***

Ольга Дмитриева Пиир: литературный дневник

Собираю коллекцию любимых, забавных, разных стихов, чтобы были под рукой


"Живое и светится".


Александр Павлович Тимофеевский


Одуванчик желторотый,
Не живи моей заботой.
Лучше спрячься, ляг в траву,
Я пройду и не сорву.


Спи в траве, мой одуванчик,
Солнечный застывший зайчик.
Ветер дует, гнётся ель,
Над тобой колдует шмель,


Рассыпая по лицу
Золотистую пыльцу.



Александр Александрович Солодовников


Маленький, беленький, радостный,
Благоуханный,
Вот мой коханый
Ландыш желанный,
Гость долгожданный –
Дар весны.

Я его не сорву,
Я его сберегу,
Трогать не буду,
Поцеловав, побегу
К новому чуду.



Уголочки губ насмешливых
Шоколадом чуть измараны.
Как ни важничайте в кресле Вы,
Не обманете, сударыня.

Всё открыл разоблачитель шоколад –
Вам 17 лет и страшно тянет в сад.
Ах, невольно вашей бабушке
Отвечаю попугаем я.
Побежать бы с вами взапуски,
Поглупев неузнаваемо.

Что вы смотрите на кончик ваших туфель.
Голос бабушки: «Вы, батюшка, не глухи ль?»
Нет, довольно. Не могу и не хочу
Подражать опять учёному грачу.
Вот возьму, да поцелую я и внучке
Майским воздухом надушенные ручки.

Режьте, бабушка, мне голову – увы,
Я и так у Вас сижу без головы!


- как пританцовывает!



Весна, и синь, и золото, и вишен серебро,
И маленькая школьница на станции метро.
Она шагает весело, припрыжкою идёт
С большим блестящим яблоком и папкою для нот.

Размахивает папкою, а яблоко в зубах,
И яблочная сладость в сияющих глазах.
Но от меня не скроется, не спрячется хитрo,
Что это мчится счастье по станции метро.




Сергей Аксёнов, chelovekpoet
любопытно


Сквозь
( как все на себя примерено, и поступь затихает)


Я иду через лес, где живые мхи
Стерегут вероломный звук.
И дыханье, и поступь мои тихи -
Громче лист упадёт в траву.
Где-то сверху неясыть кричит: "Ухху", -
Но попробуй меня услышь.
Утопая в упругом махровом мху,
Я иду через лес. Я - мышь.


Я иду через лес - и темнеет лес,
Растворяясь во мне, как соль.
Собирается в капельки лунный блеск
На высокой траве росой.
Чем нехоженней глушь, тем бледнее свет,
Как частями его ни множь.
Мой характер - полынь, мой костюм - вельвет,
Я иду через лес. Я - ночь.


Я иду через лес, не ища границ
В бесконечном твоём лесу.
Не петляя кругами, но сверху вниз,
В самый корень, в земную суть.
Я дитя несмешливых свинцовых туч
И скорее не сын, а дочь:
Посмотри, как стекает по веткам тушь.
Я иду через лес. Я - дождь.


Темень, изморозь. Хочется молча лечь
И забыться в тягучих снах.
Это осень, не плачь. Умирает речь,
Завершаясь на мягкий знак.
Прекращается течь, улетает птичь,
Угасает огонь страстей.
Вот и я уже не человек почти -
Невесомость, туманность, тень.



Эмиграция волны


Они приходят из морских глубин
На людный пляж курортного посёлка,
Но небо остаётся голубым,
Не трескается на осколки.


На них броня из солнца и стекла
Сидит уродливо и неуклюже.
Тяжёлые громоздкие тела
Не предназначены для суши,


Поэтому в бездумном марш-броске
Они доходят лишь до мелководья
И останавливаются в песке -
Но кто же натянул поводья.


Как будто бы, когда их телеса
Показываются наполовину,
Их замедляют и влекут назад
Трепещущие пуповины.


Подкашиваются, не устояв,
Не одолев незримого экрана,
Уйдет - и как вода, сомкнётся явь:
Волна туда с волной обратно.


Но, прежде, чем вернуться в донный мир
К тому невидимому кукловоду,
Возьмут мою монетку - сувенир
На память о глотке свободы.


Развеются, исчезнут на корню,
Как никогда и не существовали.
Ракушку с пляжа в тумбочке храню -
Зачем?.. Но выброшу едва ли.



Фанерозой


Хранится на витрине Нокия -
Теперь не магазин, музей.
И нет, совсем не одинокая,
А в окружении друзей:


На полках Моторолы, Сименсы,
Самсунги, Блэкберри, ЭлДжи...
Тому лет двадцать их носили все,
А тут - лежи и не жужжи.


Казалось, вечность не износится,
Как ни ронял её, ни бил.
Труба с харизмой Чака Норриса,
Бесcмертный Горец от мобил!


И батарейка в ней рабочая -
Звони, пиликай, эсэмэсь!
А оказалась на обочине,
Отстранена с пригретых мест.


От монохромного экранчика
На сердце сделалось тепло.
Давно ли было это - раньше-то?
Ведь двадцать первый век, алло!


Опять природа развлекается,
Пуская лучшее под пресс.
Ты сможешь выжить в апокалипсис,
Но вряд ли - пережить прогресс.


Затаскана, но убедительна,
Тебя, конечно, посетит
Идея позвонить родителям -
Пока они ещё в сети -


И спрятать в глупостях, которые
Бессмысленней, чем "как дела",
Тот факт, что часть твоей истории -
По эту сторону стекла.


***


Все небоскрёбы – братья. Пусть неосязаема и тонка,
Связь между ними прочней на разрыв любого стального троса.
Разве случайно похожи прут арматуры – и ДНК?
В лестничных клетках природой вложены скрытые гены роста.


Крепнет фундамент, вентшахты делают вдох, и взлетает лифт.
Синие стёкла в небе становятся синими витражами,
От смотровой площадки до вмиг потерявшей масштаб земли
Преображая мир, дрожа, завораживая, отражая.


Здесь, наверху и ветер особый, звучащий совсем не так.
Редкий орга;н способен на нижние ноты такого тона.
Гулкий, утробный, томный, как песня блуждающего кита,
Меж облаками грузно плывущего айсбергом из бетона.


Через часы и мили подхватят родные из дальних стай
Песню стеклянных китов всего небольшого земного шара.
Соединятся в мотиве стекло и воздух, бетон и сталь –
Слушай, как жили киты, мечтали, печалились, чем дышали.


......



Ограниченные возможности


Вечерним золотым от всей души залит,
Вокруг сверкает мир, блистателен и бешен.
Я не могу летать: я с детства инвалид.
Но я пока ещё способен на пробежку –


И я бегу, бегу, вдоль парка и пруда,
С такими же, как я, людьми с приставкой «недо-».
Сочувствия не жду; хотя не без труда
Даётся мне глядеть в потерянное небо.


Ещё я не могу ни петь, ни рисовать,
Ни понимать зверей, ни проходить сквозь стены,
Ни исцелять больных… И разве что слова
Мне позволяют быть заметнее растений.


.....


Простое настоящее (какой славный ритм. барабанщик.)


У тебя есть веточка и листочек,
У меня есть лампочка и моторчик.
Я могу крутиться вокруг, мигая!
Я влюблён! Не важно, что ты – другая.


У меня смешно дребезжат пружинки.
У тебя видны на просвет прожилки,
А ещё – коробочка с семенами:
Прорастут, окрепнут – и станут нами.


Чтобы им на свете жилось счастливо,
Я создам систему автополива!
Я ведь смог построить твою теплицу.
Эй, не плачь! На мир бесполезно злиться.


Не ищи причин, не смакуй детали,
Он уже разрушился. Мы – остались.
Даже если выжили только двое,
Я с тобой. Живое нашло живое.


И пускай округа лежит в руинах,
Я – упрямый маленький ардуино!
И пока мой модуль не обесточен,
У меня есть лампочка! И моторчик.




Источник: https://ryfma.com/p/AKcjffvpHFJ5e3BKK/241-emigraciya-volny


Песнь о далёкой-далёкой туманности


Вослед космоопере космобалет
Кочует по всем кинозалам –
О том, как сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным квазарам.
С дружиной своей, в мандалорской броне
Он занят каким-то межзвёздным турне.


Кружится небесных светил карусель
Вдали от родимого Солнца.
Олег держит путь к Ориону: «Отсель
Мы будем грозить орионцам!»
Ничто не встревожит летучий корабль:
Ни пращ, ни стрела, ни светящийся сабль.


Навстречу Олегу – как водится, волхв.
Матёрый, как овощ на грядке.
Местами слова изречений его
В чудном говорятся порядке.
И он предрекает Олегу каюк
Не то от копытных, не то от змеюк.


Олег засмеялся: «Мне смерть от кобыл
Пророчат со времени она!
Мы в космосе, старче!» Но он позабыл,
Что в южном крыле Ориона
Темнеет, изысканной формой маня,
Туманность с названием «Морда коня».


Как ни был герой предприимчив и горд,
Не минул житейских коллизий.
В одном астероиде дрых экзогорт –
Гигантский космический слизень.
Развязка сюжета довольно ясна:
Не стоило ЭТО будить ото сна.


Реликтовым фоном последний куплет
Звучит в тишине наступившей.
Что толку с того, что был вещим Олег?
Был вещий, а сделался пищей.
Но помни: кино не отпустит ни в жизнь
Попавших в петлю бесконечных франшиз.




о.Иоанн Шаховской ( почти катехизис)



Поэзию понять не так легко,
С ней надо, и пожить, и потолпиться
В ее строках, проникнуть между строк
И удивленью научиться.
Как дальняя звезда, чиста и высока,
Для каждого неповторимо-лична,
Поэзия привыкла к чудакам
И полюбила непрактичных.



Мы входим в этот мир не с самомненьем,
Мы нищими приходим в этот дом.
Сперва мы плачем, а потом поем,
И после затихает наше пенье.
И тишины мы даже не хотим,
Которая еще не стала раем.
И лишь Небесный Иерусалим
Мы, как свое жилище, принимаем.



Без веры нет, ни в чем, у нас участья.
В садах незримы вечные цветы.
Меж равнодушьем и пристрастьем
Лежит дорога чистоты.
И нет для нас уже пути иного, -
Как вера, чистота земле дана.
Чем чище жизнь, тем тише слово
И сокровенней тишина.



Когда мы улыбаемся соседу,
Иль машем поезду бегущему вдали,
То это значит, - меж собой беседу
Два ангела на небе завели.
Но ангелов, в житейском беге нашем,
Мы замечаем лишь едва-едва . ..
Беседуют они, а мы - «платочком машем»,
Иль говорим прекрасные слова.



...Слышит всё, но слов еще не знает,
Потому что все слова земные,
Как и нити солнца золотые,
От небесного приходят Рая.



И в тайну всего живого
Не в силах проникнуть сами,
Мы зовем чудесное слово,
Начинаем писать стихами.
И мир открывается новый,
И жизнь, чем дальше, тем краше
Идет перед нашим словом,
Открытая словом нашим.




Так медленно идет на землю свет,
И воскресают мира очертанья,
И возникает жизни щебетанье,
Невинности неповторимый след.
Вся тайна мира в этом созреваньи
Часов и дней, веков и лет,
Без жалобы, без самооправданья,
Без утомительных, пустых побед.



Душа подобна Лотовой жене,
Не остается долго в вышине.
Оглядываясь на Содом,
Отыскивает там свой дом,
И каменея смотрит в ту юдоль,
Где смерть свою оставила и боль.



Эти маски, эти роли
Так препятствуют блаженству!
Тело нам дано для боли,
Как душа для совершенства.
Иов старый мыслил быстро
И имел большое знанье:
«Мы приходим на страданье,
Чтоб стремиться вверх, как искры.»



Усталый человек взмахнул рукой
И горький дым глотает по привычке.
И нет во всех мирах души такой,
Которая жалела бы о спичке.
Но, может быть, есть все же сын земной,
Познавший тайну малого творенья, -
Пусть будет он, хотя бы, только мной,
И дар его - одним стихотвореньем.



Много жалости и милости
В бледном небе надо мной.
Надо жить без торопливости
В неизбежности земной.
Листьев нежная сумятица,
Как дыхание земли.
И все тайны мира прячутся
Легким облаком вдали.


Предметы, если не летят,
Великой тишиной звенят.
И в полночь, первый жизни час,
Предметы все жалеют нас.
А мы, немудрые, поем
И тишины своей не ждем.
За нас молчит предмет немой,
Как ангел тишины земной.


БЕЗЗАЩИТНОСТЬ
Д. Кленовскому
Все связано порукою земной -
За зверем ночь, простор за белой птицей;
Но кто укроется за белизной,
За ангела, кто может заступиться?
Нет беззащитней в мире, чем они,
Нет утаенней их в холодном мире.
Пред ними надо зажигать огни,
Их надо петь на самой громкой лире
И говорить, что ангелы всегда,
Спасая смертных, падают в пучину.
Они идут с волхвами, как звезда,
Хранят рожденье, пестуют кончину ...
Хранитель ангел, если, и любя,
Твой шопот я поранил невниманьем,
Прости меня. Я знаю, что тебя
Увидят все в час позднего свиданья.
Когда наступят сумерки земли
И свяжутся навек пустые речи,
Все ангелы придут, как корабли,
Последней беззащитности навстречу.



Другие статьи в литературном дневнике:

  • 12.10.2025. ***
  • 11.10.2025. ***