Рецензия на «Поэзия или вторсырьё?» (Валерия Салтанова)

"художественная ценность"

"это можно прояснить, причём на понятных всем примерах"

Пять абзацев "примеров" чего? Общения с графоманами? Ждём примеров и определения художественной ценности.

"Сила искусства – раз за разом – в его бесконечной новизне. Если новое произведение не меняет, ну хоть чуть-чуть, мир – грош ему цена. Мир должен покачнуться. Подлинность – вот что определяет высоту произведения."

Меняет мир любое произведение любого автора. Его мир. Если этот мир не ваш – то кто вы? Вы – кто? Цербер поэзии? Ну-ну.

Хвостом виляла шавка Моська,
А слон шёл к далям и работе.
Настроив лаем громким козни,
Устала Мосенька к субботе.

Намордник нужен? Нет, зачем?
Зубов у Моси – жёлтый клык.
Налаяв сотни две поэм,
У миски с щами Моська – брык…

"Плоды творчества тогда лишь обладают художественной ценностью, когда они способны поднять планку возможного выше, чем она была до того."

Уникальность. Оригинальность. Ценность. Эти слова незнакомы публицистическому графоману. Нет, нет, не этому! Что вы! Мне. Мне незнакомы. Человеку, который ждёт примеров.

"это можно прояснить, причём на понятных всем примерах"

Жду понятных примеров возрастом, пусть, хотя бы, две тысячи двадцатого года публикации.

Дождусь?

"Открытие принадлежит первому. Кто запатентовал – тот и изобретатель."

Волга впадает в Каспийское море. Лошади… Лошадиная фамилия!

– Чехов, присядьте. Тут Первый!
– Павел Иванович! Шаблон! Оскомина! Унтер-офицерская вдо…
– Нет, нет. Антон Палыч, вы дослушайте. Пример будет!
– Белинского вспомнит?
– Ой, не надо! Марку от письма наслюнявил так, что я под столом валялся. Не надо.
– Какую марку? Вы о чём, старина?
– Да вот от того письма…
– Ах, да, вы правы. С письмом он… Но ведь Современник же! Времена такие! Не подлижешь, не поедешь в редакцию с рукопи́сями!
– Про рукопи́си вы правы. Борис вот Леонидович туда же. Нам рукопи́сями потрясал, потрясал. "Быть зна…" Впрочем, вы же не поэт. Вам не понять.
– Видел я поэтов! Лечил! Банки прописывал! Вот ужо они у меня в Мелихово-то потерпели, потерпели… Да-с! Поэтов только банками и отлечишь. Бывало, придёт поэт на приём, а я ему – р-р-раз! И счётец! Для банка. Мигом выздоравливали.
– Вот это хорошо! Это правильно. А посмотрим, как мадам "чехова-белинская" поэтов лечит?
– Покажите, окажите милость, голубчик!

"Есть только одна реальная возможность для копии стать художественно значимой – превзойти оригинал."

Дорогуша! Не пробовали в оливье дёгтя вместо майонеза? Ботинки деревянные не пробовали носить? Шубу из бумаги? Трусики – из акульей кожи, мехом внутрь? Понимаете, поэзия такая штука, что ваша проза её мгновенно блокирует, как вы меня в ВэКа. Вам мне нечего противопоставить. Десятиминутному экспромтику. А уж на критике я катаюсь, как сыр в масле, и как Иван Дмитриевич – в кресле из кожи тысячи мосек.

Пушкин-то не Горация взял, и перевёл. Страсть как иноземщину не любил. А другу-хохлу черкнул, чтобы разок прочесть. И прочёл. Да так, что тот аж целый том впоследствии сжёг, когда стишок сей опубликовался.

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастёт народная тропа.
Вознёсся выше он Валерии голодной
До первозданного, всех лучшего стиха!

Мир склонит головы, мир кинет письмена,
Пергаменты, таблички жжёной глины,
Лишь только бы Валерия одна
Сказала всем: Не проходите мимо!

Не пилигримы мы, мы мимо капищ бродим,
Мы бродим мимо сосен и берёз,
А тут – шедевр! Памятника вроде,
И в телевизер бы! Но где нам? Не дорос!

Помилуйте, маэстро! Вы ж Моргулис!
Сам главный врач великолепной дачи…
Что Переделкино? Не треугольник. Сдулись
Канаты нервов беллетристики. Заплачем?

– Павло. Хорош. Заплачет. Слёз – не надо.
От слёз тускнеет полированный овал.
Пойдём, пойдём. Высокая ограда
Нас не удержит. Нужен нам девятый вал.

Девятый вал! Девятый! И – десятый!
Десятый! И одиннадцатый вал…
На цифру ноль умножим слов тираду.
На цифру ноль насадим ветра шквал!

И пусть глумится над поэтами немая,
Беззвучная из всех беззвучных проз!
Она узнает. Может быть. Она – узнает
Как колет шип баллады в область слёз.

– Ладно… до конца? До конца дочитаю?
– Читай. Читай, Павло. Читай. Говори. Рви струны нерва.
– Сделаю…

"Поиск своего голоса, своей манеры, своего пути, своих тем и метрического рисунка, а в конечном счёте, своей неповторимой интонации – это самое сложное в стихотворчестве."

– Я ей своим голосом сказал – тут же спряталась за "чёрный список".
– Все мы в чёрных списках были…

"Но неплохо рифмующие и даже умеющие гладенько выражать свои мысли вовсе ещё не являются поэтами…"

– Бродский! У вас есть диплом поэта?
– Разве нужен диплом?
– Да! Подписанный Валерией Салтановой! И только!
– А вот Асадову тоже не дали…
– Молчать! Он герой войны! Инвалид! Слепой! Неуважение к суду! Вон! Товарищ Гангус? Я правильно говорю?
– Всё верно, товарищ Зюма Хрюкина. Будут тут ещё в русскую поэзию свои носы сувать еврейские! Тут вам не свинарник… Простите, товарищ Хрюнкина… Тут вам не свиноплемзавод Путь Ильича! Не позволим лить жижу слов на русскый язык!
– Успокойтесь, Евтушенко. С вас три оды партии и правительству. И прекратите паясничать.
– Есть прекратить! Великий кормчий в рот даёт народу слово! Слово правды! Бумагу в руки! Наш оплот – газета! Жрать газету надо!

"Каждый настоящий поэт добавляет в общую палитру мировой поэзии что-то своё, непременно что-то новое, привносит какую-то незатёртую краску, оттенок, звук, взгляд, ракурс, настроение, тематические повороты, свою лексику, жанровое разнообразие, наконец свои и только свои представления о мире, о жизни, о смерти, о любви, о вере, о правде."

– Слыхал, Гангус-Евтушенко? Вот как надо про Правду! Вот! Премию ей. Двенадцать крокодильих слёз выдать под расписку…
– Под рас… что? Извините, помедленнее можно? Я за… за… писссываю…
– Александр Сергеевич. Шурик. Не паясничайте. Так, а… Где Дантес? Дантес!
– Я!
– Головка с три рубля. Работать, Жорж, работать!
– Я? Инна… ин… на!
– Что?
– Я инна…агент! Иннаагент! Мне нельзя сейчас.
– Нда. Времена. Нравы. Валерия! Работать!

"Как этого достичь? Во многом – это вопрос к литчиновникам."

– А, ну! Подать сюда литчиновника!
– Я!
– Гангус Евтушенкович! Ваше место у…
– Покрашен…
– Что? Что вы сказали?
– Бог – Рашен! Нашен Рашен, я говорю…
– И это верно. Молодец. Иди песни петь на казанский. Шляпу! Шляпу возьми. Ох, уж эти мне поэты… Валерия! Продолжайте!
– Слушаюсь, товарищ Моисей!

"Чтобы мы научились говорить решительное «нет» духовному фастфуду, отнимающему у нас наше право на глубину постижения мира и красоту во всех её проявлениях."

– Молодец! Коллеги, костёр? Гвозди? Или просто по заднице плетью?
– Дама же! По заднице нельзя!
– И то верно. Емельян, что скажешь?
– Дык, братва! Бумага – мягкая! В дело, мабыть?
– В дело? В дело! Братва! Мягкое! Бумага! В дело!

Шум стих. Казаки расходятся по хатам. Солнце уходит в закат. За околицей слышен перелив баяна…

Эх, черноглазая!
Выйдем на луга,
Дон разливается
и нам разлить пора
Росы на косы твои,
пролить туманы лун…
Эх, черноглазая,
я с тобою юн!

…

Радиопостановка прервалась на час-полтора. Автор уснул в стогу на лугу.

– Примеры-то где? Наобещают с три короба. Всё как обычно. Мельчает прозаик. Врёт, и не краснеет.

08.11.2023.
Бублик-с-листика.

Ромакин Павел   09.11.2023 00:46   •   Заявить о нарушении