Ольга Седакова.
В ореховых зарослях много пустых колыбелей.
Умершие стали детьми и хотят, чтобы с ними сидели,
чтоб их укачали, и страх отогнали, и песню допели:
– О сердце мое, тебе равных не будет, усни.
И ночь надо мной, и так надо мною скучает,
что падает ключ, и деревья ему отвечают,
и выше растут и, встречаясь с другими ключами...
– О сердце мое, тебе равных не будет, усни.
Когда бы вы спали, вы к нам бы глядели в окошко.
Для вас на столе прошлогодняя сохнет лепешка.
Другого не будет. Другое – уступка, оплошка,
– О сердце мое, тебе равных не будет, усни.
Там старый старик, и он вас поминает: в поклоне,
как будто его поднимают на узкой ладони.
Он знает, что Бог его слышит, но хлеба не тронет,
и он поднимает ладони и просит: возьми! –
усни, мое сердце: все камни, и травы, и руки,
их, видно, вдова начала и упала на землю разлуки,
и плач продолжался как ключ, и ответные звуки
орешник с земли поднимали и стали одни...
О, жить – это больно. Но мы поднялись и глядели
в орешник у дома, где столько пустых колыбелей.
Другие не смели, но мы до конца дотерпели.
– О сердце мое, тебе равных не будет, усни.
И вот я стою, и деревья на мне как рубаха.
Я в окна гляжу и держу на ладонях без страха
легчайшую горсть никому не обидного праха.
О сердце мое, тебе равных не будет, усни.
Ольга Седакова. "Горная колыбельная" (Вике Навериани)
Ольга Седакова
~ Дикий шиповник ~
Ты развернешься в расширенном
сердце страданья,
дикий шиповник,
о, ранящий сад мирозданья.
Дикий шиповник и белый, белее любого.
Тот, кто тебя назовет, переспорит Иова.
Я же молчу, исчезая в уме из любимого взгляда,
глаз не спуская и рук не снимая с ограды.
Дикий шиповник
идет, как садовник суровый,
не знающий страха,
с розой пунцовой,
со спрятанной раной участья под дикой рубахой.
~ Тристан и Изольда ~
Послушайте, добрые люди,
повесть о смерти и любви.
Послушайте, кто хочет,
ведь это у всех в крови.
Ведь сердце, как хлеба, ищет
и так благодарит,
когда кто-то убит,
и кто-то забыт,
и кто-то один, как мы.
Монашеское платье
сошьем себе из тьмы,
холодной воды попросим
и северной зимы:
она прекрасна, как топаз,
но с трещиной внутри.
Как белый топаз у самых глаз,
когда сидят облокотясь
и глядят на фонари.
Судьба похожа на судьбу
и больше ни на что:
ни на глядящую к нам даль,
ни на щит, ни на рог, ни на Грааль,
ни на то, что у ворот.
И кто это знает, тому не жаль,
что свет, как снег, пройдет.
О будь кем хочешь, душа моя,
но милосердна будь:
мы здесь с котомкой бытия
у выхода медлим – и вижу я,
что всем ужасен путь.
Тебе понравятся они
и весь рассказ о них.
Быть может, нас и нет давно,
но, как вода вымывает дно,
так мы, говоря, говорим одно:
послушайте живых!
Когда я начинаю речь,
мне кажется, я ловлю
одежды уходящий край,
и кажется, я говорю: Прощай,
не узнавай меня, но знай,
что я, как все, люблю.
И если это только тлен,
и если это в аду –
я на коленях у колен
стою и глаз не сведу.
И если дальше говорить,
глаза закрыть и слова забыть
и руки разжать в уме –
одежда будет говорить,
как кровь моя, во мне.
Я буду лгать, но не обрывай:
Я ведь знаю, что со мной,
я знаю, что руки мои в крови
и сердце под землей.
Но свет, который мне светом был
и третий свет надо мной носил
в стране небытия, –
был жизнью моей, и правдой был,
и больше мной, чем я.
Будем жить мы долго,
так долго, как живут у воды деревья,
как вода им корни умывает,
и земля с ними к небу выходит,
Елизавета – к Марии.
Будем жить мы долго, долго.
Выстроим два высоких дома:
тот из золота, этот из мрака,
и оба шумят, как море.
Будут думать, что нас уже нет...
Тут-то мы им и скажем:
– По воде невидимой и быстрой
уплывает сердце человека.
Там летает ветхое время,
как голубь из Ноева века.
из литургической поэзии
- Слово огласительное
на Пасху Иоанна Златоустаго -
Если кто благочестив и боголюбив, пусть насладится
он славным и светлым этим торжеством.
Если кто раб благоразумный, пусть войдет он,
радуясь, в радость господина своего.
Если кто потрудился, постясь, пусть получит нынче
динарий.
Если кто работал с первого часа, пусть получит нынче
справедливое воздаяние.
Если кто пришел после третьего часа, пусть
с благодарностью празднует.
Если кто после шестого часа подошел, пусть
не смущается, ибо и его ничем не обделят.
Если кто и девятый час пропустил, пусть подходит
он, ничем не смущаясь, ничего не страшась.
Если кто к одиннадцатому часу подоспел, пусть
и он не смущается опозданием:
ибо владыка щедр и любит одарять,
и последнего принимает, как первого;
и пришедшего в одиннадцатый час отпускает на покой,
как и работавшего с первого часа:
и последнего милует, и первому угождает,
и тому воздает, и этого одаряет,
и сделанное принимает, и намерения приветствует,
и дела чтит, и замыслы хвалит.
Так входите же все в радость господина своего:
и первые, и вторые, получите плату за труд.
Богатые и бедные, друг с другом вместе ликуйте.
Усердные и ленивые, почтите день сей.
Постившиеся и не постившиеся, веселитесь сегодня.
Угощение обильное, все насладитесь.
Телец тучный, пусть никто не уйдет не насытясь:
все насладитесь пиром веры:
все примите богатство благости.
И никто пусть не рыдает о своем убожестве:
ибо явилось общее царствование.
И никто пусть не плачет о своих прегрешениях,
ибо прощение всем из гроба просияло.
И никто пусть не страшится смерти, ибо освободила
нас от смерти Спасителева смерть.
Он угасил ее, ею захваченный.
Он вывел пленников ада, сойдя во ад.
Он горечью напоил ад, вкусивший плоти Его.
И пророчествуя это, Исайя восклицал:
Ад, говорит, познал горечь, встретив Тебя
в преисподней.
Познал горечь, ибо он уничтожен.
Познал горечь, ибо он поруган.
Познал горечь, ибо умерщвлен.
Познал горечь, ибо низложен.
Познал горечь, ибо взят в плен.
Принял тело, и столкнулся с Богом.
Принял землю, и встретил небо.
Принял, что видел, и впал в то, чего не видел.
Где, смерть, твое жало? Где, ад, твоя победа?
Воскрес Христос, и пали демоны.
Воскрес Христос, и радуются ангелы.
Воскрес Христос, и жизни есть где жить.
Воскрес Христос, и ни единого мертвого нет в гробах:
ибо Христос восстал из мертвых, сделавшись
первенцем из умерших.
Ему слава и держава во веки веков.
* перевод Ольги Седаковой
Похвалим нашу землю,
похвалим луну на воде,
то, что ни с кем и со всеми,
что нигде и везде –
величиной с око ласточки,
с крошку сухого хлеба,
с лестницу на крыльях бабочки,
с лестницу, кинутую с неба.
Не только беда и жалость –
сердцу моему узда,
но то, что улыбалась
чудесная вода.
Похвалим веток бесценных, темных
купанье в живом стекле
и духов всех, бессонных
над каждым зерном в земле.
И то, что есть награда,
что есть преграда для зла,
что, как садовник у сада, –
у земли хвала.
Ольга Седакова
В геральдическом саду
зацветает виноград.
Из окна кричат: – Иду! –
и четырнадцать козлят
прыгают через дуду.
Прыгают через дуду
или скачут чрез свирель –
но пленительней зверей
никогда никто не видел.
Остальных Господь обидел.
А у этих шерстка злая –
словно бездна молодая
смотрит, дышит, шевелит.
Тоже сердце веселит.
У живого человека
сердце бедное темно.
Он внутри – всегда калека:
будь что будет – все равно.
Он не сядет с нами рядом,
обзаведясь таким нарядом,
чтобы цветущим виноградом
угощать своих козлят.
Как всегда ему велят.
Ольга Седакова
Ольга Седакова
Другие статьи в литературном дневнике:
