Был месяц май длиною в жизнь...
Начало майского дневника:
http://www.stihi.ru/diary/charga/2014-05-05
30 мая
Закрыли «Школу злословия».
Единственная программа, пожалуй, которую я смотрела, начиная с 2002-го года (если не ошибаюсь), не пропуская.
Ведущие, Татьяна Толстая и Авдотья Смирнова – личности яркие, неординарные, а их тандем – «ШЗ», достоин восхищения.
Не осталось на ТV умных программ. Всё свелось к удовлетворению ( и здесь это словечко с «удом» как нельзя к месту) насущных нынче потребностей, к оглуплению зрителя.
На всех каналах кулинарные изыски – учимся готовить.
Даже если не из чего – всё равно – учимся.
На всех каналах смешат до… слёз. Пытаются смешить. В самом печальном смысле. Кто может смеяться над гэгами и скетчами «Кривого зеркала», например.
Полные залы зрителей, скажете?
Тем печальнее.
Третий слон или кит, уж и не знаю, на чём там держится нынешнее ТV, – как подать себя, то бишь – одеть, причесать, etc…
Это я о российских каналах, которых у нас теперь «как бы» нет, но они, тем не менее, всё равно есть. И мы их всё равно смотрим.
Об украинских – без комментариев.
Еда, развлечения, тряпки, извините, имидж и стиль.
Добавим сюда «мыло» всех времён и народов, рекламу прокладок, алкоголя и прочей дребедени – вот вам и TV.
Новости забыла. Люди не смогут пережить день, если не узнают об очередной выходке, или новом романе, или о новых губах, груди, машине кого-нибудь из селебрити. Да что там день – утро просто не настанет и всё.
Что ещё…
Мир посмотреть чужими глазами. Туроператоры не жалеют средств на эти программы – ещё бы, привлечь «тучные стада» туристов сейчас не так-то просто. Умнеют люди, несмотря на тотальное оболванивание и all inclusive. Едут без посредников, куда хотят и на сколько хотят.
На фоне всего этого «ШиЗа» действительно была как бельмо на глазу или как кость в горле.
Посудите сами. Сидят две умные женщины ( а умная женщина – это беда для нынешнего телезрителя, да и не только для него), сыплют цитатами, сентенциями, интеллектуалки чёртовы.
Ироничны, остроумны, саркастичны – одним словом, хороши)
А зритель не понимает, когда же смеяться. Где отмашка? Сигнал где? Пауза. Как в "Кривом зеркале".
Впрочем, тут я зря зрителя обижаю.
У «ШЗ» как раз зритель был под стать ведущим и их гостям. Умный. Талантливый.
Что ж.. Прощай, любимая «ШиЗа».
Или, всё-таки, до свидания?
30 мая, вечер.
Быть знаменитым некрасиво.
Не это подымает ввысь.
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.
Цель творчества - самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.
Но надо жить без самозванства,
Так жить, чтобы в конце концов
Привлечь к себе любовь пространства,
Услышать будущего зов.
И надо оставлять пробелы
В судьбе, а не среди бумаг,
Места и главы жизни целой
Отчеркивая на полях.
И окунаться в неизвестность,
И прятать в ней свои шаги,
Как прячется в тумане местность,
Когда в ней не видать ни зги.
Другие по живому следу
Пройдут твой путь за пядью пядь,
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.
И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица,
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.
54 года тому назад в Переделкино скончался Борис Леонидович Пастернак.
Двумя днями раньше в Москве открыли памятник Сергею Михалкову.
Именно поэтому в качестве комментария к этому «знаменательному» событию позволю себе привести копию стенограммы речи «товарища памятника» на одном позорном собрании.
Выступление Сергея Михалкова, из стенограммы собрания Ленинградского отделения Союза писателей СССР в 1958 году, посвященного осуждению Б. Л. Пастернака за получение им Нобелевской премии по литературе
«…И было бы наивно думать, что Пастернака исключили и все кончено.
Это очень наивно, потому что если мы сегодня обсуждаем его исключение, то в другом здании за тридевять земель, как говорится, в другом помещении и другие собравшиеся уже обсуждают планы новой литературной диверсии против нас. И я не знаю, чьи фамилии фигурируют в тех списках, на которые будут ориентироваться в дальнейшем наши идейные противники.
(КЕТЛИНСКАЯ: Что же, сидеть и пугаться?)
Не надо пугаться, но бдительность, товарищ Кетлинская, нужна. Никто пугаться не думает, и не надо искать среди нас пастернаков, потому что литература наша здоровая, но нельзя забывать о том, что шатающихся, колеблющихся, сомневающихся будут перетягивать туда, а честных — компрометировать. Об этом нельзя забывать, а многие об этом забывают.
Нельзя забывать и другое положение: сегодня о Пастернаке говорят не только писатели, сидящие здесь, а говорит шофер такси (аплодисменты), о Пастернаке говорит парикмахер! Меня вез шофер такси и брил парикмахер, и оба спрашивали, за что его исключили и за что премию дали. Не каждый спрашивающий точно знает — что, как и почему.
Но хуже всего то, что шоферу и парикмахеру это простительно, а есть некоторые литераторы, скажем прямо, которые если не подняли голос за него, если не высказываются, то есть такие, которые где-то что-то не продумали, а где-то, не боюсь это сказать, сочувствуют ему в чем-то, но не говорят об этом. Есть такие писатели, к которым он ходил советоваться, которые ему советовали, а ЧТО советовали — мы не знаем. Были такие писатели!
Не случайно Пастернак три недели тому назад, задолго до получения Нобелевской премии, придя в театр Моссовета, где идет «Король Лир» в его переводе, сказал с юмором, что «в ближайшее время надо мной пронесется гроза, но к весне она утихнет, и тогда будем говорить о новой работе».
Он это сказал. Значит, он сознательно говорил, на что-то опираясь, опираясь на чье-то общественное мнение.
Я видел сам молодую актрису, которая в дни опубликования материалов о Пастернаке говорила, что звонила, выражала ему свое сочувствие и собирается идти к нему его выражать. Значит, среди интеллигенции есть люди, которые до конца не понимают всего происшедшего! Долг каждого писателя в первую голову самому глубоко понять происшедшее событие для того, чтобы суметь объяснить тем, кто его недопонял, а таких у нас много даже среди людей, которые не знают, что такое Пастернак. Вы послушайте разговоры в поезде, в трамвае, в квартирах. Это говорят не обыватели, а народ, который хочет все знать до конца.
Самое плохое в том, что Пастернак был членом Союза писателей. Изменил Родине ПИСАТЕЛЬ. Этого нельзя сбрасывать с политических счетов. Как же глубоко нужно относиться к тому, чем мы живем, о чем говорим, о чем пишем! Как возрастает наша ответственность!
Мне думается, что не только об исключении Пастернака мы должны говорить, а о политических делах, которые идут вслед за этим исключением. Об этом я считал долгом сказать, потому что, я это повторяю, когда ПИСАТЕЛЬ изменяет Родине, это страшнее, чем, если изменяет инженер, перебежавший на ту сторону с какого-то теплохода. <...>
Советские люди все имеют советский паспорт, но не всякий, имеющий советский паспорт, советский человек. Пастернак это доказал».
«Антисоветскую заморскую отраву
Варил на кухне наш открытый враг.
По новому рецепту как приправу
Был поварам предложен пастернак.
Весь наш народ плюет на это блюдо:
Уже по запаху мы знаем что откуда!»
Подпись С. В. Михалкова к карикатуре «Нобелевское блюдо» художника М.А. Абрамова.
Газета «Комсомольская правда» 29 октября, 1958 года.
Стихотворение Александра Галича, стало ответом этому позорному собранию.
Памяти Бориса Леонидовича Пастернака
"... правление Литературного Фонда СССР извещает
о смерти писателя, члена Литфонда, Бориса
Леонидовича Пастернака, последовавшей
30 мая сего года, на 71-ом году жизни, после
тяжелой и продолжительной болезни, и выражает
соболезнование семье покойного".
(Единственное, появившееся в газетах, вернее,
в одной - "Литературной газете", - сообщение
о смерти Б.Л.Пастернака)
Разобрали венки на веники,
На полчасика погрустнели...
Как гордимся мы, современники,
Что он умер в своей постели!
И терзали Шопена лабухи,
И торжественно шло прощанье...
Он не мылил петли в Елабуге
И с ума не сходил в Сучане!
Даже киевские письмэнники
На поминки его поспели.
Как гордимся мы, современники,
Что он умер в своей постели!..
И не то чтобы с чем-то за сорок —
Ровно семьдесят, возраст смертный.
И не просто какой-то пасынок —
Член Литфонда, усопший сметный!
Ах, осыпались лапы елочьи,
Отзвенели его метели...
До чего ж мы гордимся, сволочи,
Что он умер в своей постели!
"Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела..."
Нет, никакая не свеча —
Горела люстра!
Очки на морде палача
Сверкали шустро!
А зал зевал, а зал скучал —
Мели, Емеля!
Ведь не в тюрьму и не в Сучан,
Не к высшей мере!
И не к терновому венцу
Колесованьем,
А как поленом по лицу —
Голосованьем!
И кто-то, спьяну, вопрошал:
— За что? Кого там?
И кто-то жрал, и кто-то ржал
Над анекдотом...
Мы не забудем этот смех
И эту скуку!
Мы — поименно! — вспомним всех,
Кто поднял руку!..
"Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку..."
Вот и смолкли клевета и споры,
Словно взят у вечности отгул...
А над гробом встали мародёры
И несут почётный ка-ра-ул!
Переделкино,
4 декабря 1966.
31 мая.
Месяц май лета две тысячи четырнадцатого, месяц чёрный, страшный и длинный, заканчивается.
Оглядываюсь в такое беспечное и светлое начало его, и кажется, что прошёл не месяц – а целая жизнь. Так много боли и крови вместил в себя каждый из тридцати дней.
Чёрная пелена гари и дыма отделила этот май от всего, что было «до».
Чёрный дым развеется, запах гари исчезнет, но день, в котором они вырвались на волю, будет с нами всегда: молодое весеннее солнце, высокое чистое небо, ласковое тихое море, тёплый, ещё не обжигающий песок … всё это перечёркнуто чёрным чадящим дымом, кровью, криками, пеплом.
Заканчивается май. Но…
Продолжается война.
Каждый день в новостях сводки о погибших и раненых.
Каждый день хоронят ребят, которым жить бы да жить…
Каждый день полнится слухами о зверствах и пытках, о вырезанных сердцах и свастиках, о трупах, которые вывозят «Камазами».
Слухи эти зачастую подтверждаются.
Только…
Какую бы «правду» ни впаривали нам сегодня СМИ, нет правды иной, кроме этой: в моей стране идёт война. И все мы вовлечены в эту войну, все – без исключения.
Она в наших домах, в наших сердцах и душах. Пожирает нас изнутри и снаружи, разрушает всё, чем жили мы раньше, жили неплохо, как оказалось.
Всё изменилось.
Изменились и мы сами.
Меня сегодня уже не удивляет: «Чемодан – вокзал – Россия», брошенное в мой адрес в сердцах знакомым.
Бывшим знакомым.
Спасибо, что не на «гiлляку», а в Россию отправил.
Знакомый приехал в Одессу из Тернопольской области лет двадцать назад.
И считает себя вправе указывать мне в сторону вокзала и России.
Я и не отношусь к коренным одесситам. Я – «понаехало».
С одной маленькой поправкой: бабушка моя жила здесь. Здесь она и похоронена недалеко от отца и дяди.
Муж мой – одессит в четвёртом поколении.
Сын – в пятом.
А я согласна и на «понаехало». Переживу как-нибудь.
Не удивляет и шипение ещё одной знакомой. Бывшей.
«Посередине, говоришь? Ты в первых рядах должна идти с российским флагом. В первых. А ты... кого ты защищаешь…? »
Я защищаю простое человеческое право - право на жизнь. Мирную жизнь в согласии и любви на своей земле.
Наклеивать ярлыки на людей проще всего.
Но всё это, повторюсь, меня уже не удивляет.
Но огорчает и ожесточает – и это страшно.
Выстоять бы… Не ожесточив душу и сердце, выстоять.
30-31 мая.2014. Одесса.
.
Другие статьи в литературном дневнике:
