАНИЯ РАННЕЙ СМЕРТИ

Гибель Лермонтову предсказала принимавшая роды акушерка, которая сказала, что «этот мальчик не умрёт своей смертью».
В Петербурге за несколько дней до последнего оттъезда на Кавказ «Лермонтов, - пишет его биограф Висковатов, - с кем-то из своих товарищей посетил известную тогда в Петербурге ворожею, предсказавшую смерть Пушкину от «белого человека» - Александру Филипповну (Кирхгоф). Лермонтов, выслушав, что гадальщица сказала его товарищу, с своей стороны спросил: будет ли он выпущен в отставку и останется ли в Петербурге? В ответ он услышал, что в Петербурге ему вообще больше не бывать, не бывать и отставки от службы, а что ожидает его другая отставка, «после коей уж ни о чём просить не станешь». Лермонтов очень этому смеялся, тем более что вечером того же дня получил отсрочку отпуск и опять возмечтал о вероятии отставки. «Уж если дают отсрочку за отсрочкой, то и совсем выпустят», - говорил он. Но когда неожиданно пришёл приказ поэту ехать (на Кавказ), он был сильно поражён. Припомнилось ему предсказание. Грустное настроение стало ещё заметнее, когда после прощального ужина, Лермонтов уронил кольцо, взятое у Соф.Ник. Карамзиной, и, несмотря на поиски всего общества, из которого многие слышали как оно катилось, его найти не удалось».
П.А.Висковатов. Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество.

ТЯЖЁЛЫЕ ПРЕДЧУВСТВИЯ

В письме Александру Дюма (он путешествовал по России в середине 50-х гг. и пожелал узнать побольше о судьбе русских писателей и поэтов) графиня Ростопчина вспоминала о Лермонтове:
«Лермонтову очень не хотелось ехать (на Кавказ), у него были всякого рода дурные предчувствия. Около конца апереля или начала мая мы собрались на прощальный ужин, чтобы пожелать ему доброго пути... Во время всего ужина и на прощанье Лермонтов только и говорил об ожидавшей его скорой смерти. Я заставляла его молчать и стала смеяться над его, казавшимися пустыми, предчувствиями, но они поневоле на меня влияли и сжимали сердце...»

На людях, как пишет П.Висковатов, Лермонтов «бывал... всегда почти весел и шаловлив, на одиноких прогулках и при работе – погружённым в себя и до меланхолии грустен... Один из тогдашних посетителей Минеральных вод, товарищ поэта по Школе (юнкеров) г.Гвоздев, поздно вечером встретил Михаила Юрьевича на одинокой прогулке. Он был мрачен и говорил о близкой смерти...»

В другом случае, вспоминал В.А.Соллогуб, «когда некто Владимир стал хвалить его стихотворение и сравнивать с Пушкиным, Лермонтов, грустно улыбнувшись, ответил: «Нет, брат, далеко мне до Александра Сергеевича, да и времени работать мало остаётся; убьют меня, Владимир».

Ю.Ф.Самарин: «Он говорил мне о своём будущем, о своих литературных проектах, и между прочим бросил несколько слов о своём близком конце».

«Сосредоточенность на судьбе неотделима у Лермонтова от постоянно мучивших его роковых предчувствий и прозрения будущего. «Судьба его, - пишет о Лермонтове исследователь И.Соловьёв, - представлялась ему роковой»...

«Силу, которую поэт чувствовал над собой, он, в соответствии со своим непреклонным индивидуализмом, настойчиво представлял в конечном итоге в виде отчуждённой, бесчувственной и «свирепой» судьбы, диалог с которой невозможен».

Р.А.Гальцева. Мотивы поэзии Лермонтова. Судьба».

ПРИЧИНЫ ДУЭЛИ

Говоря о причинах дуэли Лермонтова с Мартыновым, следует иметь ввиду путанные, нередко противоречивые свидетельства на этот счёт, неясность многих аспектов, которые помогли бы воссоздать более полную и правдивую картину всей этой трагической для Лермонтова развязки. Всё это, в свою очередь, создаёт широкий простор для разного рода версий, предположений и домыслов. Кто виноват в этой дуэли больше – Лермонтов или Мартынов? Как правило ответ на этот вопрос находится в сфере эмоционального и субъективного и зависит от того, насколько ближе вам мнение о событиях, происшедших в тот «чёрный» год.

«Общественное мнение (о причинах дуэли), - пишет Висковатов, - конечно разделилось, Говорили, что поэт был несносен: не Мартынов так другой непременно бы убил его. Большинство видело во всём происшествии «ссору двух офицеров из-за барышни». Называли Эмилию Александровну Клингенберг, другие сестру её, Надежду Петровну Верзилину. Толковали и о г-же Быховец. Взятый у неё накануне поэтом золотой ободок нашли повреждённым и облитым кровью в боковом кармане его».

«По большей части он (Мартынов) носил белую черкеску и чёрный бархатный или шёлковый бешмет или наоборот: чёрную черкеску и белый бешмет... Рукава черкески он обыкновенно засучивал, что придавало всей его фигуре смелый и вызывающий вид. Он был фатоват и, сознавая свою красоту, высокий рост и прекрасное сложение, любил щеголять перед нежным полом и производить эффект своим появлением. Охотно напускал он также на себя мрачный вид, щеголяя «модным байронизмом». Неудивительно, что Лермонтов, не выносивший фальши и заносчивости, при всём дружеском расположении к Мартынову, нещадно преследовал его своими насмешками».

П.А.Висковатов

«Действительно, Лермонтов надоедал Мартынову своими насмешками: у него был альбом, где Мартынов изображён был во всех видах и позах».

Э.А.Шан-Гирей (Верзилина)

«Лермонтов пал жертвой собственного характера, беспокойного и насмешливого. Он испытывал терпение Николая Мартынова, ничтожного, неумного, которого он описал в своём «Герое нашего времени» в лице Грушницкого. Он превратил его в козла отпущения, избрав мишенью своих сарказмов и шуток, и Мартынов, доведенный до крайности, не мог поступить иначе, как вызвать его на дуэль».

В.И.Анненкова

«Все подробности его поведения, приведшего к последней дуэли, носят черты фаталистического эксперимента»

В.С.Соловьёв

ПРЕДИСЛОВИЕ К ГИБЕЛИ

П.А.Висковатов, из книги «Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество»:
«...Лермонтов, приподнимая одной рукой крышку ломбардного стола, другою чертил мелом иллюстрации к своим рассказам. В это время танцы прекратились, и общество разбрелось группами по комнатам и углам залы. Князь Трубецкой сидел за роялем и играл что-то очень шумное. По другую сторону Надежда Петровна разговаривала с Мартыновым, который стоял в обыкновенном своём костюме – он и во время танцев не снял длинного своего кинжала – и часто переменял позы, из которых одна была изысканней другой. Лермонтов это заметил и, обратив наше внимание, стал что-то говорить по адресу Мартынова, а затем мелом, двумя-тремя штрихами, иллюстрировал позу Мартынова с большим его кинжалом на поясе, Но и Мартынов, поймав два-три обращённых на него взгляда, подозрительно и сердито посмотрел на сидевших с Лермонтовым.
«Перестаньте, Михаил Юрьевич! Вы видите – Мартынов сердится», - сказала Эмилия Александровна (Шан-Гирей). Под шумные звуки фортепиана говорили не совсем тихо, а скорее сдержанным только голосом. На замечание Эмилии Александровны Лермонтов что-то отвечал, улыбаясь, но в это время, как нарочно, Трубецкой, взяв сильный аккорд, оборвал свою игру. Слово «кинжал» отчётливо раздалось в устах Лермонтова. Мартынов побледнел, глаза сверкнули, губы задрожали, и, выпрямившись, он быстрыми шагами подошёл к Михаилу Юрьевичу и, гневно сказав: «Сколько раз я просил вас оставить свои шутки, особенно в присутствии дам!», отошёл на прежнее место.
«Это совершилось так быстро, - заметила Эмилия Александровна, - что Лермонтов мог только опустить крышку ломберного столика, но ответить не успел. Меня поразил тон Мартынова и то, что он, бывший на ты с Лермонтовым, произнёс слово вы с особенным ударением.
«Язык мой, враг мой!» - сказала я Михаилу Юрьевичу.
«Ce n’est rien; demain nous serons bons amis!» (Это ничего, завтра мы опять будем добрыми друзьями» - отвечал он спокойно.
Скоро стали расходиться, и никого не поразило когда, выходя из ворот дома Верзилиных, Мартынов остановил за рукав Лермонтова и, оставшись позади товарищей, сказал сдержанным голосом по-французски то же, что было им сказано в зале: «Вы знаете, Лермонтов, что я очень долго выносил ваши шутки, продолжающиеся, несмотря на неоднократное моё требование, чтобы вы их прекратили».
- Что же, ты обиделся? – спросил Лермонтов, продолжая идти вослед за опередившими его товарищами.
- Да, конечно обиделся.
- Не хочешь ли требовать удовлетворения?
- Почему же нет?!
Тут Лермонтов перебил его словами: «Меня изумляют и твоя выходка и твой тон... Впрочем, ты знаешь, вызовом меня испугать нельзя...хочешь драться – будем драться».
- Конечно, хочу, - отвечал Мартынов, - и потому разговор этот может считаться вызовом».

ПОПЫТКА ИЗБЕЖАТЬ ДУЭЛИ

На следующей день после вызова на дуэль, как пишет Н.П.Раевский: « собрались мы в нашей с Глебовым комнате. Пришёл и некий поручик Дорохов, знаменитый тем, что в 14-ти дуэлях участие принимал, за что и назывался он у нас бретер. Как человек опытный, он нам и дал совет.
- В таких случаях, - говорит, - принято противников разлучать на некоторе время. Раздражение пройдёт, а там, бог даст, и сами примирятся.
Мы его послушаться согласились, да и ещё решили попросить кого-нибудь из старших переговорить с нашими спорщиками...
Жребий поговорить с Лермонтовым пал на Столыпина.
«Столыпин сейчас же пошёл в рабочую комнату, где Михаил Юрьевич чем-то был занят. Говорили они довольно долго, а мы сидели и ждали, дыхание притаивши.
Столыпин нам после рассказывал, как было дело. Он, как только вошёл к нему, стал его уговаривать и сказал, что мы бы все рады были, кабы он уехал.
- Мало тебе и без того неприятностей было? Только что эта история с Барантом, а тут опять. Уезжай ты, сделай милость!
Михаил Юрьевич не рассердился, знал ведь, что все мы его любим.
- Изволь, - говорит, - уеду и всё сделаю, как вы хотите.
И сказал он тут же, что в случае дуэли Мартынов пускай делает как знает, а что сам
он целить не станет. «Рука, - сказал, - на него не поднимается!»
Как Столыпин рассказал нам всё это, мы обрадовались. Велели лошадь седлать, и уехал наш Михаил Юрьевич в Железноводск.
Устроили мы это дело, да и подумали, что конец, - и с Мартыновым всякие предосторожности оставили. Ан и вышло, что маху дали. Пошли к нему все, стали его убеждать, а он сидит угрюмый.
- Нет, - говорит, - господа, я не шучу. Я много раз его просил прежде, как друга, а теперь уж от дуэли не откажусь.

ГИБЕЛЬ НА ДУЭЛИ ИЛИ САМОУБИЙСТВО?

«Гибель М.Ю.Лермонтова: убийство или самоубийство?» так озаглавил свою статью на интернетовском сайте Академии Русской Словесности Калюжин Юрий Павлович.
Среди прочего он приводит мнение литературного критика Петра Перцова о том, что
«дуэль Лермонтова – замаскированное самоубийство. Самоубийство Вертера – с той же самой психологией «неприятия мира» и только без Шарлоты... Он не боялся «исчезнуть», а хотелось поскорее «мир увидеть новый».
Судя по реплике А.Блока о том,
что Лермонтов «бросился под пистолет своей волей», он тоже склонялся к тому, что дуэль Лермонтова была на самом деле самоубийством.

«На личность и характер Лермонтова наложили свой отпечаток многие обстоятельства, - рассуждает автор статьи в интернетовском сайте «Загадки истории», - ранняя смерть матери, разлука с отцом, реакционная обстановка в России после подавления восстания декабристов, надзор и цензура, интриги царского двора и окружения самого поэта, гибель его кумира Пушкина, мгновенная слава после написания стихов на его смерть, арест и ссылка на Кавказ в 1837 году, жестокие бои на Кавказе, вторая ссылка в 1840 году, постоянные болезни».
Физические проблемы, помимо неблагоприятных обстоятельств, были ещё одним мощным катализатором глубокой меланхолии, повышенного раздражения и жёлчи, а порой и самоубийственных настроений у Лермонтова.

Вот что пишет, говоря о состоянии здоровья Лермонтова в статье «Выстрел у подножия Машука» доцент М.И.Давидов:
«Ко дню поединка с Мартыновым М.Ю.Лермонтов находился в молодом, цветущем возрасте – ему было 26 лет и 9 месяцев. Однако сосотояние его здоровья было далеко от идеального.
Родился он от тяжело больной матери, которая страдала запущенной чахоткой и умерла от неё вскоре после родов. Беременность протекала с осложнениями, роды были очень тяжёлыми. Мальчик родился недоношенным, с уродствами туловища, рук и ног. В детстве Миша страдал рахитом, золотухой, переболел корью в тяжёлой форме, после которой 3 года не мог встать с постели.
В 1832 г. в манеже от удара копытом лошади юнкер Лермонтов получил открытый перелом правой большеберцовой кости. Кость плохо срослась, правая нога осталась деформированной, от чего Михаил сильно хромал».

Е.Г.Быховец:
«Он мне говорил, что жизнь ему ужасно надоела, судьба его так гнала, государь его не любил, великий князь ненавидел...»
«Нелюбовь царя» - пишут авторы сборника «Лермонтов в воспоминаниях современников», - воспринималась Лермонтовым как сознание собственной обречённости».

«Он мало дорожил той жизнью, какую должен был вести в России, и поэтому он охотно ставил жизнь на карту... – пишет знавший Лермонтова Ф.Боденштедт. Своё пресыщение жизнью он сильнее всего запечатлел в небольшом стихотворении, которое озаглавлено «Благодарность»:

БЛАГОДАРНОСТЬ

За всё, за всё тебя благодарю я:
За тайные мучения страстей,
За горечь слёз, отраву поцелуя,
За месть врагов и клевету друзей.
За жар души, растраченный в пустыне,
За всё, чем я обманут в жизни был...
Устрой лишь так, чтобы тебя отныне
Недолго я ещё благодарил».

ДУЭЛЬ

Приятели и друзья Лермонтова и Мартынова были настолько уверены в том, что дуэль закончится примирением противников, что приготовились по этому поводу к дружеской пирушке: накупили шампанского, накрыли столы.
«Мы, и я думаю сам Лермонтов, - вспоминал один из секундантов А.И.Васильчиков, - были убеждены, что дуэль кончится пустыми выстрелами и что, обменявшись для соблюдения чести двумя пулями, противники подадут себе руки и поедут...ужинать.
Когда мы выехали на гору Машук и выбрали место по тропинке, тёмная, грозовая туча поднималась из-за соседней горы Бештау.
Мы отмерили с Глебовым тридцать шагов, последний барьер поставили на десяти и, разведя противников на крайние дистанции, положили им сходиться каждому на десять шагов по команде «марш». Зарядили пистолеты. Глебов подал один Мартынову, я другой Лермонтову, и скомандовали: «Сходись!» Лермонтов остался неподвижен и, взведя курок, поднял пистолет дулом вверх, заслоняясь рукой и локтем по всем правилам опытного дуэлиста. (По некоторым свидетельствам Лермонтов в этот момент произнёс громко, так что это мог услышать Мартынов: «Не буду я стрелять в этого дурака!») В эту минуту, и в последний раз, я взглянул на него и никогда не забуду того спокойного, почти весёлого выражения, которое играло на лице поэта перед дулом пистолета, уже направленного на него. Мартынов быстрыми шагами подошёл к барьру и выстрелил. Лермонтов упал, как будто его скосило на месте, не сделав движения ни взад, ни вперёд, не успев даже захватить больное место, как это обыкновенно делают люди раненые или ушибленные.
Мы подбежали, В правом боку дымилась рана, в левом – сочилась кровь...»

«Неожиданный строгий исход дуэли даже для Мартынова был потрясающим, - пишет биограф Лермонтова П.А.Висковатов. - В чаду борьбы чувств, уязвлённого самолюбия, ложных понятий о чести, интриг и удалого молодечества, Мартынов, как и все товарищи, был далёк от сознания того, что творится. Поражённый исходом, бросился он к упавшему. «Миша, прости мне!» - вырвался у него крик испуга и сожаления...
В смерть не верилось. Как растерянные стояли вокруг павшего, на устах которого продолжала играть улыбка презрения. Глебов (один из секундантов и приятель Лермонтова) сел на землю и положил голову поэта к себе на колени. Тело быстро холодело... Васильчиков поехал за доктором, Мартынов – доложить коменданту о случившемся и отдать себя в руки правосудия...
Между тем, в Пятигорске трудно было достать экипаж для перевозки Лермонтова. Васильчиков, покинувший Михаила Юрьевича ещё до определения его смерти, старался привезти доктора, но никого не мог уговорить ехать к сражённому. Медики отвечали, что на место поединка при такой адской погоде они ехать не могут, а приедут на квартиру, когда привезут раненого. Действительно, дождь лил как из ведра, и совершенно померкнувшая окрестность освещалась только блистанием непрерывной молнии при страшных раскатах грома. Дороги размокли...
Тело Лермонтова всё время лежало под проливным дождём, накрытое шинелью Глебова, покоясь головой на его коленях...
Так лежал, неперевязанный, медленно истекавший кровью, великий юноша-поэт..»

В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я;
Глубокая еще дымилась рана,
По капле кровь точилася моя.

Лежал один я на песке долины;
Уступы скал теснилися кругом,
И солнце жгло их желтые вершины
И жгло меня — но спал я мертвым сном.

И снился мне сияющий огнями
Вечерний пир в родимой стороне.
Меж юных жен, увенчанных цветами,
Шел разговор веселый обо мне.

Но в разговор веселый не вступая,
Сидела там задумчиво одна,
И в грустный сон душа ее младая
Бог знает чем была погружена;

И снилась ей долина Дагестана;
Знакомый труп лежал в долине той;
В его груди дымясь чернела рана,
И кровь лилась хладеющей струёй.

Это стихотворение написано за месяц до роковой дуэли.

«И, может быть, я завтра умру!.. и не останется на земле ни одного существа, которое бы поняло меня совершенно. Одни почитают меня хуже, другие лучше, чем я в самом деле...Одни скажут: он был добрый малый, другие – мерзавец. И то и другое будет ложно. После этого стоит ли труда жить? А всё живёшь – из любопытства: ожидаешь чего-то нового... Смешно и досадно!»

М.Ю.Лермонтов. «Герой нашего времени».

ВЛАСТЬ И ПОЭТ
ИЛИ ПОСТФАКТУМ

_________

«Жена моя возвращалась из Могилёва и на одной станции неподалёку от Петербурга увидела простую телегу, на телеге солому, под соломой гроб, обёрнутый рогожею. Три жандарма суетились на почтовом дворе, хлопотали о том, чтобы скорее перепрячь курьерских лошадей и скакать дальше с гробом.
- Что это такое? - спросила моя жена у одного из находившихся здесь крестьян.
- А бог его знает что! Вишь, какой-то Пушкин убит – его мчат на почтовых в рогоже и соломе, прости господи – как собаку».

А.В. Никитенко. Дневник.

Резолюция Николая I (после прочтения стихотворения Лермонтова
«На смерть поэта»)

«Приятные стихи, нечего сказать; я послал Веймарна в Царское Село осмотреть бумаги Лермонтова и, буде обнаружатся ещё другие подозрительные, наложить на них арест. Пока что я велел старшему медику гвардейского корпуса посетить этого господина и удостовериться, не помешан ли он, а затем мы поступим с ним согласно закону».

«Государь по окончании литургии, войдя во внутренние покои кушать чай со своими, громко сказал: «Получено известие, что Лермонтов убит на поединке – собаке собачья смерть!». Сидевшая за чаем великая княгиня Мария Павловна...вспыхнула и отнеслась к этим словам с горьким укором. Государь внял сестре и, вошедши назад в комнату перед церковью, где ещё оставались бывшие у богослужения лица, сказал: «Господа, получено известие, что тот, кто мог заменить нам Пушкина, убит». Слышано от княгини М.А. Воронцовой, бывшей тогда замужем за родственником Лермонтова А.Г.Столыпиным».
П.И.Бартенев. Русский архив, 1911, №9. 160.

Фраза Николая I «Собаке – собачья смерть» упоминается также другими: князем
А.И.Васильчиковым – секундантом Мартынова на его дуэли с Лермонтовым и приятелем Лермонтова Н.И.Лорером. *См. примечание
_________

ДАЛЬНЕЙШАЯ СУДЬБА УБИЙЦ:
ДАНТЕСА И МАРТЫНОВА.

ДАНТЕС

В 1843 г. изгнанный из России Дантес был избран членом Генерального совета департамента Верхний Рейн, позднее - стал мэром г.Сульца, в котором находилось его имение. В Сульце есть даже улица его имени.
Был избран в Учредительное собрание. В мае 1852 г. будущий император Луи-Наполеон, готовивший переворот, посылает Дантеса в качестве своего представителя к трём европейским монархам, включая и Николая I. В благодарность за успешную миссию Луи-Наполеон (Наполеон III) назначает его пожизненным сенатором.
В 1855 г. награждён австрийским орденом Почётного легиона.
По рассказу внука Дантеса Луи Метмана:
«Дед был вполне доволен своей судьбой и впоследствии не раз говорил, что только вынужденному из-за дуэли отъезду из России он обязан своей блестящей политической карьерой, что не будь этого несчастного поединка, его ждало незавидное будущее командира полка где-нибудь в русской провинции, с большой семьёй и недостатком средств».
Есть сведения, что многие годы Дантес был осведомителем русского посольства в Париже.
Дантес скончался 5 февраля 1895 г. в возрасте 83 года в семейном имении Сульц, окружённый детьми и внуками.

МАРТЫНОВ

Был приговорён к разжалованию и заключён в крепость. Впоследствии приговор его был смягчён по личному распоряжению императора. Трёхмесячную гауптвахту ему заменили церковным покаянием и наложили на него епитимью сроком на пятнадцать лет. Как пишет биограф Лермонтова П.А.Висковатов «Мартынов отбывал церковное покаяние в Киеве с полным комфортом». В 1846 г. был Святейшим Синодом освобождён от покаяния.
После этого вернулся в родовое поместье в Нижегородской губерниии, женился на Софье Проскур-Сущанской. Был счастлив в семейной жизни, судя по воспоминаниям тех, кто знал Мартынова . В семье было 11 детей. Семья перебралась в поместье под Москвой, а затем и в Москву.
Есть сведения, что в последние годы жизни он всерьёз увлёкся спиритизмом и даже пытался вызвать дух убитого им Лермонтова.
_________________

примечания

* По этому поводу резко возражает П.А.Висковатов в лермонтовском сборнике:
«Был пущен слух, как бы в подтверждение того, что в самых высших сферах Лермонтова очень не любили и что по получении известия о смерти Лермонтова государь сказал: «Собаке – собачья смерть!» Это положительно неправда. Известие пришло в присутствии дежурного флигель-адъютанта Ал.Ил.Философова, родственника Михаила Юрьевича, и государь решительно ничего подобного не говорил».

Использованная литература

И.Гусляров, О.Карпухин
«Лермонтов в жизни».
Сиситематизированный свод
подлинных свидетельств современников.
Калининград. Из-во «Янтарный сказ». 1998 г.

«М.Ю. Лермонтов в воспомианиях современников».
Москва. Из-во «Художественная литература». 1989 г.

П.А.Висковатов
«Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество».
Москва. Из-во «Современник». 1987 г.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 28.01.2016. О личной дружбе.
• 27.01.2016. Коляска и книжки
• 23.01.2016. Дети подземелья.
• 22.01.2016. Об Ахматовой и Марине рецы.
• 21.01.2016. Олени
• 20.01.2016. О публикациях рец.
• 18.01.2016. Это и есть дух родины.
• 16.01.2016. Мамадорогая! - Маманегорюй!
• 14.01.2016. ***
• 13.01.2016. Стертая реца.
• 09.01.2016. О Белле Ахмадулиной 2.
• 08.01.2016. Инаугурационный переплет.
• 06.01.2016. Мммм-да...