Самоутырки восторженных мечтВсем, всем, всем поэтам! Обязательно к чтению. Клуб поэтов-самоубийц из авантюрно-детективной миниатюры "Любовница смерти" Бориса Акунина. Первый год ХХ века. Провинциалка Маша драпает из Иркутска в день своего совершеннолетия с мечтами о поэте, что пленил ее своими чтениями в беседке на Ангаре. Он вводит ее в кружок поэтов, поющих оды смерти. Поэтические чтения с критикой от мэтра в наличии!
На высоком берегу, у беседки, московский Арлекин поцеловал млеющую барышню, прошептал: "Из жизни бледной и случайной я сделал трепет без конца". И тут бедная Маша совсем пропала, потому что поняла: в этом - соль. Стать невесомой бабочкой, что трепещет радужными крылышками, и не думать об осени. Получалось, что, в сущности, она знает о нем совсем немного: что он студент, пишет стихи, замечательно говорит о красоте трагической смерти. И еще что целуется он гораздо лучше, чем бывший будущий жених, решительно отставленный за скучную положительность и приземленность. - Керубино? - разочарованно переспросила Коломбина и подумала, что Петя и в самом деле куда больше похож на кудрявого пажа, чем на самоуверенно-победительного Арлекина. Интонацию вопроса Петя понял неправильно - горделиво приосанился. - Главный в кружке - Просперо. Человек, каких мало - даже не один на тысячу, а один на миллион. Он уже очень немолод, волосы все седые, но об этом сразу забываешь, столько в нем силы, энергии, магнетизма. Сам из бывших шлиссельбуржцев, много лет просидел в каземате за революционную деятельность, но о прежних своих воззрениях никогда не рассказывает, потому что совершенно отошел от политики. Говорит: политика - это для массы, а все, что массовое, красивым не бывает, ибо красота всегда единственна и неповторима. С виду Просперо суровый и часто бывает резким, но на самом деле он добрый и великодушный, все это знают. Он раньше, еще до крепости, был инженером, а теперь получил наследство и богат, так что может себе это позволить. - Кто такие "соискатели"? - спросила она. - Так называются члены клуба. Мы все поэты. Нас двенадцать человек, всегда двенадцать. А Просперо у нас - дож. Это все равно что председатель, только председателя выбирают, а тут наоборот: дож сам выбирает, кого принимать в члены, а кого нет. Коломбина встревожилась: Петя таинственно произнес: Венчается? Освободившееся место? Коломбина ничего не поняла, но, конечно, сразу же воскликнула: - Смерть. Если ты приехала в Москву, чтобы "поставить точку", тебе невероятно, фантастически повезло. Ты, можно сказать, вытащила счастливый билет. Обратилась именно к тому человеку, который действительно может тебе помочь. У тебя есть шанс уйти из жизни без пошлого провинциализма, умереть не как овца на бойне, а возвышенно, осмысленно, красиво! Лишь когда глаза немного свыклись с тусклым освещением, Коломбина поняла, что в комнате не так мало народу - пожалуй, человек десять, а то и больше. В эту минуту по салону пронеслось быстрое перешептывание, и все повернулись к высокой кожаной двери. Сделалось совсем тихо, послышались мерные приближающиеся шаги. Потом дверь бесшумно распахнулась, и на пороге возник силуэт - неправдоподобно широкий, почти квадратный. Но в следующее мгновение человек шагнул в комнату, и стало видно, что он самого обыкновенного телосложения, просто одет в широкую черную мантию наподобие тех, что носят европейские судьи или университетские доктора. Никаких приветствий произнесено не было, однако Коломбине показалось, что стоило кожаным створкам бесшумно раскрыться, и все вокруг неуловимым образом переменилось: тени стали чернее, огонь ярче, звуки приглушенней. Сначала вошедший показался ей глубоким стариком: седые волосы, по-старинному остриженные в кружок, короткая белая борода. Однако, когда человек в мантии встал подле жаровни и багровый отсвет озарил снизу его лицо, оказалось, что глаза у него вовсе не стариковские - черные, сияющие, и пылают еще ярче, чем угли. Коломбина разглядела породистый нос с горбинкой, густые белые брови, мясистые щеки. Маститый - вот он какой, сказала себе она. Как у Лермонтова: "Маститый старец седовласый". Или не у Лермонтова? Ах, неважно. Хозяин дома метнул на шепчущихся короткий взгляд, и сразу наступила абсолютная тишина. Дож протянул руку к жаровне, вздохнул и произнес одно-единственное слово: Темно. А потом - все присутствующие так и ахнули - положил раскаленный уголь себе на ладонь. Осветился круглый стол, накрытый темной скатертью. Мрак отступил в углы гостиной, и Коломбина, наконец-то получившая возможность рассмотреть "любовников смерти" как следует, завертела головой во все стороны. - Начнет Львица Экстаза, - объявил Просперо. Коломбина уставилась на знаменитую Лорелею Рубинштейн во все глаза. Та оказалась совсем не такой, как можно было бы предположить по стихам: не тонкая, хрупкая лилия, с порывистыми движениями и огромными черными очами, а довольно массивная дама в бесформенном балахоне до пят. На вид Львице можно было дать лет сорок, и это еще в полумраке. Она кашлянула и низким, рокочущим голосом сказала: - "Черная роза". Написано минувшей ночью. Пухлые щеки взволнованно заколыхались, глаза устремились вверх, к радужно посверкивающей люстре, брови скорбно сложились домиком. Декламировала знаменитость замечательно - со страстью, нараспев. Придет ли Ночь, восторгами маня? Подумать только - услышать новое, только что написанное стихотворение Лорелеи Рубинштейн! Самой первой, в числе немногих избранных! Коломбина громко зааплодировала и тут же сбилась, поняв, что совершила оплошность. Аплодисменты здесь, кажется, были не в чести. Все - в том числе Просперо - молча посмотрели на экзальтированную девицу. Та застыла с растопыренными ладонями и покраснела. Кашлянув, дож негромко молвил, обращаясь к Лорелее: Настал черед некрасивого юноши, Дож покровительственно кивнул: Ангел бездны Отворился кладезь бездны. Кто Божественной печали Серебристые копыта Вожделенная награда Коломбине стихи очень понравились, но она уже не знала, как к ним следует относиться. Вдруг Просперо сочтет их бездарными? Немного помедлив, хозяин сказал: - Чушь! - раздался внезапно звонкий, сердитый голос. - Рифм к слову "смерть" всего четыре, и они не могут быть затасканы, как не может быть затаскана сама смерть! Это рифмы к слову "любовь" пошлы и захватаны липкими руками, а к смерти сор не пристает! "Чушью" мнение мэтра обозвал миловидный юноша, на вид совсем еще мальчик - высокий, стройный, с капризно выгнутым ртом и лихорадочным румянцем на гладких щеках. - Правда? - Коломбина пригляделась к вспыльчивому мальчику повнимательней, но ничего особенного в нем не разглядела. Ну, разве что хорошенький. - А как его прозвище? Мальчик блеснул глазами и смолчал, из чего можно было заключить, что проницательный дож не ошибся. Я - тень среди теней, одно из отражений. Настанет срок, когда прощусь с земною твердью - Над участью Певца не властен пошлый случай Комментарий Просперо был таков:
Недоброй ночью, нервной ночью Спать страшно, но не спать страшнее. Еще я есть на этом свете. А будет так: снаружи ветер.
"Вы тут развернули целую психологическую теорию, которая изображает меня малодушным недоумком. По-вашему выходит, что вся моя деятельность объясняется паническим страхом перед смертью, у которой я выторговываю отсрочку, делая ей человеческие жертвоприношения. Полноте, зачем же недооценивать и принижать противника? Возможно, когда-то я и в самом деле боялся умереть, но это было очень, очень давно - за много лет до того, как каменные стены каземата вытравили во мне все сильные чувства, кроме одной, наивысшей - быть Богом. Длительное одиночное заключение отлично способствует усвоению той простой истины, что на свете ты - один, вся Вселенная - в тебе, а стало быть, ты и есть Бог. Захочешь - Вселенная будет жить. Не захочешь - она погибнет, со всем, что ее составляет. Но если я Бог, то я должен властвовать, не правда ли? Властвовать истинно, безраздельно. А знаете ли вы, что такое истинная, Божья власть над людьми? Нет, это не генеральские эполеты, не министерское кресло и даже не царский трон. Владычество подобного рода в наши времена становится анахронизмом. Правителям нового, начинающегося столетия его будет уже мало. Нужно властвовать не над телами - над душами. Сказал чужой душе: "Умри!" - и она умирает" © Copyright: Джинн Толик, 2017.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
