Дни горели белым огнем. Земля была горячая, деревья тоже были горячие.
Сухая трава шуршала под ногами. Только вечерами наступала прохлада. И
тогда на берег стремительной реки Катуни выходил древний старик, садился
всегда на одно место - у коряги - и смотрел на солнце. Солнце садилось за
горы. Вечером оно было огромное, красное. Старик сидел неподвижно. Руки
лежали на коленях - коричневые, сухие, в ужасных морщинах. Лицо тоже
морщинистое, глаза влажные, тусклые. Шея тонкая, голова маленькая, седая.
Под синей ситцевой рубахой торчат острые лопатки.
Однажды старик, когда он сидел так, услышал сзади себя голос:
- Здравствуйте, дедушка!
Старик кивнул головой.
С ним рядом села девушка с плоским чемоданчиком в руках.
- Отдыхаете?
Старик опять кивнул головой. Сказал;
- Отдыхаю.
На девушку не посмотрел.
- Можно, я вас буду писать? - спросила девушка.
- Как это? - не понял старик.
- Рисовать вас.
Старик некоторое время молчал, смотрел на солнце, моргал красноватыми
веками без ресниц.
- Я ж некрасивый теперь, - сказал он.
- Почему? - Девушка несколько растерялась. - Нет, вы красивый,
дедушка.
- Вдобавок хворый.
Девушка долго смотрела на старика. Потом погладила мягкой ладошкой его
сухую, коричневую руку и сказала:
- Вы очень красивый, дедушка. Правда.
Старик слабо усмехнулся:
- Рисуй, раз такое дело.
Девушка раскрыла свой чемодан.
Старик покашлял в ладонь:
- Городская, наверно? - спросил он.
- Городская.
- Платют, видно, за это?
- Когда как, вообще-то, Хорошо сделаю, заплатят.
- Надо стараться.
- Я стараюсь.
Замолчали.
Старик все смотрел на солнце.
Девушка рисовала, всматриваясь в лицо старика сбоку.
- Вы здешний, дедушка?
- Здешный.
- И родились здесь?
- Здесь, здесь.
- Вам сколько сейчас?
- Годков-то? Восемьдесят.
- Ого!
- Много, - согласился старик и опять слабо усмехнулся. - А тебе?
- Двадцать пять.
Опять помолчали.
- Солнце-то какое! - негромко воскликнул старик.
- Какое? - не поняла девушка.
- Большое.
- А-а... Да. Вообще красиво здесь.
- А вода вона, вишь, какая... У того берега-то...
- Да, да.
- Ровно крови подбавили.
- Да. - Девушка посмотрела на тот берег. - Да.
Солнце коснулось вершин Алтая и стало медленно погружаться в далекий
синий мир. И чем глубже оно уходило, тем отчетливее рисовались горы. Они как
будто придвинулись. А в долине - между рекой и горами - тихо угасал
красноватый сумрак. И надвигалась от гор задумчивая мягкая тень. Потом
солнце совсем скрылось за острым хребтом Бубурхана, и тотчас оттуда вылетел
в зеленоватое небо стремительный веер ярко-рыжих лучей. Он держался недолго
- тоже тихо угас. А в небе в той стороне пошла полыхать заря.
- Ушло солнышко, - вздохнул старик.
Девушка сложила листы в ящик.
Некоторое время сидели просто так - слушали, как лопочут у берега
маленькие торопливые волны.
В долине большими клочьями пополз туман.
В лесочке, неподалеку, робко вскрикнула какая-то ночная птица. Ей
громко откликнулись с берега, с той стороны.
- Хорошо, - сказал негромко старик.
А девушка думала о том, как она вернется скоро в далекий милый город,
привезет много рисунков. Будет портрет и этого старика. А ее друг,
талантливый, настоящий художник, непременно будет сердиться: "Опять
морщины!.. А для чего? Всем известно, что в Сибири суровый климат и люди там
много работают. А что дальше? Что?.."
Девушка знала, что она не бог весть как даровита. Но ведь думает она о
том, какую трудную жизнь прожил этот старик. Вон у него какие руки... Опять
морщины! "Надо работать, работать, работать..."
- Вы завтра придете сюда, дедушка? - спросила она старика.
- Приду, - откликнулся тот.
Девушка поднялась и пошла в деревню.
Старик посидел еще немного и тоже пошел.
Он пришел домой, сел в своем уголочке, возле печки, и тихо сидел -
ждал, когда придет с работы сын и сядут ужинать.
Сын приходил всегда усталый, всем недовольный. Невестка тоже всегда
чем-то была недовольна. Внуки выросли и уехали в город. Без них в доме было
тоскливо. Садились ужинать.
Старику крошили в молоко хлеб, он хлебал, сидя с краешку стола.
Осторожно звякал ложкой о тарелку - старался не шуметь. Молчали.
Потом укладывались спать.
Старик лез на печку, а сын с невесткой уходили в горницу. Молчали. А о
чем говорить? Все слова давно сказаны,
На другой вечер старик и девушка опять сидели на берегу, у коряги.
Девушка торопливо рисовала, а старик смотрел на солнце и рассказывал:
- Жили мы всегда справно, грех жаловаться. Я плотничал, работы всегда
хватало. И сыны у меня все плотники. Побило их на войне много - четырех.
Два осталось. Ну вот с одним-то я теперь и живу, со Степаном. А Ванька в
городе живет, в Бийске. Прорабом на новостройке. Пишет; ничего, справно
живут. Приезжали сюда, гостили. Внуков у меня много, любют меня. По городам
все теперь...
Девушка рисовала руки старика, торопилась, нервничала, часто стирала.
- Трудно было жить? - невпопад спрашивала она.
- Чего ж трудно? - удивлялся старик. - Я ж тебе рассказываю: хорошо
жили.
- Сыновей жалко?
- А как же? - опять удивлялся старик. - Четырех таких положить -
шутка нешто?
Девушка не понимала: то ли ей жаль старика, то ли она больше удивлена
его странным спокойствием и умиротворенностью.
А солнце опять садилось за горы. Опять тихо горела заря.
- Ненастье завтра будет, - сказал старик.
Девушка посмотрела на ясное небо:
- Почему?
- Ломает меня всего.
- А небо совсем чистое.
Старик промолчал.
- Вы придете завтра, дедушка?
- Не знаю, - не сразу откликнулся старик. - Ломает чего-то всего,
- Дедушка, как у вас называется вот такой камень? - Девушка вынула из
кармана жакета белый, с золотистым отливом камешек.
- Какой? - спросил старик, продолжая смотреть на горы.
Девушка протянула ему камень. Старик, не поворачиваясь, подставил
ладонь.
- Такой? - спросил он, мельком глянув на камешек, и повертел его в
сухих, скрюченных пальцах. - Кремешок это. Это в войну, когда серянок не
было, огонь из него добывали.
Девушку поразила странная догадка: ей показалось, что старик слепой.
Она не нашлась сразу, о чем говорить, молчала, смотрела сбоку на старика. А
он смотрел туда, где село солнце. Спокойно, задумчиво смотрел.
- На... камешек-то, -сказал он и протянул девушке камень. - Они еще
не такие бывают. Бывают: весь белый, аж просвечивает, а снутри какие-то
пятнушки. А бывают: яичко и яичко - не отличишь. Бывают: на сорочье яичко
похож - с крапинками по бокам, а бывают, как у скворцов, - синенькие, тоже
с рябинкой с такой.
Девушка все смотрела на старика. Не решалась спросить: правда ли, что
он слепой.
- Вы где живете, дедушка?
- А тут не шибко далеко. Это Ивана Колокольникова дом, - старик
показал дом на берегу, - дальше - Бедаревы, потом - Волокитины, потом -
Зиновьевы, а там уж, в переулочке, - наш. Заходи, если чего надо. Внуки-то
были, дак у нас шибко весело было.
- Спасибо.
- Я пошел. Ломает меня.
Старик поднялся и пошел тропинкой в гору.
Девушка смотрела вслед ему до тех пор, пока он не свернул в переулок.
Ни разу старик не споткнулся, ни разу не замешкался. Шел медленно и смотрел
под ноги. "Нет, не слепой, - поняла девушка. - Просто слабое зрение".
На другой день старик не пришел на берег. Девушка сидела одна, думала о
старике, Что-то было в его жизни, такой простой, такой обычной, что-то
непростое, что-то большое, значительное. "Солнце - оно тоже просто встает и
просто заходит, -думала девушка. -А разве это просто!" И она пристально
посмотрела на свои рисунки. Ей было грустно.
Не пришел старик и на третий день и на четвертый.
Девушка пошла искать его дом.
Нашла.
В ограде большого пятистенного дома под железной крышей, в углу, под
навесом, рослый мужик лет пятидесяти обстругивал на верстаке сосновую доску.
- Здравствуйте, - сказала девушка.
Мужик выпрямился, посмотрел на девушку, провел большим пальцем по
вспотевшему лбу, кивнул:
- Здорово.
- Скажите, пожалуйста, здесь живет дедушка...
Мужик внимательно и как-то странно посмотрел на девушку. Та замолчала.
- Жил, - сказал мужик. - Вот домовину ему делаю.
Девушка приоткрыла рот:
- Он умер, да?
- Помер. - Мужик опять склонился к доске, шаркнул пару раз рубанком,
потом посмотрел на девушку. - А тебе чего надо было?
- Так... я рисовала его,
- А-а. - Мужик резко зашаркал рубанком.
- Скажите, он слепой был? - спросила девушка после долгого молчания.
- Слепой.
- И давно?
- Лет десять уж. А что?
- Так...
Девушка пошла из ограды,
На улице прислонилась к плетню и заплакала. Ей было жалко дедушку. И
жалко было, что она никак не сумела рассказать о нем. Но она чувствовала
сейчас какой-то более глубокий смысл и тайну человеческой жизни и подвига и,
сама об этом не догадываясь, становилась намного взрослей.
