Разбирая правила, нормы, которые существуют в Церкви, рассуждая об Истине, как о Боге, потому что для нас Истиной с большой буквы является Господь Бог и отношение к Нему человеческой души . Мы пришли к выводу, что это не спонтанные - ничем не организуемые отношения, а это отношения, которые угодно было Богу оформить определённым образом. То есть, мы не просто думаем о том, что Бог есть, а мы - верны ему нормами, которые он открыл человечеству, то есть заповедями. Поэтому проверить свою человеческую верность можно только одним способом, а именно, проверяя себя на предмет исполнения Божиих заповедей.
Заповеди мы рассматриваем, как высшую дисциплину, как то, что позволяет человеку быть Человеком с большой буквы и, наконец, как способ исправления мира.
Перечисляя заповеди Ветхозаветного законодательства, Моисеева декалога, мы понимаем, что хотя мы и живём в Новом Завете - эти заповеди не устарели. По двум причинам. Первая - всё, что высказано Богом - не может устареть, оно может просто проходить через разный уровень понимания. Во-вторых, жизнь в Новом Завете не означает христиан, как адептов этого времени, а именно с точки зрения исполнения Новозаветных заповедей, поэтому и ветхозаветные заповеди актуальны для тех, кто собирается вступить в Церковь.
Мы уже поговорили о трёх первых заповедях...
4. Четвёртая, следующая заповедь звучит так: ПОМНИ ДЕНЬ, КОТОРЫЙ Я ОСВЯТИЛ, ШЕСТЬ ДНЕЙ РАБОТАЙ И ДЕЛАЙ ВСЕ ДЕЛА ТВОИ, ДЕНЬ ЖЕ СЕДЬМОЙ ГОСПОДУ БОГУ ТВОЕМУ.
Знатоки Священного Писания скажут, что это не просто седьмой день, а день субботний, потому что именно этот день был день священный для ветхозаветного народа Божьего и продолжает оставаться священным для иудеев. Христиане, интерпретируя эту заповедь уже относительно Новозаветных реалий, говорят о дне воскресном. Хотелось бы остановиться не на споре о привилегиях воскресения над субботой, или необходимости почитать два дня, а сказать о самом принципе - почему Бог предлагает нам выделить единственный день для того, чтобы именно этим днём освятить прошедшую Седьмицу.
Может быть, начать надо со следующего.
Как мы судим о человеке, чья личность нас затронула до глубины души?
Человек всегда проявляется во внешнем мире, демонстрируя свою личность через какие-то аспекты своей деятельности. И вот, бывало наверное, с каждым из нас следующая ситуация: прочитав какое-то стихотворение, услышав какой-то музыкальный отрывок, увидев какую-то картину, мы потрясённые до глубины души, начинали интересоваться всем тем, что создано этим же человеком, именно потому, что он своим произведением нажал какие-то струнки в нашей душе, сделавшим нас, раз и навсегда, адептами своего творчества. Почему? Потому, что хотя творчество полностью не выражает человеческую личность, но, совершенно очевидно, что мы можем судить о художнике по тому, как он обнаруживает себя во вне.
Поэт - это сборник его стихов; художник - это им написанные полотна; философ - это оставленные им философские трактаты и т. д. Творчество хоть и не отображает весь спектр существующего в человеческой личности - это какая-то часть - но, тем не менее, по творчеству легко, до известной степени, судить о самом творце.
И вот если эту аналогию перенести на религиозную почву, то мы можем сказать, что в заповедях Божиих, как в зеркале отражается Сам Создатель. Мы смотрим на эти заповеди и, хотя бы от части, мы видим своего Творца.
И теперь обращаемся к этой заповеди вновь: ШЕСТЬ ДНЕЙ РАБОТАЙ И ДЕЛАЙ ВСЕ ДЕЛА ТВОИ, ДЕНЬ ЖЕ СЕДЬМОЙ ГОСПОДУ БОГУ ТВОЕМУ. Посмотрите, если бы мы предположили, что Бог - это некая Личность абсолютно не поверяемая нашими понятиями о добре и зле, абсолютно неподсудная нашими нормами и желаниями справедливости
Примерно так в некоторых фундаментальных учениях ислама рассуждают о Боге. Что есть глина в своих рассуждениях о горшечнике? Может этим и был обусловлен богоборческий пафос Омар Хайяма, когда он рассуждал о том, что "Все мы - куклы, А кукольник - сам небосвод. На ковре бытия он нам даст порезвиться, И в сундук одного за другим уберёт". А вот это как раз идея того, что Бог абсолютно недоступен и неподсуден человеческой личности
Но мы понимаем , если есть такие представления, то они связаны только с тем что Откровение о Боге не предлагало новых способов постижения Личности Творца... И в христианстве, как совершенно справедливо заметил Бердяев, "...они доступны и Неведомый Бог, становится Ведомым, Доступным и Осязаем в личности Иисуса Христа - ВЕЛИЯ ТАЙНА БЛАГОЧЕСТИЯ СЛОВО СТАЛО ПЛОТЬЮ И ОБИТАЛО СРЕДИ НАС ПОЛНОЕ БЛАГОДАТИ И ИСТИНЫ".
Поэтому, говоря о личности Творца, мы, конечно, всматриваемся сквозь призму НОВОЗАВЕТНОГО ОТКРОВЕНИЯ. Что мы видим? - Мы видим, что Высочайшее Откровение заключается в том, что Бог не только назван ЕДИНСТВЕННЫМ и ЕДИНЫМ - речь даже не об Откровении ТРОИЦЫ, а о том, что Ему дан эпитет , которого не знало человечество - Он назван ОТЦОМ. Конечно у отцовства в человеческих реалиях, то есть, реалиях поражённых грехопадением, есть как позитивные, так и негативные моменты.
Помнится, Владыка Антоний вспоминал, когда он пытался по молодости, объяснить сущность Бога, как отца, он наткнулся на жёсткую критику этого эпитета со стороны тех, кто от своих отцов испытал только боль. - Никогда не смогу быть последователем такого Бога, потому, что мой отец был чудовищем
.Но мы сейчас говорим не о злоупотреблениях. Мы говорим о некой норме, которая дана в нормальной семье через радость и, если хотите, святость семейственности в которой отец, воспринимается ребёнком, как святыня и платит любовью, которую не может заменить ему никто.
Именно такой образ и предлагается в притче о блудном сыне. Мы видим, что Бог обнаруживая себя, как Отец, рассказывая эту потрясающую притчу. И ведь не удивительно, что эта притча, понятая абсолютно адекватно не могла бы вместится в сознание ветхозаветных иудеев, именно в силу её новизны.
Что мы видим? Мы видим, что отец отказывается осудить сына, как мог бы осудить нормальный земной отец. Ведь что говорит младший сын? - Жить под твоим кровом - мне надоело. Ждать пока ты умрёшь, чтобы получить наследство - я не могу. Будем считать, что ты уже умер, - поэтому дай мне следующую часть имения... Наверное реакция земного отца, обычного, человеческого, была бы очень категорична: - Негодяй! Щенок! Если бы ни я - ты бы на свет не появился! Лишаю тебя всего! Даже кота в сапогах! Убирайся! Видеть тебя не хочу! Ты мне больше не сын!
Но вот этот Евангельский Отец произносит - даже не произносит - а действует как-то странно. И отец разделил имение - он принял правила игры предложенной ему негодным младшим сыном. Ну а дальше происходит то, что происходит. А опыт борьбы за свободу, как вседозволенность, приводит младшего сына к кормушке с отрубями. Он оказывается среди свиней. И в притче идёт противопоставление двух домов - двух реальностей. Реальности отцовского дома, где жить распутно невозможно, поэтому младший сын должен двигаться, достаточно долго, в противоположном направлении, чтобы попасть в ту страну, где распутно, а разврат узаконен.
Но, вообще, здесь речь идёт не об особенностях сексуального поведения, а, скорей, о самом термине. Разврат от слова "разворот". Человек развернулся в противоположную от Отчего дома сторону и живёт так, как Господь не намечал. Это приводит его к тому, что он оскотинивается.
Но заметьте, хозяин той страны, где он становится свинопасом, тоже не простое существо. Почему? Потому что, казалось бы, раз ты нанял свинопаса, ты заинтересован в том, чтобы твои свиньи охранялись хорошо? Чтобы не было каких-то нареканий, потому что уж если слуга, то должен быть накормлен, иначе он ту же свинью зарежет и съест. Но как-то странно он себя ведёт. "И он хотел напитать своё чрево отрубями, которые ели свиньи, но никто не давал ему". А самое главное, как только он издержал отцовское имение, сразу же наступил этот странный голод в далёкой стране. Не то чтобы, конечно, не противопоставляя двух домов, двух царств, двух градов, мы не сможем в этой притче ничего понять, потому что совершенно очевидно, что Отчий Дом - это Бог и это Его принципы - это, в конце концов, жизнь в Церкви, а страна далёкая - это как раз таки отказ от этих постулатов и жизнь по воле своей, которая ничем хорошим не заканчивается. Но так же для нас не безынтересно поведение хозяина далёкой страны, потому, что имя ему - дьявол. Он ведёт себя так по одной простой причине - он не заинтересован в свинопасах, в слугах, которые сегодня здесь, а завтра поменяют свои интересы и уйдут куда-нибудь. Он заинтересован в свинье. Напомним что центральная тема Евангелия - это тема Богочеловечества. Она идет их Ветхого Завета, потому что Бог не даёт нам Образ Божий, но задаёт подобие. И вершина этого Богоподобия, обожения - ИОСИФ. Поэтому как богочеловечество, так и зверочеловечество не являются реальностями Царства Небесного. Они начинаются уже здесь, на земле. В Церкви или помимо неё. И соответственно одинаково ведут себя Отец и дьявол, Бог и его противник, потому что когда младший сын пытается вернуться с заготовленной формулировкой покаяния: Вот что я делаю? Пойду к Отцу моему, скажу, согрешил я пред Тобою, возьми меня хотя бы наёмником, работягой. То есть это его критерий покаяния. Конечно он кается, но он готов себя предложить в качестве наёмника, и мы помним, что отец отказывается, Он обрывает его на словах, не достоин называться я сыном Твоим. Но не даёт ему произнести предложенную, примиряющую формулу, то есть Бог не может нас принять в качестве наёмников - только сыном, пусть блудным, кающимся, но только сыном. И дьявол точно также ведёт себя - ему не нужен свинопас - ему нужно зверочеловечество. То есть такое состояние, когда суть человека извратилась, и поэтому, это принципиальное следование своим установкам в этой притче выражено со всей очевидностью. Но мы затеяли этот разговор, ради того, чтобы показать, в чём специфика Евангельского Отцовства Царства Небесного. Мы видим, как только младший сын надумал каяться - вначале это происходит в сознании, потом в действии - и отправился в Отчий дом из далёкой страны - Отец, который не выпускал его из вида, в то же время не мог ему помочь, раньше начавшегося покаяния, видит его возвращающимся и, дальше - потрясающая вещь - бросается навстречу ему! Для нас это как-то очевидно. Ну вот отец долго не видел сына . Тот значит Его обидел, ну вот сентиментальный отец всё-таки рад, отцовские чувства возобладали. Он бежит ему навстречу и так далее и т. д. Но перенесите это на реалии семитской почвы. Отец - это патриарх. Это тот, кто ведёт себя с необыкновенным достоинством и для своей семьи, и для всех окружающих. Поэтому если это не война - это длиннополая, двойственная одежда, то есть нижняя одежда и, наконец, верхняя одежда и эта одежда не приспособлена для быстрой ходьбы - даже для быстрой ходьбы - не то, что уж для бега. Этнографы говорят, для того, чтобы побежать в тех одеждах, которые тогда были распространены, человек должен был, по меньшей мере, подобрать верхнюю, зажав её в левой руке. Почему? Потому что, правой он будет давать отмашку во время бега, а левую просунуть между ног и зажать зубами, потому что одной рукой эти одежды не заберёшь в узел. Представьте! Когда Христос в притче говорит об этом, он предлагает слушателю всмотреться, именно в такого Бога, который ТАК ждёт, ТАК жаждет, ТАК рад человеческому покаянию, что готов сделать Бог, чтобы побежать навстречу кающемуся сыну, кающемуся грешнику. И вот, конечно, образ такого Отца Он предлагает качественно иные отношения для Богочеловека, от тех, которые были явлены в монотеистических религиях. Исходя из этого мы, конечно, можем сказать, что если бы Бог представлялся нам космическим "самодуром", то и заповедь звучала бы иначе, скажем так: Вы рабы мои, поэтому в вашем труде нет ничего вашего - будете работать на меня всю жизнь, каждый день. Впрочем, вот вам один день на украшение своей набедренной повязки. Или, например, такой крайне протестантский вариант - Бог - менеджер, а человек участник производства. Как организатору Богу - 2/3, а человеку - 1/3. Но мы говорим совсем о другом принципе - Бог - Отец, поэтому Он говорит: Шесть дней работайте и делайте все дела свои: устраивайте свою личную жизнь, организовывайте свой быт. День седьмой - Господу Богу Твоему. Не потому что Бог ставит - на тебе галочки - был ты - ты не был, а потому что это необходимо человеку. Наша душа устроена таким образом, что в ней есть, образно выражаясь, ниша, которая может быть занята только Богом. Собственно этой нишей называется Образ Божий. И если мы занимаем её чем-то другим, может ни хламом, может быть очень нужными и полезными вещами, но не Богом, то тогда с душой начинает происходить метаморфоза - она начинает усыхать в своем Богоподобии, в своей Богосообразности. Это напоминает разряженный мобильный телефон, или разряженный автомобильный аккумулятор - железячка тяжёлая, холодная, никому не нужная. Вот и действительно есть предмет, есть вещь, но пользы от неё никакой, потому что нет энергии. Вот поэтому день седьмой предлагается нам, как день особенного Богоконтакта, наполнения своей души Божественной Истиной, которая придаёт значение всему тому, что с нами происходило, происходит и будет происходить. Без этого Богоконтакта человек - мёртвая душа. Страшное название придумал Гоголь. Душа не может быть по природе своей мертва, но она может умирать в своей задуманности, в своей значимости в своем принципе, который задумал о ней Бог. В общем, раньше смерти наступает смерть вторая. И этот седьмой день, Господь предлагает нам, как день прорыва из дурной бесконечности. Когда Церковь предлагает нам провести этот день церковно - Она решает сразу несколько проблем. Казалось бы если я в этот день желаю побольше помолиться, побольше попоститься, или какие-то другие религиозные поступки совершить - я могу это сделать дома, минуя собрание христиан, могу помолиться, попоститься и свечку могу поставить и Священное Писание почитать.
Тем не менее, Церковь настаивает на литургическом, евхаристическом характере этого дня. То есть ты должен придти в собор христиан. Ответ на вопрос, почему ты это должен делать, звучит так: ты должен это делать, во-первых, потому что ты - часть целого, независимо со своими индивидуальными желаниями - преклоняются за меня, встав на молитву и я включаюсь в общее дело, и причастие общего действия - и за меня молятся и я - и мы все, как братья-сестры себя ведём. Во-вторых, ведь если вы сажаете картошку в одиночку - результат один, а если приглашаете ещё кого-нибудь - результат другой. Но, кроме того, есть нечто, чего не сделаешь дома: ведь седьмой день - это участие в таинственном деле Церкви...
Евгений Горячев, настоятель Благовещенского храма в Шлиссельбурге
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
