Отложив все попечения, чада церковные устремляютсяПриближается время Великого поста, и Святая Церковь заблаговременно приуготовляет своих верных чад к этому духовному сорокадневному странствию. В течение пяти недель, предшествующих посту, богослужебные песнопения и воскресные евангельские чтения будут напоминать нам о предстоящем духовном подвиге, разъяснять его цель и значение, призывать подготовиться к весне духовной. Человеку, делающему первые шаги в Церкви, необходимо приложить некоторые усилия для того, чтобы заранее ознакомиться с содержанием и смыслом главных богослужений Святой Четыредесятницы. Ибо только вдумчивое проникновение в смысл богослужебного строя этих дней дает подлинное понимание истинного смысла и задач Великого поста.Великий канон покаянный Важнейшим событием первой постовой седмицы является Великий покаянный канон преподобного Андрея Критского, читаемый на великом повечерие первых четырех дней поста. Отложив все попечения, чада церковные устремляются в храмы, где с зажженными свечами внимают молитвенному плачу исключительной покаянной глубины и поэтической красоты. По силе духовного напряжения и высоте таинственных созерцаний эти богослужения могут сравниться с воспоминаниями спасительных Страстей Христовых во дни Великой седмицы. Так, канон преподобного Андрея становится отправной точкой нашего великопостного плавания, задает тон и определяет цель всему дальнейшему сорокадневному подвигу. Канон разделен на четыре части и, как уже было сказано, прочитывается за четыре вечера. Позднее, в 5-ю седмицу Великого поста, он будет читаться еще раз: все 250 тропарей на утрени четверга (так называемое Мариино стояние). Это гимнографическое произведение было написано в начале VIII века в несколько иной форме и называлось «великой стихирой Святоградца», «стихирой святоградской», или «стихирой Андрея Иерусалимлянина». Уже после кончины Критского святителя, в конце VIII века, канон был дополнен тропарями, обращенными к преподобной Марии Египетской и к самому автору канона — преподобному Андрею (†712), а имя святого Иерусалимлянина было внесено в церковные святцы. Но поистине, «великая стихира» эта велика не только своею пространностью, но главным образом — высотой богословской мысли, внутренним достоинством, глубиною покаянных чувств и силой их выражения. Синаксарь Триоди говорит, что этот канон «толико есть широкий и сладкогласный, яко и саму жесточайшую душу доволен умягчити и к бодрости благой воздвигнути, аще точию с сокрушенным сердцем и вниманием подобным поется». Уже в первом тропаре канона наружу вырывается рыдание о деяниях окаянного жития: здесь и вопль из глубины души, и видение бездны греховной, но и мольба об оставлении прегрешений: Откуду начну плакати С чего начну я оплакивать
Гряди, окаянная душе, с плотию твоею, Несчастная душа! Приди с плотию своею,
Ты еси Пастырь Добрый, взыщи мене агнца, Ты, Добрый Пастырь, отыщи меня — агнца, Исповедаюся Тебе, Спасе: Спаситель! Я пред Тобою исповедаюсь:
Кондак Великого канона, который поется после 6-й песни, потрясает душу отчаянным воплем, взывающим к пробуждению от тяжкого сна греховного. Однако вместо безысходности и мрака — последнее упование возлагается на Спасителя душ наших: Душе моя, душе моя, востани, что спиши?
В тропарях 7-й песни канона покаянный плач достигает наивысшего напряжения: сокрушение кающегося сердца переходит в рыдание, исповедь превращается в стон и мольбу о прощении. Надо отметить, что церковное чтение, как обычно, звучит монотонно, без экспрессии, без каких-либо эмоций. Однако поэтическая и духовная сила, заложенная в словах канона, проникает в глубину сердца человеческого, обнажает душевные раны и умягчает их целебным елеем милости. Слова преподобного пастыря возводят нас в благодать покаяния: сокрушенная душа, обличаемая своею совестью, в глубине смирения предстоит пред Господом, всецело ощущая свою духовную нищету. В заключительной песни канона изможденная плачем душа утверждается на пути покаяния: вопли и рыдания о грехах сменяются надеждой на милосердие и щедроты Божии, осознание духовной нищеты умиротворяет мятущуюся душу и возводит ее к умилению: Новаго привожду ти Писания указания, Дабы привести тебя, душа,
В кратком очерке нет возможности рассказать ни о богословских истинах, представленных в Великом каноне, ни о высоте его поэзии — эти темы требуют отдельного рассмотрения. Однако нельзя не упомянуть о тех библейских образах, которые в своем творении использует автор «святоградской стихиры». На протяжение всего канона перед нами разворачивается панорама Священной истории, начиная от сотворения первого человека. Древние события сменяются одно другим, чередуются библейские образы праведников и грешников — Адама и Евы, Ноя и Хама, Лота и его жены, Авраама и Сарры, Моисея и Иисуса Навина, Мелхиседека и Давида, Самсона и Саула, Лии и Рахили, Иова и Соломона. Вся история человечества предстает как история греха и раскаяния, покаяния и прощения. Мысленному взору преподобного Андрея открывается видение его личных грехов через грехи общечеловеческие. Падение и восстание, нечестие и святость, добродетели и пороки как бы в лицах предстают пред читателем посредством библейских образов: Вместо Евы чувственныя, Вместо чувственной Евы Достойно из Эдема изгнан бысть, Спаситель! Адам достойно Исповедаюся Тебе, Христе Царю: Христе Царю! Исповедаюсь пред Тобою;
В разбойники впадый аз есмь По моим помыслам я — человек, Священник мя предвидев мимо иде, Заметив меня, священник прошел мимо,
Удивительно живо и трогательно представляются персонажи древней истории на страницах Великого канона. Преподобный Андрей воспринимает библейских праведников и грешников не как далеких, легендарных героев, а как близких людей, состоящих с ним в духовном родстве, тонко чувствует их боли и радости, мысленным образом проникает в их души и сердца. Духовная история человечества — его взлеты и падения — оказывается, имеет теснейшую связь с личностью каждого из нас. Хочется закончить этот очерк словами замечательного русского богослова XX века протопресвитера Александра Шмемана: «Для того, чтобы по-настоящему услышать Великий канон, требуется, конечно, знание Библии и способность усваивать значение библейских образов. Если в наши дни столь многие находят его скучным и не относящимся к нашей жизни, это происходит оттого, что вера их не питается из источника Священного Писания, которое для отцов Церкви было именно источником их веры. Мы должны вновь научиться воспринимать мир таким, каким он открывается нам в Библии, научиться жить в этом библейском мире; и нет лучшего способа научиться этому, как именно через церковное богослужение, которое не только передает нам библейское учение, но и открывает нам библейский образ жизни». Монахиня Иулиания (Самсонова) |
