Прочла у Эдуарда Балашова НА ВСЕХ ПУТЯХ /Эдуард Балашов/ Вспомнилось Цветаевское: Чужому Твои знамена - не мои! Не ринусь в красный хоровод Твои победы - не мои! Ревнители двух разных звезд - Есть у меня моих икон Пред ним - все клонятся клинки, И будем мы судимы - знай - 28 ноября 1920 ****** Далее, уже несколько дней меня занимает, идея о том, что все наши мысли и поступки тали слишком легки и легковесны из-за того, что стало их слишком много. Это не моя идея, это идея каких-то вероучений и философий, известных, в частности, Юрию Лоресу /некие блики этой идеи мелькали мне в Ветхом Завете, а теперь я на ту же идею в книге Лореса без конца натыкаюсь./ Сейчас вспомнилось, читая Балашова: НЕЗЕМНАЯ РЕКА Мне понравились стихи Балашова, и я как будто ощутило что-то... вечное... какую-то мощную, не разбрасывающуюся на мелочи надмирную силу... Это, собственно, всё, что пришло мне в голову именно в результате того, что я прочла балашовский текст; а далее, пусть простит меня Э.Балашов, я отчалила дальше по философиям и рассуждениям, ассоциациям, эмоциям, и приглашаю с собой в это маленькое плаванье читателя. Вспомнился, ассоциативно, текст Лореса: АДАМ Когда в конце восьмого дня Наступит день сороковой, Зачем? Ведь речь моя умрёт, -Я не знаю, правильно ли я поняла из прозаического текста Юрия Лореса "За яблоками", что в рамках предложенного человеку духовного постижения и духовного роста человек отказывается от слишком частных подробностей собственной личности, собственной психологии. Взамен этих утраченных, или, вернее, на задний план отодвинутых подробностей личности человек получает некое комплексное, интуитивное, надмировое восприятие реальности, пронизанность духом, силой. - Мне кажется, такой способ духовной работы, духовного постижения, может рассматриваться только как один из способов. Трудно спорить с тем, что этот способ даёт громадные результаты. Но, говоря против этого способа, я приведу здесь ещё один текст Юрия Лореса: В Хайфе идёт дождь Долгая зима, суетливый век, бесконечное лето. Значит, до сих пор вопреки всему небеса открыты. На твоём лице, на моём лице капли-поцелуи. Это для тебя над землёй висят миллионы радуг. Вот эта радость, это ощущение Хайфы и дождя, мне кажется, всё это имеет отношение к личности, к психологии, с тем самым "духом, помноженным на плоть". Если б дух "не был помножен на плоть", т.е. было бы исключительно духовное мировосприятие, с помощью такого восприятия нельзя было бы уловить ощущение идущего в Хайфе дождя и переполнится этим ощущением. Ощущением переполняется не только плоть, но и дух, м.б. дух в большей степени чем плоть /что впрочем спорно/; но бесспорно то, что для того, чтобы дух переполнился ощущением дождя в Хайфе, духу нужно было бы первоначальное осязательное ощущение, ощущение озона, прохлады, зрительное впечатление; никаких этих ощущений и впечатлений дух, находясь вне плоти, получить бы не мог. Исходя из всего вышесказанного у меня другая теория. Теория, взятая в данной книге на вооружение Лоресом, если я правильно поняла, заключается в том, что человек, обретя плоть, став "на грани добра и зла" таким образом потерял своё первоначальное и лучшее, чем сейчас, целостное исключительно духовное бытие? /Говорят, правда, что человек в Эдеме не был одним только духом, а обладал и плотью, но после "грехопадения" плоть поменяла свою сущность, стала подвержена болезням и сумасшествию?/ Вот это самое состояние "дух помноженный на плоть" представляется, в теории, которой пользуется в данной книге Лорес - представляется не то самим грехопадением, не то следствием некоего "грехопадения"? - Так вот, если я верно поняла теорию, которой был занят Лорес во время составления данной книги, то у меня другая теория. Именно, я полагаю, что дух нарочно воплотился в плоть, и ни грехопадением, ни ошибкой, никакой бедой это не было. Дух захотел обогатить себя впечатлениями, которые можно получить, только находясь в связи с плотью. Из этих соображений, наше дело на земле - собирать эти впечатления и развивать свою личность, свою психологию наиболее детально, потому что все эти впечатления, информацию, до некоторой степени способность ощущать так, как было во плоти, мы унесём с собой и в посмертие. ; Есть у меня ещё второе предположение, совершенно ужасное. Какие-то психи, по всей вероятности, мы сами, не могли прийти ни к какому результату в некем философском споре, и потому решили "проверить опытным путём". И вот, в плотском мире мы проверяем опытным путём эти философские вопросы. Имея в виду, какой в итоге с нами и вокруг нас происходит кошмар, идея была, мягко говоря, не обдуманная. * Далее я приведу ещё один текст Лореса. ЧЁРТОВО КОЛЕСО Крутит чёртик колесо и спешат. В конце концов, Шляпки, галстуки, пальто, Лишь вплетается в висок Но какой-то там вальсок Полоса за полосой, И летят, летят в лицо А душа, в конце концов, **NB По причине явного расхождения в терминологии я в общей цепи рассуждений опускаю то своё рассуждение, что душа стоит не очень много, поскольку является ничем иным, как энергетической матрицей, на которую всю жизнь записывается сознание, личность. Потерять при жизни эту энергетическую матрицу невозможно, а причинить ей вред видимо можно, если сильно постараться, но что для этого нужно сделать, я просто не имею представления. - В цепочке рассуждений я это рассуждение пропускаю, но эмоционально это несогласие сразу настраивает меня спорить с идеей текста** - Второе, сразу, эмоциональное несогласие: чёртик, в уменьшительном варианте, крутящий в парке яркое праздничное колесо, мне симпатичен; более того, почему-то я подозреваю по тексту, что этот чёртик сознательно ли, подсознательно ли симпатичен самому Лоресу. Так я это всё к чему: по-моему, симпатичен не только чёртик и колесо в парке, а гармоничному, здоровому психически человеку, к каковым себя полностью причислить тне могу, симпатичны также Шляпы, галстуки, пальто, И никаких таких ассоциаций с чертями тут быть по идее не должно, ну разве что к чертям как к образу автор относится положительно, а не отрицательно. Вот, далее, прожив всю жизнь среди текстов Серебряного века и далее Бродского, не могу, конечно, нескольких из этих текстов не привести. Бродский /я к тому, что шляпы, галстуки, пальто симпатичны/: В Рождество все немного волхвы. Сетки, сумки, авоськи, кульки, И разносчики скромных даров Пустота. Но при мысли о ней Тои празднуют нынче везде, Валит снег; не дымят, но трубят Но, когда на дверном сквозняке * Плывет в тоске необъяснимой Плывет в тоске необъяснимой Плывет в тоске необъяснимой Плывет во мгле замоскворецкой, Плывет в глазах холодный вечер, Твой Новый Год по темно-синей Анна Ахматова, опять же всё стихотворение построено на описании деталей и ощущений, которых вне плоти ощутить было бы невозможно: Жарко веет ветер душный, Сухо пахнут иммортели Пруд лениво серебрится, /Анна Ахматова/
/Анна Ахматова/ процитированные мной тексты, особенно ахматовские это всё тексты о прекрасном, здесь вспоминаются цитаты вроде "Мы встретились с тобою в храме и жили в радостном саду": Мы встретились с тобою в храме Мы миновали все ворота И вот пошли туда, где будем Стараясь не запачкать платья, Ты обернулась, заглянула Нет! Счастье — праздная забота, Сиди, да шей, смотри в окошко, Я близ тебя работать стану, Так вот, спрашивают у меня на встрече поэтов, детализировано воспринимать и описывать прекрасное и флаг бы мне в руки, но зачем не только описывать, а даже воспринимать детализированно всякий кошмар? *Здесь я, во-первых, ответила бы, что вещей, представляющихся мне совершенно кошмарными, беспросветными я, как правило, не описываю; а в частности стихотворение, прочитанное мною на встрече поэтов, было об очень сильной личности, для которой описанный в моём стихотворении кошмар всё же объединён общей лирикой, примерно как в процитированном мной тексте Бродского* - Это значит было во-первых, А во-вторых и в главных: этот кошмар, это не такого рода кошмар, что инопланетяне ли, некие ли секты математически рассчитали бы что-нибудь отвратительное или страшно наполненное страданиями и сбросили бы нам на голову. Мы бы пытались такое во0первых обходить, а во-вторых, неким образом уничтожить, чтобы такого больше не было на территории, на которой мы живём и даже пытаемся растить детей. Но кошмар, который я описываю, не имеет инопланетного, математически просчитанного происхождения. Этот кошмар является тем самым прекрасным из ахматовских стихов, которое пришло теперь в жуткое состояние. И я не могу и не хочу остатки этого прекрасного выбросить из своей головы и из своих эмоций. Цветаева:
О, как солнечно и как звездно Будет скоро тот мир погублен, Этот тополь! Под ним ютятся Этот мир невозвратно-чудный
Духовная работа, предложенная человеку той концепцией, той, я бы сказала, школой, которую имел в виду Юрий Лорес при составлении своей книги, кажется мне "нематериальным Иерусалимом" т.е. православно-христианско-иудейской школой, возможно, то же и в Исламе, не знаю. А то, что я писала, и люди, и чёртово колесо, и парк, и все детали мира замечательны, достойны внимания и восхищения, это, видимо, скорее, профиль духовности Рима и Вавилона. Так вот мне и вообще-то духовность в Риме и Вавилоне нравится больше, постепенно всё больше и больше; а тут ещё война какая-то не то началась, не то продолжилась: нападают со стороны Церкви, это точно.
Вавилон Иерусалим чёртик, колесо © Copyright: Агата Кристи Ак, 2012.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
