Антологии японской и африканской поэзии
Когда начинается зима, писатель пишет «Сегодня выпал снег» и перечисляет, что ожидает нас дальше. Сегодня, действительно, выпал снег. Как в первый день зимы. Настроение ровное, гладкое, как поверхность шариковой ручки. Я по обыкновению своему читаю или скачиваю книги. Их у меня огромная библиотека уже. Ворованный воздух. Украденное слово. Но всё мало, мало, мало и мало...
Каждой утро в половину шестого я читаю стихи и иду на работу. Не могу без этого. В сущности, и любовь к слову становится привычкой. Впрочем, всё у нас становится привычкой. Человек ходит одними и теми же дорогами, редко сворачивая в сторону.
Сегодня, когда возвращался домой сквозь (или через) ветер и снег, в голове бултыхались эти глупые, но язвительные словечки: «Боли так много внутри, что не хочу знать о боли чужой. Мы прокляты на одиночество. И одиночество нас убьет. Чертов эликсир, влитый в душу русской литературой».
Видимо, я недоволен своей жизнью. И оправдывать ее совсем не хочу.
Хватит писать.
Пойду читать.
А больше я и ничего не умею делать толком.
Какое запоздалое утешение, однако.
В конце дня
Лотос уснул,
Сложив лепестки.
Пусть завтра
Взойдет для него
Мирное солнце.
Токи Дзэммаро.
Вечер коротаю (от слова «кротость»?) с антологиями японской и африканской поэзии. Некоторые стихи от руки перепечатаю сюда (не все).
Если бы ты
Если бы ты
Эдельвейсом была,
Я залез бы на горную кручу,
Чтобы тебя сорвать.
Если бы ты
Была растеньем морским,
Погрузился бы я
В зеленую бездну,
Чтобы тебя
Со дна морского достать.
Если бы ты
Звонкоголосою птицей была,
Я пошел бы в глухие леса,
Чтобы услышать тебя.
Если бы ты
Звездою была,
Я бы все ночи не спал,
Чтобы только смотреть на тебя,
Свобода!
Казнь
Палачу
По душе темнота.
Убийца
Света дневного боится.
Человеку выбрили голову
И повели к эшафоту.
Должно быть,
Он улыбнулся,
Увидев хмурые лица
Чиновников.
Им надлежало
Придать законную силу
Убийству.
Ночь была,
И накрапывал дождь.
Палач торопился,
Боясь простудиться.
Чиновники,
Раскрыв свои черные зонтики,
Топтались на месте:
«Какая медлительность!
Надо кончать это дело...»
Он
Поглядел на них
И улыбнулся.
«Боятся, - подумал он, -
Все здесь боятся
Простуды».
Сейчас
Они домой возвратятся
И снова будут вдыхать
Запах ещё не остывших простынь.
А он
Будет спать
На жесткой постели,
От которой пахнет дождем.
Зехор Зерари.
Живая память
Наша кровь
Опять
Обретает корни.
Казалось,
Мы все забыли,
Но земля наша,
Впавшая в детство,
Снова прежними клокочет огнем.
Даже расстрелянный,
Человек ногтями впивается в землю,
Даже расстрелянный,
Он старается землю
На себя натянуть
Как одеяло, -
Скоро живым
Не останется места для сна.
А под одеялом земли,
В глубоких, как звезды, могилах,
Мертвецы, с пробитым сердцем в зубах,
Крепко держатся за корни деревьев,
Мертвецы
Выдахают своими пробитыми легкими
Землю -
Это она
Раскаленною пылью
Вливается в горло живым.
Это убитые предки
Бьют по памяти нашей
Раскаленными
Красными
Ядрами.
Катеб Ясин.
Я — человек!
Да, я невежда,
я зверь,
я всего лишь вонючий негр,
я пожираю червей,
и лесные плоды,
и корни, выкопанные из земли,
и лучком травы прикрываю срам.
И тело мое — на шраме шрам,
я многоженец, как павиан,
я покупаю жен
и продаю дочерей,
и клозетом мне служит зеленый куст,
и череп мой обрит наголо,
и в тыкве сухой хранится моя еда,
и я хватаю руками куски и рыгаю во время еды,
и в хижине — жалкой лачуге — живу,
и огонь развожу на камнях,
и пищу варю в глиняном грубом горшке,
я — варвар,
и искусство мое — примитив,
и ты говоришь про меня: темный, жалкий дикарь…
Но вчера…
Ты даже сумел позабыть, что кожа моя черна!
Вчера…
Вчера, потому что «родине» грозила беда,
и ты собирал солдат
и кричал:
—За свободу умрем! —
Вчера, потому что в бою
смешалась кровь твоя и моя —
черного красная кровь и белого красная кровь,
вчера, потому что я был бойцом,
отваги и верности
образцом,
вспомни, мы побратались с тобой,
и ты не скупился на лесть:
негр — самый лучший друг,
негр — непревзойденный герой!..
А сегодня…
Сегодня, когда я сам свободу выпустил из тюрьмы,
ты сразу вспомнил, что я — антипод,
и снова я — выкормыш обезьян,
пожиратель кузнечиков и саранчи,
снова я — черная мразь,
дикарь, которому клетка нужна,
а не свобода…
Рэй Отра.
Цивилизация
Они отыскали меня в моей первозданной
и сумрачной бамбуковой хижине.
Они отыскали меня,
одетого в смрадные шкуры,
меня, говорящего не на их языке,
и хохотавшего, как струя водопада,
и полюбившего черных богов,
тамтамы
и амулеты.
— Первобытный! Бедняга! — сказали они
и принялись за работу.
И вот мне на голову хлынул холодный душ
болтовни и книжных сентенций.
А потом меня втиснули
в узкий костюм
с чужого плеча.
А потом мне впрыснули в кровь,
в мою чистую, светлую кровь,
коварство, и алчность,
и алкоголь,
и блудливость,
и готовность продаться за грош
и братьев продать…
Ур-р-ра! Смотрите, какой я красивый —
цивилизованный человек!
Рене Филомбе
Скажи богу,
что я видел друзей моих, евших отбросы,
рывшихся в мусорных ящиках, каждый в своем…
Скажи ему,
что я мучился болью людей и его появления ждал…
Что молился все ночи, и душа моя кровоточила, но
в Диго-Роуд он не пришел,
скажи богу, скажи ему, что довольно в раю блаженствовать,
пусть он появится в этом аду…
Скажи богу, о! скажи ему,
что он слишком долго был в священных местах, где мы
молимся у алтарей
и где нет никого, только священники.
Скажи богу: пусть он в трущобы придет, о, скажи ему:
пусть он придет
Скорей!!
Огендо Хейстингс
Бум
Говорят, у нас в стране
наступило процветанье.
Посему на пропитанье
что-нибудь подайте мне.
Всем дельцам — хвала и честь!
Изобилье! Конъюнктура!
А жена твердит мне, дура:
«Дети плачут. Просят есть».
Крик стоит на всю округу:
«Много строится жилья!»
О, с каким подъемом я
прихожу к себе в лачугу!
Нашу славную страну
бум обогатил безмерно.
Я — от радости, наверно, —
скоро ноги протяну.
Л. Коса.
Каждое утро
Каждое утро
Я ищу тебя среди трупов
В двух шагах от нашего дома,
Каждую ночь
Темнота
Опять и опять извергает тела —
В двух шагах от нашего дома,
Под мостом,
Среди зарослей лавра.
Мне говорят:
Если жандармы увели человека —
Больше нет человека.
Каждое утро
Я ищу тебя среди трупов.
Я ищу. Я одна по утрам.
Лишь заря,
Многоликая, в красных кровавых рубцах,
Ходит молча со мной,
И ее немота означает молчанье
Твоей бессрочной отлучки.
Я ищу — и надеюсь,
Что в одно непонятное утро
Я встречу тебя
Среди зарослей лавра.
Мне говорят:
Если живая кровь человека
Бьется в сердце друзей,
Которых он, может быть, даже не знал, —
Такой человек не умрет.
Каждое утро
Я ищу тебя среди трупов.
Каждое утро
Мертвецы глядят на меня,
Широко раскрывая глаза.
Каждый глаз точно солнце,
Что втоптано в землю.
Я ищу тебя,
Я хочу тебе показать
Поле нашего завтра,
Наши посевы.
Я тебя жду, я узн;ю тебя
Среди зарослей лавра.
Я говорю:
Пусть скорее сгорит безнадежность.
Жизнь, горячее небо, долина мучений —
Все уместилось во мне.
Твоя плодородная кровь
Пропитала грядущее поле.
Каждое утро
В двух шагах от нашего дома
Я ищу тебя среди трупов.
Асиа Джебар.
Я проходил мимо дома горшечника —
Он молил, чтобы солнце светило всегда.
Когда я достиг шалаша земледельца,
Я услышал, что он призывает дождь.
Рыбаки молили бога о ветре,
А москиты просили затишья.
И наши друзья, и наши враги
Просят бога послать им удачу, —
Чью же молитву слышит бог?
Израэл Кафу Хо.
Ну, довольно...
Много крови, боли, слез, страданий, смерти, бунта, ярости, отчаяния, всё натянутое как тетива, сжатое в тугой комок, скрежет и скрип иглы по металлу кожи — исход боли. Рывки. Изломы. Вот бумага в руках. А вот теперь она горит. Цветок пламени. Исход самой жизни — пепел, прах. А что после праха? Кто на этот вопрос мне ответит?...
День этот закончился.
Вот и славно.
Другие статьи в литературном дневнике:
