В Одессе, в бывшем переулке Ляпунова, который когда-то давно звался Софиевским, и теперь зовётся так же, есть дом под номером три, принадлежавший скульптору Б. В. Эдуардсу.
Тому самому, при участии которого были созданы памятник Екатерине Великой, что нынче стоит на Екатерининской площади нашего города, и товарищество южнорусских художников.
В этом же доме располагалась и его мастерская.
Если мне случается бывать здесь, то всегда иду тихо, осторожно.
Иду мимо, пытаясь пройти «сквозь». Сквозь время и пространство.
И если удаётся, то потом долго не могу выйти из мира Врубеля.
Он квартировал в этом доме, и хозяин уговаривал его остаться в Одессе.
Именно здесь Врубелем был начат холст с первым «Демоном»
Впоследствии он был уверен, что все несчастья, обрушившиеся на него, все бедствия: смерть маленького сына и душевная болезнь, помешательство – всё это Божия кара за страшный смертный грех. Он работал над главным творением всей жизни – Демоном, и одновременно писал образы Христа и Богородицы.
Святые лики и лик Демона похожи. Особенно – глаза.
Огромные, изумрудные, прекрасные.
Неземные, и в то же время, словно вместившие в себя всю земную скорбь.
Глаза, глядящие в душу того, кто хоть однажды заглянул в них..
Свои последние дни художник провёл в доме скорби.
Превратился в нечто, в существо призрачное и безликое, безумное, ничем не напоминавшее прежнего Врубеля, который был полиглотом – владел восемью языками.
Который с отличием окончил юридический и историко-филологический факультеты СПб-го университета.
Который одевался по последней моде, элегантно и изысканно.
Говорят, что воробьи мешали ему. Суетливые и беспокойные, они громко чирикали за больничным окном, а Врубелю слышалось: "Чуть жив, чуть жив…".
Однажды он простоял всю ночь у открытой форточки... Была зима.
Он верил, что если все ночи он будет проводить стоя, Господь его помилует, вернёт зрение и подарит новые глаза, изумрудные.
Он простудился и заболел воспалением лёгких.
Пневмония перетекла в скоротечную чахотку, и вскоре художник умер.
Единственную речь над его могилой произнес Александр Блок.
Говорил, что «...тех миров, которые видел он, мы еще не видели», что «в мастерской великого художника раздаются слова: Ищи Обетованную землю» и что «иных средств, кроме искусства, мы пока не имеем»…
И что "перед тем, что Врубель и ему подобные приоткрывают человечеству раз в столетие, я умею лишь трепетать".
Автор памятника на могиле Врубеля (он похоронен на Новодевичьем кладбище в Санкт-Петербурге) неизвестен. Тяжёлые прямоугольные блоки черного мрамора лежат на земле, словно мазки гигантской кисти.
Чьей?
Раньше над плитами возвышался крест. Или ангел. Или и крест и ангел. Так говорят очевидцы. Теперь нет ничего, кроме ступеней.
С одной стороны они ведут к могильной плите с именем Михаила Врубеля, с другой — к плите с именем Надежды Забелы-Врубель.
Возвращаясь к дому в переулке Ляпунова, уже в мыслях, снова и снова задаюсь вопросом: как живётся его обитателям? Не одолевают ли их неясные томления и печали?
Не опустошает ли их души беспричинная тоска...?
Мне, идущей мимо, и лишь иногда "сквозь", в этом маленьком переулке, у старого дома, хочется прикрыть глаза и остановиться на мгновение, чтобы увидеть печального Демона с изумрудными неземными глазами, исполненными земной скорби.
О чём скорбит он? О ком...?
p.s. Меня всегда волнует судьба тех, кому выпало жить в таких домах. В таких квартирах. Каково это, засыпать и просыпаться в комнате, где жил и творил Врубель.
– Наверное, им снятся какие-то особенные сны. И жизнь их наполнена особым смыслом…
Я как-то неуверенно произношу это, зная, что холодный рацио мужа тут же отсечёт всё лишнее, оставив голую правду жизни во всей её неприглядности и непривлекательности.
– Тебя послушать, так все выпускники Ришельевского лицея должны от навязчивых сновидений страдать.
– Нет, не должны. Всё началось гораздо позже. Всё началось с Демона.
– Самые обычные люди здесь живут. И обычные сны им снятся. Или вовсе без снов спят. Крепким здоровым сном. А что более всего вероятно: живёт там какой-нибудь человечек с птичьими мозгами. Или совсем без них, что в наше время не редкость. Или с проспиртованным мозгом – хомо хронопулос какое-нибудь. Ему и до живого себя-то дела нет, а уж до покойного художника и подавно. Какая разница, кто здесь до него жил, чем страдал и чему радовался, от чего умер. Ему бы только себя самого заглушить, чтоб не болело. Не м у л и л о внутри.
– Может потому и пьёт. Что-то тревожит, а что – непонятно.
Тёмная фигура приближается к нам шаткой нетрезвой походкой, замедляет шаг и останавливается.
В неровном нервном свете уличного фонаря всплеск – мгновенный промельк из-под капюшона, надвинутого на брови, промельк взгляда огромных, исполненных земной печали, неземных изумрудных глаз.
Видение длится всего миг.
Я не успеваю даже выдохнуть, всё погружается в сумрак, и нервный неровный свет фонаря освещает пустынную мостовую.
Во всём виноват мартовский ветер, раскачивающий уличный фонарь над этим старым ветхим домом.
Над этим старым-старым миром...
На моей страничке в ФБ кроме этого текста, есть ещё и фотографии.
Приходите. Всегда рада вам...
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
