Робер Деснос

Валерий Пивоваров 2: литературный дневник

День рождение этого поэта, по одним источникам 4, по другим – 6 июля. Но так ли важна дата, когда открываешь такого поэта, как Робер Деснос.



Последнее стихотворение


Я столько мечтал о тебе,
Столько шёл, говорил,
Так любил твою тень,
Что мне от тебя ничего не осталось.
Только стать тенью среди теней,
Стать в стократ больше тенью, чем тень,
Стать тенью, мелькающей вновь, и мелькать
в твой солнечный день.


Робер Деснос менее известен русскому читателю, чем такие его старшие современники, как Арагон и Элюар, вместе с которыми он творил французскую поэзию XX века. И не только французскую. В творческой лаборатории поэта можно найти аналоги поэтических экспериментов Хлебникова и Маяковского:
Ты пшикаешь, я в осиденье путей омогильном.
Иду по ступени, только ступени библеотекать...
память сардинится... я зеркалею.


Родился Деснос в 1900 г. близ площади Бастилии, и улицы Парижа стали частью его поэтической биографии. Интеллектуальная же атмосфера периода между двумя войнами, противоречиво сочетавшая веру в прогресс и справедливость с ниспровержением традиций и эпатажем обывателя, наметила основные ее этапы. Этапы противоречивые, под стать эпохе: от почти медиумических сеансов “автоматического письма” в начале 20-х годов и вызвавшей судебное преследование книги “Любовь и свобода” (1927), до памфлетных выпадов в 1930 г. против “папы сюрреализма” — Андре Бретона, до увлечения радиожурналистикой и провозглашения “эстетики понимания”.


Но я не был понят


В каких цветочках твой нектар?
Любовь, намордник или цепь,
Ты спутала мне время дня,
А ночи стали как тигрицы.
Морской прилив омыл дома,
Они теперь поголубели.
На гребнях гор в морщинах память;
Она по склонам оползает,
Слепит оранжевым сияньем.
И Божье имя плахой медной
Прибито у небесных врат,
Но вытри руки для молитвы.


“Я думаю сегодня, — писал Деснос в 1942 г., — что Искусство (или, если угодно, Магия), позволяющее поэту соотнести вдохновение, речь и воображение, предоставляет писателю наивысшую сферу деятельности”.


Стихи таинственной


Я так мечтал о тебе
что ты потеряла реальность
Есть ли время ещё прикоснуться к этому тёплому телу
целовать на губах появление
слов что так дороги мне
Я так мечтал о тебе
что руки мои твою тень обнимая привычно
чтоб скреститься опять на груди может быть не
сумеют возможно к очертаниям тела пристать
И при появлении той во плоти что желанна
и мной овладела на годы и годы
Тенью стану я вдруг несомненно
О равновесие чувств!
Я столько мечтал о тебе что времени нет несомненно
проснуться. Стоя дремлю я тело подставив всем
проявленьям любви и всей жизни, но только
тебя единственной столь нужной мне сегодня
коснутся не сумею ни лба ни губ твоих
как первой мечты и впервые навстречу протянутых губ
Я так мечтал о тебе
столько шёл говорил с твоим призраком спал что мне ничего
не осталось быть может, и всё же лишь быть бы
призраком среди призраков и легчайшею тенью
теней что мелькают и будут незримо мелькать
на солнечном циферблате жизни твоей


Укладывающуюся в период чуть более четверти века деятельность Десноса завершают участие во французском Сопротивлении, работа в подпольных изданиях, поэтические выступления в концлагере Компень.
Предупрежденный друзьями о предстоящем аресте, Деснос не стал скрываться, опасаясь за судьбу своей жены Юки. 22 февраля 1944 г. к нему является гестапо, его помещают в тюрьму Френ, а 20 марта отправляют в Компень. Юки предприняла всё, чтобы имя Десноса исключили из списков депортируемых в Германию. Но вмешивается некий писатель-вишист Алэн Ламбро, и инертность бюрократической машины, почти уже застопоренной, не срабатывает к лучшему. 27 апреля Десноса отправляют через Аушвиц в Бухенвальд.


* * *


В дверь постучи
Не отвечают
В дверь постучи
Не открывают
Вышиби дверь
И крови не порть
Выбита дверь
Осталось войти
Вот ты и дома
Любви, жизни, боли
Та же цена.
На краю света
Эти жерла вдоль улицы чёрной, в конце которой вода
Реки ударяет в обрыв.
Окурок, выброшенный в окно, как звезда.
Эти жерла опять вдоль улицы чёрной.
А-а! Ваши жерла!
Давящая ночь, удушливая ночь.
Нарастает крик, он вот-вот подомнёт нас, но
Выдыхается тотчас, почти нас задев.
Где-то в мире, у подножья бруствера,
Дезертир пытается уломать часовых, не
Понимающих его язык.


Переводы с французского Николая Сухачева


Материал:
“Художественная литература”, 1970



Другие статьи в литературном дневнике: