Мозаика сегодняшнего дня, смальта суеты утренней, беготни дневной и умиротворения вечернего.
Навестила подружек-кариатид – живу совсем рядом с домом на Нежинской, где стоят они у входа, справа и слева.
Дом ветшает, и кариатиды уже не в силах противостоять времени, и держать это время на округлых своих плечах, им самим нужна поддержка, крепкое мужское плечо, хоть бы и атланта какого.
Но нет нынче атлантов, способных бескорыстно подставить плечо уставшим девушкам-кариатидам, да и не плечи у нынешних атлантов, а плечики…
В отделении банка небольшая очередь. Занимаю. Стою. Жду.
Мысленно плАчу оттого, что чувствую, как на улице разливается сентябрьский день, густой, золотой, с щемящей горчинкой, разливается щедро, и прохожие пьют его залпом, и светлеют взгляды их, и расправляются плечи и крылья.
А здесь кондиционер, воздух охлаждён до нужной отметки, всё в пластике и в плитке и тесно, и тошно…
Но вот, наконец, моя очередь.
Счета оплачены, можно и нужно лететь дальше, что я и делаю.
Передо мной красочные овощные и фруктовые ряды Нового рынка.
Хожу от лотка к лотку, любуюсь этим ярким и ароматным изобилием…
Всё свежее, чистенькое, на любой вкус и, что немаловажно, кошелёк.
Я, признаться, не выношу супермаркеты и тот "корм", который там продают.
То ли дело - рынок.
Теперь в маленькую пекарню на Торговой, где выпекают вкуснейший отрубной и бородинский хлебушек и – домой.
Ещё один кофе-брейк.
Прильнуть к монитору, отправить несколько срочных писем, набрать утреннее своё бормотанье, то самое, что возникает на ходу.
Из этого, пожалуй, останется парочка строк.
Или совсем ничего не останется.
Наколдовать борщ. Не унылые щи ( бабушкино выражение "щи унылые" относилось не только к неудавшимся щам, это могло быть всё, что угодно, даже выражение лица; "боршч", говорила она, и это"шч" ясно давало понять, что пора летних супчиков и "ситцевых" борщиков прошла. Настало время боршча ), а украинский постный красный борщ, с белой сахарной фасолью и белыми сушёными грибами, и пампушки к нему.
Пампушки исчезают мгновенно. Я даже не успеваю их запечатлеть, остаётся только пряный чесночный шлейф на блюде.
В суматошное моё сегодня проливается море, вечернее мягкое и ласковое.
Меня нет. И никогда не было. И не будет.
Ближайшие минут сорок – по крайней мере.
Есть только море.
Осеннее тёплое море.
Огромное студёнистое тело медузы проплывает рядом и выгоняет меня из воды на песок, где вечерние тени камней и людей изящны и тонки.
Что-то они – медузы – зачастили ко мне.
Как там, у Киплинга…
Мы с тобой одной крови?
Или что там у тебя.
Вода морская?
По сути та же кровь.
На песке у пирса ещё одна.
Когда вижу медузу на песке, всегда вспоминаю строки Игоря Павлова.
.
Море, урча,
ушло в себя,
А на песке
Тающее сердце-медуза,
Сжимаясь, кричит о разлуке…
.
Пора.
Ждёт вечерняя суета, ждёт и обещает быть чуть легче, чуть медленней, чуть мягче, как всё вечернее: звуки, голоса, жесты.
Знакомая лестница, и кот знакомый, вроде, но напустил какой-то таинственности вокруг себя, и поплыл неизвестно по какой причине снимок, и сам кот, окутанный сфумато, превратился в сплошную загадку, в маленького морского сфинкса, парящего над ступеньками старой лестницы.
Водитель троллейбуса – незнакомый, но добрый, остановил прямо посреди улицы.
День сложился из суеты сует.
Хороший осенний день.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
