Фото: Галина Олеговна Иванова
3. ТРУДЫ, ЗАБОТЫ И ОПАСЕНИЯ
Беседую с директрисой Кирилло-Белозерского историко-художественного музея-заповедника Г.О. ИВАНОВОЙ (4)
Известно, любимым делом жив человек. Прояви должный интерес к его делу, и твои вопросы не останутся втуне. Сначала холодно, официально, а затем всё теплее и воодушевлённей рассказывала Галина Олеговна о своём музее. Временами даже с нескрываемой любовью, как о родном дитяте, в судьбе которого буквально каждый миг дорог материнскому сердцу. Как делал первые шаги, как мужал, какие претерпел невзгоды… Но сначала коснулись недавно прошедшей в Кириллове, посвящённой 70-летию музея, конференции.
– Сейчас не лучшие времена для поездок, – говорит Галина Олеговна, – к сожалению, не все приглашённые смогли к нам приехать из дальних мест. Их нетрудно понять. А вот за вологодских музейщиков – обидно! Многие из них не могли себе позволить даже областную командировку. Причина? Постыдное безденежье! Но всё же конференция состоялась. Тема её – «Культура Белозерья X – XX»
Мы заслушали много интересных докладов, подводивших итог десятилетним исследованиям. Порадовали и доклады-открытия. Например, автора проекта реставрации нашего архитектурного ансамбля Сергея Сергеевича Подъяпольского. Он профессор Московского архитектурного института, и вот уже 40 лет работает с нашими памятниками. Сергей Сергеевич попытался реконструировать утраченную в 18-м столетии первую церковь, построенную над могилой основателя монастыря. Выступление Подъяпольского вызвало чрезвычайный интерес.
К нам приехали вовсе не чужие люди. С ними мы сотрудничаем уже не один десяток лет. Один коллега даже обиделся, когда на прощальном банкете к нему обратились со словами «наш гость». «Я не гость! Я – свой!» – в сердцах возразил он.
Приехали сотрудники Государственного Русского музея, Ярославского историко-архитектурного музея-заповедника, Института археологии АН РФ, Вологодского Государственного педагогического института, Череповецкого музейного объединения, Государственного архива Вологодской области… Надеемся издать сборник докладов.
Сама же директриса выступила на этой конференции с обширным докладом «Кирилло-Белозерский музей – собиратель и хранитель памятников истории и культуры Белозерья». В нём она рассказала о 70-летней научной деятельности музея, судьба которого складывалась порою очень драматично.
– Пришли ужасные 30-е годы, – открывает Галина Олеговна одну из трагических страниц в жизни музея. – Твёрдые идеологические установки, жесточайший контроль их выполнения! Музей, по сути дела, занимался лишь краеведческой работой. Но какое это было краеведение? Чуть ли не плакатная пропаганда «достижений социалистического строительства». Только сейчас мы возвращаемся к подлинному краеведению.
Именно тогда началась нещадная эксплуатация монастырских зданий: тут размещались и скот, и дрова, и воинская часть… Коллекции безбожно растаскивались. Как это делалось? Составлялись параллельно две описи – предметов, имеющих музейную ценность, и прочих, таковой не имеющих. Во вторую прежде всего заносились предметы, изготовленные из драгоценных металлов, украшенные драгоценными камнями. Не буду объяснять, почему именно так шло разделение. Оно диктовалось сверху.
В те же годы прошла вереница списаний, которые так же определялись центральными органами культуры. Говорю о списании «поздних» икон. К таковым были отнесены иконы, созданные, начиная с XVIII века. У сотрудников не подымалась рука на такое повальное уничтожение памятников церковного искусства. Но уходить от этой «работы» было очень опасно. Судя по документам, проверки следовали одна за другой. Что же касается древних икон, то ни о каком экспонировании не могло быть и речи. Хотя пробные расчистки и даже реставрации всё же делались. Так, в 1931 году была отреставрирована древнейшая икона из нашего собрания «Успение Богородицы» из Успенского собора.
Вообще я должна заметить, сколь это на первый взгляд ни парадоксально, а именно в те «ужасные» годы архитектурный ансамбль монастыря был спасён. Руководил реставрационными работами ленинградский архитектор Владимир Владимирович Данилов. Где не было возможности восстанавливать – средства отпускались очень скудные – он проводил работы по консервации, оставляя всё как есть до лучших времён. В течении 20-ти предвоенных лет работа велась постоянно. Как было ни трудно, а велась!
– Ну, а кто стоял у истоков Кирилло-Белозерского музея? Когда зародилась идея его создания?
– Автором этой идеи можно считать иеромонаха Антония, в миру Александра Александрова. Он подвизался здесь с конца прошлого (XIX-го – Г.К.) века. Сведений о его жизни до пострижения мы не имеем. Но если судить по его публикациям в «Новгородских епархиальных ведомостях», это был вполне образованный человек.
Пришёл сюда Антоний, когда настоятелем монастыря был архимандрит Иаков (Поспелов), на плечи которого легла огромная работа, связанная с подготовкой к 500-летнему юбилею монастыря. К сожалению, до этой даты архимандрит Иаков не дожил. Однако он всё же много успел сделать, как для возобновления монашеской жизни на твёрдых духовных основах, так и для поддержания погибающих монастырских строений.
К 1904 году Антоний собрал уже порядочную коллекцию. Тогда приезжала сюда Мария Клавдиевна Тенишева, известная собирательница российских древностей и предметов народного творчества, и очень высоко её оценила. Видел эту коллекцию и директор Петербургского археологического института Покровский. Он обратился к обер-прокурору Святейшего Синода с просьбой позаботиться о собрании о. Антония. Забота была вызвана тем, что иеромонаха Антония из монастыря выживали. Ему уже было предписано переехать в Филиппо-Ирапскую пустынь, что в Череповецком уезде.
– Кому же монах-коллекционер не угодил?
– Не угодил монастырской братии. Мария Клавдиевна в своих записках пишет, что Антоний выделялся среди монахов, как голубь среди коршунов. Его боялись и ненавидели. За что? А за то, что он отрицательно оценивал современное монашество, о чём не раз писал в своих публикациях. Письмо Покровского Священный Синод переслал архиепископу Новгородскому, а тот отфутболил его епископу Кирилловскому Иоанникию, прося во всё разобраться. Разборка стала ни чем иным, как сведением счетов, и Антония всё же отправили в Череповецкий уезд. Часть коллекции он забрал с собой, оставшееся передал кому-то на частную квартиру. Вот так драматично закончилась попытка создания нашего музея.
– Галина Олеговна, торжественно отмечено его 70-летие, а грядёт большой юбилей – 600-летия Кирилло-Белозерского монастыря. Видимо, музей готовится отпраздновать и эту дату?
– Несомненно. Однако свести всё просто к торжествам было бы бессмысленно. К 1997 году мы планируем большое количество новых экспозиций. Они должны расположиться в отреставрированном здании архимандричьих келий. Одна из намеченных экспозиций – «Кирилло-Белозерские святые Русского Севера». Обширны наши планы по издательской деятельности. Но их осуществить, пожалуй, труднее всего.
– Всё по той же бедности?
– Как вам сказать? Казалось бы, отпускают нам средства немалые. Например, в этом году принято решение о дополнительном финансировании в размере 523-х миллионов рублей (в пересчёте на наши деньги – в тысячу раз меньше – Г.К.). Но ко времени получения этих денег их съедает инфляция. Что делать? А ведь сейчас никто из реставраторов не будет работать без индексации договорных сумм. Так что издательские дела на втором плане. В 95-96-ом годах предполагается полновесное федеральное финансирование. Должен быть проведён большой комплекс работ по благоустройству города. Намечено также вывести с территории музея общежитие областного училища культуры. Ведь до сих пор его студенты ютятся в монашеских кельях! У нас также солидная программа реставрационных работ. В частности, планируем отреставрировать церковь преподобного Кирилла: мы предполагаем рекеонструировать её как таковую, то есть, как храм.
– Какие вещи основателя монастыря хранятся в музее?
– Они нам достались по наследству: шуба, предметы, которые сопутствовали святому в дороге, завещание, написанное им незадолго до смерти, обращённое к Великому князю Андрею Дмитриевичу, владевшему Белозерьем. Имеется фелонь Преподобного, но она, увы, с 72-го года на реставрации в мастерских Грабаря. Сохранилась икона, которую Кирилл принёс собой из Москвы, но она тоже не у нас – в Третьяковке.
– Ну, а епархия? Как она готовится встретить 600-летие монастыря?
– Вологодское епархиальное управление предполагает открыть на территории музея-заповедника Ивановский монастырь. Откровенно говоря, восторга эта затея у нас не вызывает. В целом же наши отношения с епархиальным управлением складываются благополучно. Острых конфликтов в том, что касается памятников архитектуры Кириллова и Ферапонтова, до сих пор не возникало. Была, правда, напряжённость при открытии прихода в Ферапонтовом монастыре. Не скрою, спровоцировали её наши бывшие коллеги. К сожалению, они всему этому задают совершенно дурной тон.
Если взять шире, то, что сейчас называют «духовным возрождением», в значительной степени походит на политическую кампанию. Подлинной духовностью здесь и не пахнет. Например, дурная идея воссоздания Храма Христа Спасителя, она меня безумно возмущает! Такие затеи могут позволить себе прежде всего богатые общества и, конечно же, находящиеся на куда более высоком духовном уровне, нежели тот, на котором находимся мы. Куда ни кинь, сплошь да рядом не возрождение, а, извините, гоп-кампания.
Хотите живой пример? Спасо-Прилуцкий монастырь. Он уже несколько лет действующий. Что же мы видим? Нет ни огромного наплыва насельников, ни особой какой-то притягательности для паломников. По сути дела, этот монастырь как был на шее у государства, когда он был музеем, так на ней и остался. Более того, по политическим мотивам смещаются акценты. Что я имею в виду? Делается современная система пожарной охраны в Спасо-Прилуцком монастыре, где нет такого огромного количества ценностей, как, скажем, в Вологодском музее или в Кирилловском. Я была потрясена, когда впервые там очутилась. Огромный комплекс земляных работ! Чуть ли не на десять секций металлические гаражи! В приёмной у настоятеля на стенах габелены! Дорогая офисная мебель! Простите, о каком возрождении речь? Или я вообще ничего не понимаю? Знаете, такое вот монашество вызывает, по крайней мере, недоумение.
- Вас, похоже, пугает возобновление монашеской жизни в Кирилло-Белозерском монастыре?
– По правде сказать, весьма и весьма настораживает. Я не считаю, что почва для этого созрела. Целиком и полностью присоединяюсь к тому, что говорил у нас два года назад Святейший Патриарх. А говорил он следующее: монастыри пополнялись за счёт крестьян. Крестьян стало меньше, и, в общем-то, и монастыри стали угасать. У нас, как я считаю, сначала должны быть воспитаны насельники, а уж потом можно предоставить им обители. А открывать монастыри, уничтожая музеи, – это преступление. Нынешний Владыка очень лояльно и даже благожелательно настроен по отношению к музеям. Он постоянно говорит о сотрудничестве, о добрых отношениях….
У нас сейчас, в связи с реставрацией церкви Кирилла, опять не в своё дело влезли околоцерковные люди, те же наши коллеги. Они пытались доказать, что мы кощунствуем над могилой основателя монастыря, неправильно ведём реставрационные работы. Приехал Владыка, он и настоятеля Спасо-Прилуцкого монастыря пригласил, и местных священников. Мы снова вернулись к проекту реставрации. И что же? Владыка выслушал реставраторов – и со всем согласился, не найдя никаких кощунств в наших действиях.
– На территории музея открыта приходская церковь. Как вы, то есть музей, себя чувствуете, живя с нею бок о бок?
– Что касается прихода, то вообще со дня его основания никаких конфликтных ситуаций не возникало. Чуть только возникнет малейшая напряжённость, мы с настоятелем встречаемся и мирно всё разрешаем.
– Всё же в чём предполагается сотрудничество музея и церкви, о котором «постоянно говорит Владыка»? Поясните, пожалуйста.
– В сущности, я и сама не могу объяснить: в чём оно может выражаться? Функционально мы совершенно разные. Одно – как бы закрытое учреждение, другое – открытое. Известно, до революции были и церковные музеи. Но они никак не смешивались с музеями светскими. Во всяком случае они всегда были отделены друг от друга территориально. Вот и мы так мыслим: будем отделены друг от друга. Но всё будет зависеть от людей, которые придут в монастырь. То есть, если придут разумные люди, то в общем-то такая же спокойная жизнь, как мы живём с приходом, может сохраниться. Ну, а если придут безумные и воинственные, тогда нас ожидает кошмар. То, что сегодня происходит в Троице-Сергиевой Лавре – это ужасно!
– А я, признаться, хотел привести её как образец разумно-спокойного сосуществования монастыря и музея. Какие же «ужасы» там творятся?
– Там же чуть ли не до рукопашной доходит. Борются за экскурсии! Посты от монастыря, посты от музея. Потом я не понимаю: разве экскурсии и есть та форма общения, с помощью которой можно привлечь к церкви верующих? Меня очень, мягко говоря, настораживает в современной церкви преобладание меркантильных интересов. Какой, например, смысл было выгонять из Ново-Спасского монастыря Московский институт реставрации? Чтобы освободившиеся помещения сдать под офис череповецкому «Металлургу», и ещё не знаю, какой там коммерческой структуре? Тут, впрочем, понятно: денежки охота подзаработать! И это никак не вызывает уважения.
Сейчас разговоры об открытии Ферапонотова монастыря притихли, но, дума, лишь на время. Они непременно возобновятся. Как я понимаю, Владыку иногда принуждают, и принуждают прежде всего светские власти. Телега опережает лошадь! Пример тому коллегия, которую проводила Администрация области. На ней как раз рассматривалась программа подготовки к 600-летию Кирилло-Белозерского монастыря. Первым о необходимости открытия монастыря в Кириллове высказался представитель Президента, и лишь потом – представитель епархии. И Владыке пришлось сказать «за». Конечно, он реально оценивает ситуацию. Например, начали работу по реставрации Казанского собора в Кириллове, но она, все это видят, ведётся очень и очень медленно. Владыка понимает, что приходу едва ли будет по силам содержать собор. Но восстанавливать его всё равно необходимо, ведь это один из наиболее значительных архитектурных памятников города!
+
Я ни в чём не стал возражать Галине Олеговне. Тем паче, что голос её вновь изменился – теперь в нём явственно звенели непререкаемые стальные ноты. Не пытался и разрешить некоторые недоумения. Например, где она встречала «безумных и воинственных» монахов? И как подготовить насельников монастыря вне монастырских стен? И что значит экспонировать храм «как таковой»? Если с алтарём и престолом, то уж тогда и с батюшкой!
Не стал также разбирать драму иеромонаха Антония. Несомненно, она налицо. Может, даже и трагедия. Но и то сказать, пристало ли ему собирать в своей келье музейную коллекцию? Его делание суть стяжание духа мирна. А тут? Монаха, одержимого страстью собирательства, уже и монахом не назовёшь. Какой же это монах? Великий соблазн, как для мирских, так и для монашествующих. Галина Олеговна посочувствовала прежде всего коллеге. Как её не понять! Однако, ей не мешало бы и знать, что лишь в единственном случае монаху дозволяется стать музейщиком: «за послушание». А мне, конечно же, в конце беседы надо было постараться возвратить её на мирные круги «любимого дела». Каюсь, не сумел! Тогда, быть может, и голос директрисы снова потеплел?
ДОПОЛНЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Конечно же, я проверил, переехало ли с территории музея-заповедника общежитие Областного училища культуры. Да, теперь оно в городе. А само училище с 2015 года стало называться «Вологодским областным колледжем культуры и туризма»
Что же касается признания Галины Олеговны о том, что «дурная» идея воссоздания Храма Христа Спасителя её «безумно возмущает», то для начала напомню о многострадальной судьбе этого грандиозного Храма. В 1931 году его взорвали, а на его месте наметили возвести по размерам более грандиозный «Дворец советов». Проектная высота его вместе с венчающей здание стометровой статуей Ленина составляла 415 метров. К строительству приступили на следующий год… Построить же Дворец планировали к концу 1942 года, к завершению третьей пятилетки. Она называлась «безбожной», потому что намечено было в течении её полностью уничтожить церковь. Но грянула Великая Отечественная… И как тут не вспомнить библейское изречение: «Почто мятутся народы, и племена замышляют тщетное?» (Пс.2, стих 1). Церковь стремительно стала возрождаться, а вскоре (в 1943-м) было восстановлено и патриаршество. Подготовленные для монтажа металлические конструкции пустили на изготовление противотанковых ежей. Более того, разобрали и возведённый каркас, металлические конструкции которого пригодились для строительства мостов.
После войны строительство Дворца оставалось заброшенным и уже никогда не возобновилось. На его фундаменте в 1958 – 1960-х гг. был построен самый большой (гигантомания продолжалась!) в СССР открытый плавательный бассейн. Хорошо его помню и даже не раз (грешен!) в нём зимою (в клубах пара!) купался. И, право же, знаменательно, что на третий день после беседы с Галиной Олеговоной (мог ли такое предположить?) его закрыли! А уже через пять лет (!) открылся для посещения Храм Христа Спасителя.
Идея, «безумно возмущающая» директрису, не нравилась многим. Приходилось слышать возражения и «покруче». Однако не меньше было и тех, кто радовался восстановлению храма. Основные затраты взяло на себя государство. Но явилось немало и доброхотов, внесших свою посильную лепту. Знаю, например, старушку, родом, кстати, из Кирилловского уезда, отдавшую на строительство храма свой накопленный «трудовой» миллион (5).
ПРИМЕЧАНИЯ
4) С 1 октября 2009 года возглавляет музей-заповедник Шаромазов Михаил Николаевич (р. 1958)
5) Узнал из книги: «Рассказ о Евгении Васильевне Тихоновой» (М., 2002). В отрочестве (в 1920-х гг.) она прислуживала епископу Тихону (Тихомирову) в Вознесенской церкви (село Сорово Кирилловского уезда). А после войны около сорока лет трудилась в звенигородском Успенском соборе на Городке.
Начало:
1 - http://stihi.ru/2021/02/14/4281
2 - http://stihi.ru/2021/02/14/8754
Продолжение:
4 - http://stihi.ru/2021/02/15/6592