Поэзия или вторсырьё?

ПОЭЗИЯ ИЛИ ВТОРСЫРЬЁ?

В ходе своей многолетней редакторской и писательской практики часто сталкиваюсь с тотальным непониманием сути творческого процесса и полным отсутствием осведомлённости, что такое художественная ценность какого-либо произведения, в чём она состоит, что главное.
Мне показалось, что это можно прояснить, причём на понятных всем примерах и с помощью вполне доступных образов. Дело в том, что общаясь сейчас (да и всю свою жизнь!) с большим количеством людей пишущих, я невольно выявила некоторые тенденции (прямо как тот чукча: тенденция, однако!) и направления, наиболее часто встречающиеся заблуждения и мифы, тем не менее прочно укоренившиеся в головах тех, кто торит себе путь в литературу (шире – в искусство вообще). Речь идёт о целом сонме взявшихся за перо людей, которые примерно за один год осваивают все сложности и тонкости стихосложения, а далее уже начинают считать себя профи со всеми вытекающими… То есть яростно желают книг, вступления в профессиональный Союз, корочек, премий, званий и славы. Да побольше!
«А что не так? – на полном серьёзе недоумевая, вопрошают они. – Мы ведь пишем искренне, от всего сердца, и рифмы хорошие, и ритм выдержан, и хореи с ямбами нам поддались и уже под уздой…» Пытаешься объяснить, что этого мало, ничтожно мало для того, чтобы начать именоваться поэтом. В ответ – искреннее замешательство. Причём замешательство, сменяющееся недоверием, переходящим в злость, обиду и вызов.
Что не так-то, действительно? Чего цепляться к активным людям, включившим скоростной режим овладения ремеслом стихотворца? Как говорится, сиди себе спокойно, помалкивай и не завидуй.
Но не могу спокойно сидеть, ибо не дают. Обычно всё происходит по одной схеме. Сначала разыскивают меня в соцсетях (на разных площадках). Затем заверяют в своём беспредельном уважении, бескрайнем восхищении и безграничной любви. После просят совета. Следом – умоляют о помощи. Потом желают рекомендацию в Союз писателей или полную редактуру их произведений. Чувствуя сопротивление, начинают повышать голос и требовать. Получив внятный и обоснованный отказ, впадают в ярость. Самое приличное из сказанного в таких случаях: чем ты лучше? Ну, то есть сначала пишут, что я гений и величина, которой они готовы поклоняться, что прекрасней, чем я, поэта ни в жисть не читали, а потом: чем ты лучше? Или: чем я-то хуже, блин?! В общем, диалог скатывается к привычному «сам дурак». Всякий раз я опять и опять откликаюсь на такие письма только по одной причине: боюсь пропустить настоящий талант. Поэтому готова терпеть подобные нападки и общение с непроходимыми во всех смыслах авторами ради надежды (которая умирает, как известно, последней!) открыть новое дарование.
Одна мадама, крайне энергичная, начала писать стихи года полтора назад. До этого вообще не знала такого слова – «поэзия». Работала стабильно где-то в сфере услуг и была счастлива в браке. Потом трагические обстоятельства жизни выбили её из привычной колеи, и из неё как из рога изобилия посыпались слова. В рифму и без. С чудовищными ошибками. Неостановимо и настойчиво. Причём пишет она, обнаруживая полное отсутствие знаний во всех областях сразу. Но пишет много и упрямо, одновременно регистрируясь на различных сайтах, уже раздаёт стихи композиторам, уже просовывает публикации в журналы – и т.д. и т.п. После полугода дружеских излияний и заверений в любви попросила у меня рекомендацию в Союз писателей. На что я ей спокойно ответила, что сделать этого не могу, так как ей ещё рановато вступать в профессиональный Союз. «Вы же тоже рано вступили?» – парировала она. «Достаточно рано, – ответила я. – В 32 года, но до этого я уже около 15 лет занималась литературой. В общей сложности пишу почти сорок лет, но и до сих пор всё время чему-то учусь, не считаю, что я достигла вершин». «А я учусь быстро, гораздо быстрее вас!» – последовал незамедлительный ответ. Что тут скажешь? Моя оппонентка неукоснительно верит, что ей Богом предпослано писать стихи, что она обязательно станет сильнейшим поэтом России и всей Земли заодно, что на ней лежит печать избранничества. А я, злобная завистница, убиваю талант, пытаясь не подпустить её к сладостно манящим воротам литературного рая. Причём девушке под сорок, но, несмотря на то что писать начала совсем недавно, она уже искренне ощущает себя классиком. С неподражаемым пафосом заявила мне, что, отверженной, ей придётся пойти путём Цветаевой и Ахматовой, которых, по её разумению, тоже вначале никуда не пускали. Зачаточный художественный вкус и элементарная необразованность, чтение по верхам приводят к тому, что такие люди берутся сравнивать себя с Пушкиным, например, говоря: «Вот Пушкин тоже писал просто, а народ его именно за это и любит». Или, считая, что я кичусь литературным образованием (что, упаси Боже, не так!), выдают вот такие рассуждения: «Талант чаще лучше образования. Возьмите и разберите Есенина. Ритм сбит, рифма ужас, что там ещё? Но он великий! Или взять хотя бы Асадова, или Евтушенко... Да любого классика!» И даже не понимают, что этими откровенными глупостями ещё больше обнаруживают свою полнейшую, простите, профнепригодность, подписывая себе приговор… Что касается моей визави, то кончилось прямой угрозой в мой адрес: «Вот стану знаменитой, создам свой собственный Союз писателей и вас туда не приму!» И вы знаете – создаст, как пить дать, создаст: они такие! И вступают, и свои ячейки создают, и единомышленниками обрастают, и быстренько выпихивают тех, кто им помогал, объявляя их исписавшимися и творчески несостоятельными. Они ужасно любят, чтобы всё с ног на голову!
Что это – какое-то психическое отклонение или элементарный недостаток культуры? И ведь это, к сожалению, далеко не единичная история – просто наиболее яркая за последнее время и очень показательная. Конечно, каждый случай стоит рассматривать отдельно. И всё же есть нечто общее, что свойственно всем этим искателям лёгкой славы. Проблема таких людей, безусловно, прежде всего в их недалёкости, малограмотности, низком уровне начитанности. Имя им легион, а синоним им – невежественность. И они шпарят вовсю, замешивают своё рифмованное месиво, уверенные, что их посещает настоящее вдохновение и что им Богом подарен истинный талант. Причём они очень любят изъясняться о самих себе именно высоким, небудничным таким слогом! Типа «мой творческий путь» или «вы не представляете, как глубока моя душа!» А на самом деле это обыкновенная графомания, весьма и весьма плодовитая и воинственная, прочно подкреплённая сегодня благодаря современным технологиям новыми возможностями пробиться к вожделенным публикациям и прочим писательским благам. Благам – в их кургузом представлении, конечно. Графоманы назойливы, напористы, самоуверенны, беспардонны и прилипчивы донельзя. Нет ни одного писателя или редактора, не пострадавшего хоть раз от столкновения с таким горе-писакой. Всем известен рассказ Чехова «Драма», по сюжету которого писатель слушает в авторском исполнении творения одной графоманствующей особы, в конечном итоге теряет самообладание и убивает её пресс-папье. Повествование оканчивается словами: «Присяжные оправдали его». Кстати, это был любимый чеховский рассказ Льва Толстого…
Почему я так уверенно говорю, что вся эта писанина на самом деле яйца выеденного не стоит? Потому что любой творческий акт должен завершаться созданием чего-то конструктивно нового, оригинального, необычного. Такого, чего ещё прежде не было. Ну хоть в чём-то, хоть чуть-чуть! Плоды творчества тогда лишь обладают художественной ценностью, когда в них есть открытие. Когда они способны поднять планку возможного выше, чем она была до того. Чтобы человечество ахнуло и устремилось к новым горизонтам. То же самое и в других областях, не только ведь в поэзии. В спорте, например. Много спортсменов бегает – и бегает очень хорошо. Но только один станет чемпионом – тот, кому удастся прийти первым. Отставший же хотя бы на сотую долю секунды останется вне рекорда. Да, он не перестанет хорошо бегать, но он – не чемпион и его результаты никому не интересны. Только тот, кто прыгнул выше или дальше всех, может претендовать на звание чемпиона. Именно он устанавливает новый рекорд. Все остальные – мимо. Следующий претендент должен будет прыгнуть хотя бы на сантиметрик выше. И никак иначе. Это жестоко, возможно, но только так можно выявить действительно лучших, только так можно шагнуть вперёд. То же самое – в науке. Открытие принадлежит первому. Кто запатентовал – тот и изобретатель. Его имя и будет прославлено в веках. Все остальные могут повторить эти открытия и рекорды, но это уже недорого стоит. Ценятся только первооткрыватели. Те, кто идёт по чужим следам, в лучшем случае могут делать аккуратные копии – но создавать художественное произведение они не способны. «Колея эта – только моя. Выбирайтесь своей колеёй!» – пел Высоцкий. А по-простонародному – кто первым встал, того и тапки.
Сила искусства – раз за разом – в его бесконечной новизне. Малевич был первый, кто заключил чёрный квадрат в рамку. Можно как угодно к этому относиться, но он был первый. Можно сколько угодно после этого рисовать синие треугольники и фиолетовые ромбы в красный горошек, но они не будут иметь никакого художественного значения. А «Чёрный квадрат» остаётся картиной, взорвавшей сознание миллионов. Потому что никто до Малевича не посмел. Не рискнул. Не дотумкал. Если новое произведение не меняет, ну хоть чуть-чуть, мир – грош ему цена. Мир должен покачнуться. Подлинность – вот что определяет высоту произведения. Можно произвести на свет тысячи копий, пусть очень красивых, таких, что «не отличить» от оригинала, но они будут стоить копейки (не потому ли «копия» и «копейка» – слова однокоренные?). Даже самые мастерски выполненные копии – всего лишь отпечатки и слепки и открытием не являются. Как у Пастернака в его великолепном «Марбурге»: «Всё живо. И всё это тоже – подобья…»
Есть только одна реальная возможность для копии стать художественно значимой – превзойти оригинал. Пушкин взял стихотворение Горация и написал свой вариант, практически – перевод. Но этот вариант получился намного круче, чем у Горация. И поэтому «Памятник» Горация почти стёрся, забылся, а «Памятнику» Пушкина ещё жить в веках. Однако это – редкость. Это тот случай, когда гений взял чужой оригинал и не просто переписал его, а переписал гениально. Кстати, в случаях с переводами зачастую именно так и бывает – текст перевода вдруг становится гораздо более популярным и любимым в народе, чем текст оригинала, именно из-за разницы мастерства и степени одарённости автора перевода и автора подлинника.
Мы же говорим о ситуациях, когда посредственности прибегают к готовым, созданным уже до них формам и работают с апробированным материалом, пользуются испробованными и привычными художественными средствами. И множатся безликие дубликаты, разлетаются под копирку написанные ямбами и хореями нескончаемые перепевы одного и того же. Я уже неоднократно в своих работах писала о размывании таким образом достоинств оригинала, о бессовестном обесценивании поэтического слова. Но всё со временем становится только хуже. Самсебяиздат (и переиздат!) процветает вовсю, количество изданных книг никто теперь не отслеживает, публиковать свои вирши можно и на многих интернетресурсах, сайты активно зазывают желающих, отбор никакой не проводится либо проводится людьми малосведущими в данной области – и махровым цветом расцветает самодеятельность в самом плохом смысле этого слова. Потоки доморощенных стишат уже, как из того волшебного горшочка, выплёскиваются из частных владений и текут аж на солидные конкурсные площадки, перетекают в дорогие книгоиздательства, изрядно заляпывают эстрадные подмостки и безудержно льются изо всех радиоприёмников. Жутчайшая какофония и вторичность создаваемой «поэзии» уже, кажется, никого не возмущает, не задевает, не беспокоит. Напротив, безвкусица начинает нравиться, её всё более агрессивно защищают, кто-то уже отстаивает эксклюзивное право людей на самовыражение и т.д. Скоро, чувствую, при наших сегодняшних векторных устремлениях в обществе мы придём к толерантности и в поэзии – а это грозит уравниловкой, предположим, пушкинских шедевров с беспомощными виршами какой-нибудь Зюмы Хрюнкиной. Боюсь, что тогда уже будет поздно махать кулаками…
Поиск своего голоса, своей манеры, своего пути, своих тем и метрического рисунка, а в конечном счёте, своей неповторимой интонации – это самое сложное в стихотворчестве. Пишущих стихи много. При этом сносно пишущих и даже хорошо пишущих тоже немало. Более того, помнится, ещё Наум Коржавин вывел такую формулу, что никто не пишет так хорошо, как версификатор. Он, конечно, с горькой усмешкой это говорил, с грустной иронией. «Я, – сетовал он, – не умею так складно писать, как иные версификаторы». Научиться ладно складывать строки – дело в принципе нехитрое. Всем можно овладеть при желании, и искусством стихосложения тоже. Но неплохо рифмующие и даже умеющие гладенько выражать свои мысли вовсе ещё не являются поэтами. Вот этого не учитывают и многие авторы, и многие читатели. Если нет в поэзии печати индивидуальности, нет авторского почерка, нет «лица необщего выраженья», по Баратынскому, то нет в ней и самой поэзии:

…Не ослеплён я Музою моею,
Красавицей её не назовут,
И юноши, узрев её, за нею
Влюблённою толпой не побегут.
Приманивать изысканным убором,
Игрою глаз, блестящим разговором
Ни склонности у ней, ни дара нет.
Но поражён бывает мельком свет
Её лица необщим выраженьем... (Из стихотворения «Муза»)

Лучше о самобытности письма и не скажешь! Каждый настоящий поэт добавляет в общую палитру мировой поэзии что-то своё, непременно что-то новое, привносит какую-то незатёртую краску, оттенок, звук, взгляд, ракурс, настроение, тематические повороты, свою лексику, жанровое разнообразие, наконец свои и только свои представления о мире, о жизни, о смерти, о любви, о вере, о правде.
У кого-то получается создать свою систему ценностей, занять свою собственную нишу, почувствовать свою миссию, свой путь, нащупать своё предназначение в слове. Те же пишущие, кто не справляется с такой зачастую непосильной для них задачей, остаются производителями поделок. Иногда симпатичных, но всё же – только поделок, вроде бумажной салфеточки или кустарно расшитого полотенца. Писатель, не ставящий себе высоких целей подняться над толпой и самим собой, останется ремесленником, но не превратится в художника. Ведь почему так ценится ручная работа в рукоделии? Потому что каждый умелец привносит в изделие что-то своё, когда обрабатывает его своими руками, – он как бы наделяет его своей душой, вдыхает в него жизнь. И если мастер талантлив, вещь становится произведением искусства, потому что – уникальна. Ни один станок не способен создать уникального произведения. Всё, что пускается на поток, тут же подлежит размножению и теряет свою индивидуальность. А сегодня я с прискорбием наблюдаю в отечественной литературе (и прежде всего, увы, именно в поэзии!) эти поставленные на поток конкурсы, публикации в многочисленных журналах и газетёнках, штампующие новых пиитов с невероятной скоростью. Помните – у Пастернака:

…Цель творчества – самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.

Но надо жить без самозванства,
Так жить, чтобы в конце концов
Привлечь к себе любовь пространства,
Услышать будущего зов…

Увы, цель и публикаторов, и публикуемых зачастую совсем не самоотдача, а именно шумиха и успех – причём сегодня обязательно успех коммерческий, так как просто славы многим уже недостаточно. То, от чего предостерегал в своём поэтическом воззвании Пастернак, всё-таки произошло, как ни горько это осознавать.
Но не хочется заканчивать на совсем уж минорной ноте. Хочется верить, что эти информационные потоки постепенно займут свою неглубокую нишу, а истинное, новое, свежее слово вновь окажется в приоритете.
Как этого достичь? Во многом – это вопрос к литчиновникам. Как победить коррупцию, кумовство, взаимное опыление? Конечно, прежде всего талантливым и неравнодушным людям нужно самим становиться у руля, тогда и отбор в профессиональные Союзы будет точнее и жёстче, и конкурсы станут честнее, и институт критики, возможно, начнёт своё возрождение. Но ведь для этого надо, чтобы неталантливые подвинулись – а это ох как проблематично!
Повышать культуру, оглядываться чаще на то великое, что уже создано в нашей стране – а создано немало, нам есть чем гордиться! – и идти вперёд только своей колеёй, не пользуясь шаблонами, не довольствуясь имитациями и подделками.
И может быть, ещё всё получится. И молодёжь научится отличать живое, дышащее слово от мёртвого низкосортного вторсырья. Как же я мечтаю, чтобы новые поколения не питались суррогатом от литературы! Чтобы росли они духовно здоровыми, полноценными людьми с развитым художественным вкусом. Чтобы мы научились говорить решительное «нет» духовному фастфуду, отнимающему у нас наше право на глубину постижения мира и красоту во всех её проявлениях.

Валерия САЛТАНОВА

24–25 августа 2020
Ростов-на-Дону