Фото: 1. Водосвятный молебен у входа в церковь Иоанна Предтечи служит иеромонах Арсений (Шастель). Слева от него (в накинутом на плечи плаще) Е.Р. Стрельникова. Кирилло-Белозерский музей-заповедник. 22.06.1991. Фотография автора. 2. Обложка книги Е.Р. Стрельниковой. 3.Монахиня Есфирь (Стрельникова). 2016 – 2018 гг.
7. ВИЖУ МОНАСТЫРЬ
Прежде чем перейти к беседе с православной писательницей (автором книги документальных рассказов «Ферапонтовские посиделки» (2000, 2007), исторических исследований – «Новомученики и исповедники белозерские» (1996), «Жития новомучеников кирилловских» (2004), и др.) решил узнать, как она поживает нынче. Отыскал её в интернете – и сердце сжалось от скорбной вести: 19 июня 2019 года, на 72-м году жизни после продолжительной болезни отошла ко Господу насельница Ново-Леушинского Иоанно-Предтеченского женского монастыря монахиня Есфирь (Стрельникова). Царствие ей Небесное! Елена Романовна приняла монашеский постриг в январе 2016 года. Для меня и это известие было неожиданным, ведь наша переписка и сотрудничество так и не возобновились с ноября 2007 года, времени её последней публикации в возглавляемом мною журнале (8). В 2008 году он прекратил своё существование, а я уехал из Москвы…
И вновь дорога, теперь уже недолгая – из Кириллова в Ферапонтово. А поехал я повидаться с бывшей научной сотрудницей Музея фресок Дионисия Еленой Романовной СТРЕЛЬНИКОВОЙ. По правде сказать, её оценка «мирного» сосуществования музея и церкви меня интересовала более всех иных.
Позиция директрисы музея Галины Олеговны Ивановой была ясна: её «не может не настораживать». Владыка Максимилиан доброжелательно говорит о сотрудничестве, нимало не поясняя, в чём оно может выражаться. Уклончивость священника Алексия тоже можно понять: приходу нужна мирная жизнь.
Надо также заметить, что и директриса, и священнослужители всё же смотрят на проблему односторонне – тянут, как говорится, одеяло на себя. А Стрельниковой, вкусившей музейного духа, не чужд и дух церковный. Будучи церковной старостой, она сейчас живёт заботами храма. Важно и то, что приходский храм в Ферапонтове находится не где-нибудь, а на территории музея – надвратная Богоявленская церковь (9). Вот почему ей, как никому другому, эта проблема видна с двух сторон.
Для себя Елена Романовна выстрадала её разрешение. А переболев ею, стала ясней и глубже оценивать сложившуюся ситуацию. Хотя недавно, три с лишним года назад (в июне 1991-го – время нашей первой встречи) она буквально вскипала, когда речь заходила о музее. Вот характерные записи (я их объединил) из наших прошлых бесед в Ферапонтове:
«На нас жали отовсюду: проводите атеистические экскурсии! Однако в Вологодской губернии, несмотря на все атеистические конференции, которые проводились работниками культуры, несмотря на жалобы в обком партии, никто из музейных работников атеистических экскурсий не проводил.
Проверки бесконечные! Одна дама поехала по нашей губернии инкогнито, побывала в музеях, и в журнале «Наука и религия» опубликовала статью, в которой описывала, как у нас безобразно поставлена атеистическая пропаганда. После этой разгромной публикации, где были названы конкретные виновники, обком наш, в этом деле особенно ретивый, тут же отреагировал: приказал разработать план атеистических мероприятий. Но надо сказать, что, несмотря на столь сильный нажим, эта атеистическая программа не была реализована. Атеизм не процвёл!
Помню, была в Кремле… Зашла в Успенский собор, тогда ещё музей, там я фрески смотрела… В алтаре огромные саркофаги с мощевиками. Когда я прочла, чьи там мощи, то меня охватил ужас, но и – благоговение. Чувство это невозможно передать. Имя Иоанна Златоуста, например. А там – кабинеты научных сотрудников! Более того, мощевики – это ящички красивые, вставленные в раку – вынимали и делали, «без страха и упрёка», научные фондовые описания. В частности, спор вышел. Они хотели антиминсы включить в какую-то экспозицию. Меня спросили: как вы, Елена, считаете? Я ответила: считаю, что это – кощунство! Люди даже не задумываются, на что они отваживаются? На что посягают? А ведь называют себя хранителями культуры!
В церкви преподобного Кирилла (Кирилловский музей-заповедник – Г.К.) был отдел природы, а на могиле святого стояло чучело лося. Мне рассказывали: заходит бабушка, останавливается напротив чучела, кланяется, крестится. Служительница музея кидается к ней:
– Нельзя тут креститься!
А бабушка в ответ:
– Девушка, ты такая умная, так ты не замечай!
– Так чучелу лося крестишься!
– Это для вас «чучело лося», а для нас, верующих, тут мощи святого.
– Сейчас в церкви преподобного Кирилла отдел советского периода. А место, где покоятся мощи Преподобного, замуровано, чтобы даже и не вспоминали о святом. На территории монастыря общежитие культпросветучилища. Спросите у любого студента, это в основном девушки, где похоронен основатель монастыря? Уверена: далеко не каждый вам ответить. Потому что этого они «не проходили». И это не стародавние времена пятилеток безбожия!
Я не могу видеть это жуткое поругание. Там висят фотографии выдающихся людей Кирилловской земли. Мы теперь знаем, чем они «выдались вперёд». Имеем совершенно другие оценки их деятельности в 20-30-х годах. И вот их фотографии повешены в самом алтаре. Там же сапоги, гармошка… А на месте запрестольного образа висит плакат, на котором изображена физиономия с папиросой в зубах. Вот вам – музейный показ! Воспитание культурой! «Мы двигаем культуру!», – как любят выражаться многие сотрудники.
Сколько тысяч вгрохали в эту экспозицию! Страшный сон! Ну, плохо вы относитесь, не приемлете слова «святой», но ведь Кирилл – основатель города, в котором вы живёте. И так-то чтите вы его память?! О какой культуре вы ведёте речь, господа-товарищи?
Удобно жить тихо. Но дальше молчать нельзя, иначе, как написано, «камни возопиют»
Ну, а теперь – к беседе. Она состоялась по дороге в дерёвню Цыпино, куда мы направлялись к знакомым иконописцам – супругам Сергею Ершову и Вере Соколовой (10). Заметив поваленное сухое дерево, я предложил Елене Романовне сесть рядком да потолковать ладком. А когда мы уселись поудобнее, задал ей свой «коронный» вопрос, который задавал и предыдущим собеседникам:
– Елена Романовна, в своё время вы изрядно потрудились на музейном поприще. Наверняка любили его. Не тепло-хладно работали. А теперь вот, очутившись за стенами музея, ежедневно ощущаете его дыхание. Что вы сейчас можете сказать о сотрудничестве музея и церкви? Возможно ли таковое?
– Мне видится единственный, по-моему, и естественный путь – воцерковление. Не насильственное сближение двух различных полюсов, а нечто совсем иное. Ведь там и там – люди. И Богу нужны те и другие: за каждую душу идёт битва. Вот почему во взаимоотношении церкви и музея должны быть переставлены акценты. Но всё должно происходить добровольно, без силовых приёмов, как с той, так и с другой стороны.
Что Отечеству сегодня нужнее всего? В чём сейчас, употреблю слово иностранное, дефицит? Во время наступающего хаоса, когда необходимо найти своё место, определить своё земное предназначение, без твёрдой устойчивой опоры не обойтись. Вот с какой точки зрения надо смотреть.
Когда-то высказывалась мысль о том, что при монастырях, где есть особо ценные собрания, должны быть созданы церковно-археологические кабинеты. В них могли бы трудиться и светские люди, и монашествующие. Но всё это должно происходить в лоне церкви. Вот о чём идет речь. Как церкви нужны сегодня знающие люди! А у интеллигенции русской, об этом много писали, большая вина перед Отечеством. Ведь она, имея прекрасное образование, силы и средства, упустила самое главное, что имелось в Российской державе!
Сегодня лучшие люди где только ни прилагают свои усилия, чтобы быть полезными России. Но, к сожалению, очень многие остаются вне церковной ограды. Я смотрю на замечательных моих коллег – умных, красивых, достойных – и задаю вопрос: ну, почему они не в лоне церкви? Зачем тратят силы на противостояние? Оно сейчас имеет формы стёртые. При внешней благожелательности – мы все вдруг стали такими воспитанными! – суть, однако, та же остаётся. Водораздел! Но должна быть честность во всём. И она нужна для того, чтобы определить: что сегодня для нас, россиян, важнее всего? Чего нам не хватает? Духовности! От её нехватки и развал в экономике, и падение нравов…. Действительно, приходит ощущение отходящего поезда. Поезд вот-вот уйдёт… Что надо не забыть при сборах? Перед теми испытаниями, которые всех нас ожидают, – а то, что они грядут, уже каждый «чувствует кожей», – что надо делать? Собирать внутри себя рать. И собирать её на главное.
Когда я вхожу в музей, вижу только монастырь. Даже несмотря на то, что бурная и широкая деятельность музея сегодня налицо. Наводится порядок. Многое заблистало. А в церкви видишь скудость. Батюшки нет. Трудности затянулись. Но всё-таки для меня жизнь теплится здесь, в церкви. А не там. Да, я прошла горнило музейной работы, очень её любила, горячо защищала. Но сейчас жизнь для меня там, где затеплена лампада. Пусть даже трое соберутся «во имя Мое» – и жизнь уже есть. А стены готовы… Они ожидают этого нового дыхания – жизни ожидают!
– Что же, в музее напрасно трудятся? Причём, я знаю, с огромным энтузиазмом, если хотите, и с любовью…
– Трудятся, да. Но во имя чего труд? Главное, чтобы он был во славу Божию. А не во славу свою! Нет того третьего, кто бы сказал: это во славу людскую, а не Божию. Славу душевную. Понятие духовности житейски не обсудишь, фондовыми описаниями не подменишь. И мои слова вовсе не о том, чтобы все рванулись в Епархиальное управление искать работу.
– Когда-то в России церковь освящала все роды деятельности. Была она в университете, в гимназии, в каждом полку был батюшка, окормляющий воинов… Вы это разумеете, говоря «быть в лоне церкви»?
– Да, воцерковлённость была неотъемлема от человека русского. Сейчас мне трудно представить, как мы могли ещё шесть лет назад жить без храма Божьего. Для меня это – неправдоподобно. Вот сейчас нет в храме какое-то время службы, и уже подступает уныние, какое-то опустошение…
– Елена Романовна, но ведь вы говорите от лица малой горстки людей. У большинства отсутствие церковной службы ничего не меняет в их мироощущении. Мало, кто вообще об этом задумывается.
– Сейчас невозможно не задумываться! Ведь сегодня мы не имеем права сказать, что не знаем, где Истина. Она не сокрыта: иди и виждь! Каждый, так или иначе, но хотя бы задал себе этот вопрос. Пусть пока не нашёл ответа. Но, ощущая грядущий ужас, каждый для себя решает: где есть Истина. И как бы многие ни прятали голову в песок, они не могут не ощущать, что Солнце светит. И его надо обязательно признать. Да и как мы собираемся возродить Россию без церкви? Без неё не возродить и нашего национального сознания. Многие интеллигенты это хорошо понимают. И не только интеллигенты. Когда на эти темы говоришь с поселянами Ферапонтова, то видишь, что они удивительно теплы душою. Они чище сердцем. Вот по простоте своей сердечной они к Богу ближе. Хотя люди эти уже испорчены дискотеками, телевидением, а оно прочно внедрилось в каждый дом, тем не менее они готовы воспринимать слово Божье. Чисто и простосердечно. И здесь мы упираемся в то, что «оскуде Преподобный», или, проще говоря, нет пастырей. У епархии нет пастырей. Когда был монастырь, церковность входила органично в жизнь слободы. И сейчас бы она вошла в жизнь. Почва для посева готова.
– Как же без сельской церкви осуществлялась приходская жизнь в Ферапонтове?
– Монастырь в себе совмещал и жизнь прихода, и жизнь монастыря. Даже по документам проходило, что его имущество приходское. Жители Ферапонтова на сельском сходе предоставили возможность открыть здесь обитель. И лес выделили для порубки… Открытие в 1904 году женского монастыря было с радостью принято.
– А сегодня примут?
– Нимало не сомневаюсь. Как-то раз напросилась я на рыбалку. Плывём в лодке, а я глаз от монастыря не отвожу. Сын не выдержал, спросил: «Мама, что ты всё время на него смотришь?». Вот гляжу, отвечаю ему, и нет у меня ни единой мысли о музее – вижу монастырь! И только.
…После ужина в Цыпине возвращались мы в кромешной тьме. Сергей дал нам в дорогу керосиновую лампу («летучую мышь»), но она, как мне казалось, лишь только усугубляла непроглядную. Мы едва ли не на ощупь пробирались по раскисшей от дождя дороге, вдобавок ещё и раздрызганной прошедшим по ней стадом коров. Кое-как выбрались к Бородавскому озеру и уже взошли на монастырский взгорок, как нас ослепили машинные фары. Микроавтобус фирмы «Toyota» притормозил, и из него выпрыгнула женщина в длинной вязаной шали. За нею бородатый мужчина. Как к родной и близкой, кинулись они к Елене Романовне.
– Сколько же ещё вас будет высыпаться? – спросила она.
– Ещё одиннадцать братьев во главе с игуменом.
– И откуда же вы?
– Аж из Тотьмы!
– Что ж с вами поделаешь… Поедемте, размещу вас, – с этими словами Елена Романовна втиснулась в автобус.
Я предпочёл пройтись. И когда вошёл в дом, она уже вовсю хлопотала с ужином для братии Антониево-Сийского монастыря. Сон уже начал меня смаривать, когда за стеной грянуло дружное «Отче наш» – братия приступила к трапезе. Ну, и ладно, и добро… Да будет воля Твоя!
Утром перед отъездом Елена Романовна спросила:
– А вы разве не встречались в Кириллове с Рыбиным?
– Нет, не довелось. А кто он?
– Валерий Васильевич работает в музее. Вот с ним бы вам побеседовать! Впрочем, есть у меня его статья, как раз на музейную тему. Думаю, вам она пригодится.
Елена Романовна не ошиблась. Чтобы проблематика взаимоотношений музея и церкви, как бы получив ещё и «вертикальное» измерение, была представлена во всей полноте, полагаю, что и такой взгляд на «пленение» православных святынь, несомненно, заслуживает внимания. Статья эта с характерным названием «Музейный плен» была опубликована в газете «Православный Санкт-Петербург (№17, ноябрь 1993). Здесь же ограничусь лишь малыми выдержками.
«Можно не удивляться, почему в продолжении семи десятилетий попирались святыни видимые: прежде того мы сами в себе попрали святыни невидимые. За пленением душ естественно следует пленение вещей и природы»
«Музеи расценивают православные святыни в их второстепенном качестве – как памятники искусства, истории и архитектуры. Главное – богослужебное – назначение этих вещей выносится за скобки. Вещественное ценится выше Невещественного. Не измени мы державе Креста – подмена была бы невозможна»
«Церковь не только выполняет традиционные музейные задачи (хранение, собирание, просветительство), но и подчиняет их главному – живому соединению человека с Богом. Отъятое же у Церкви – отъято и у народа, в главном – молитвенном назначении»
«Вопрос о передаче-непередаче Православной Церкви её святынь является не только юридическим, общекультурным, но и нравственным. Это вопрос о духовной ответственности каждого из нас перед единым историческим временем – прошлым, настоящим и будущим»
«Святыни без молитвенного дыхания подобны телу без души. Разве вправе музеи забывать о людях, которые молились и ещё будут молиться в среде этих святынь? Молитва не умирает. Мир преходит, а молитва пребывает вечно. Молитвенными слезами орошалось основание русских обителей – силой молитвы они и вновь возродятся. Без освящающего действия Креста и Молитвы не возродятся ни монастыри, ни Россия»
Воздержусь от каких-либо комментариев. Лишь замечу: «умственный» подход тут бессилен. Только в духовном прочтении «могий вместити, да вместит»
… На обратном пути всё же успел забежать на Кирилловское автопредприятие, чтобы провести «социологический опрос». Наметил же себе подойти к первому встречному да, не обинуясь, спросить его: а что, брат, не угнетает душу видеть изо дня в день поруганную красоту и святыню?
Первым встречным оказался молодой круглолицый шофёр, вылезший на моих глазах из-под самосвала, стоявшего на пандусе у храмовой стены. И что же от него услышал? «Как не угнетает? – тяжело вздохнул он. – Угнетает! Болит душа!»
Прости, брат Николай! Ведь грешным делом совсем не ожидал такого ответа. Раз болит, значит не омертвела. Значит, способна любить. Да не оскудеет и надежда, что русская душа, рано или поздно, а воспрянет: нужно только верить!
1994 (2021). Москва – Кириллов – Ферапонтово – Малоярославец
POST SCRIPTUM
В память Елены Романовны Стрельниковой (монахини Есфири) публикую её письмо, которое она вложила в присланную мне книгу «Жития новомучеников кирилловских». Только поэтому (в книге!) оно и сохранилось.
Дорогие о Господе Юрий и Татиана!
Простите, ради Христа, меня за столь долгое молчание!
Занятость превращается в чёрствость.
Получить от вас письмо было такой неожиданностью, что я долго переваривала это событие. Потом стала пугаться того, что будет написано нечто о нашей жизни. Мне уже влетело от сына за то, что я чистосердечно рассказала журналистке Анне Ильиной о встречах с Любушкой Сусанинской, а она возьми, да и включи это в свою книгу, называя всех нас по именам и по «адресам». А прихожане храма, где служит о. Михаил Стрельников (11), начали его донимать.
Вот вы и узнали первую новость, что сын мой стал священником. А начать я хотела, конечно, не с нас, а с ответов на ваши вопросы.
1– 3) Цыпино. Там живут иерей Сергий – наш настоятель, матушка Вера (его супруга) и их соседи. (Это те Сергей и Вера, которых вы помните). Их сын – диакон Александр, он живёт в церковном доме с женой Любой и дочерью Варварой. Начинал о. Сергий у нас, потом 8 лет прослужил в Белозерске, в январе этого года вернулся к нам.
4) О Ларисе Патраковой (12) ничего не знаю. Она покинула Ферапонтово тогда, когда от нас перевели о. Арсения в Харовск. Больше не бывала здесь. Года 2 назад я её встретила в Вологде (куда она давно переехала из Ярославля) – всё то же, всё так же. Пишет, ездит… Как живёт не знаю.
5) В монастыре – музей (процветает), кажется, 40 сотрудников и смотрителей. По-прежнему Марина Сергеевна (Серебрякова – Г.К.) директор.
6) В Кириллове – монастырь (2 монаха), больше не прибывает с 1997 г.
7) Что за книжку вам передал Балакшин ? (13) Рассказы? Или что-то другое? У меня несколько книжек, но больше – не художественных. Я всё-таки историк, и этим занимаюсь. В музее после судов (из-за комнаты Елены Романовны в доме вне стен музея, но ему принадлежащему – Г.К.) не работаю, уволилась сразу.
За всё слава Богу! Обиды ни на кого не держу. Напротив, очень
благодарна своим гонителям. Гонители показывают нам, какой путь не наш.
В письме всего не расскажешь…
Приезжайте, поговорим, чаю попьём вдоволь (14).
До встречи в эфире.
Простите!
30.06.2005. Лена
ПРИМЕЧАНИЯ
8) Елена Стрельникова. Американские впечатления (журнал «Культурно-просветительная работа» («Встреча») №11, 2007). В журнале также было опубликовано (в №/№ 3 – 5 за 2006 год) её исследование: «Тихомировы: отец и сын»
9) Сегодня приходский храм находится за стенами музея: это деревянная церковь преподобного Нила Сорского, освящённая в 2008 году.
10) Отец Сергий Ершов был рукоположен во иереи 20.11.1994 года. Нынче он протоиерей, настоятель храма преподобного Нила Сорского в Ферапонтове
11) Протоиерей Михаил Стрельников – настоятель храма святых мучеников Адриана и Наталии в Старо-Панове (СПБ).
12) Лариса Леонардовна Патракова – вологодская поэтесса. В 1991 году она была старостой в Богоявленской церкви
13) Роберт (в крещении – Роман) Балакшин – вологодский писатель
14) Поехала (в сентябре 2005-го) "чаёвничать" в Ферапонтово моя жена... Позже о Богородице-Рождественском монастыре и Музее фресок Дионисия был опубликован её очерк: Татьяна Куликова. "Диво дивное в русской глуши" (журнал "Культурно-просветительная работа" ("Встреча") №2, 2006)
Начало:
1 - http://stihi.ru/2021/02/14/4281
2 - http://stihi.ru/2021/02/14/8754
3 - http://stihi.ru/2021/02/15/4489
4 - http://stihi.ru/2021/02/15/6592
5 - http://stihi.ru/2021/02/16/2974
6 - http://stihi.ru/2021/02/16/3221